Прими как есть. Я рядом

— Всё наладится, Стас. — Тихонько шепнула, не отрывая завороженный взгляд от точки их соприкосновения. — Всё всегда налаживается.

— Я знаю, — хрипло. — Понять бы, куда двигаться…

— Оставь как есть. Тебе ли не знать, что жизнь умеет наказывать? Главное — терпение?

Терпение. Качество, присущее не всем. Качество, демонстрирующее как силу, так слабость человека.

— Ты думаешь? — глядя перед собой на проезжающие мимо автомобили.

— Ты не спрашивал моего совета, — она пожала плечами, — так что, это просто мысли вслух.

И внутри вдруг стало так тепло. Дрожь унялась, а мурашки, блуждающие по обнажённым рукам, сгладились. Его руки, всё ещё сминающие пальцы на её ногах, больше не казались чем-то, что приносило дискомфорт. Это походило на разогретый солнцем песок. Он просачивался сквозь пальцы, принося покой.

— Жалеешь меня? — Повернув голову, он посмотрел на рыжую уставшим взглядом.

— Похоже, что жалею?

— Не очень. — Тень улыбки промелькнула на его исхудавшем лице. Стас издал глубокий дрожащий вздох, и по его телу пробежал лёгкий трепет.

— Значит… не думай об этом.

Глава 39

С тревогой в глазах, Стас взглянул на Кристину. В голове промелькнула мысль, что эта девушка слишком хороша для него. Слишком добра, слишком наивна. Слишком…щедра. Конечно же, он не заслуживал её. Это не стало для него открытием. Это было понятно с самого начала. Но он, черт возьми, всё ещё лелеял надежду. Умывался ею, словно ключевой водой, надеясь на какое-то чудо. Надеясь на исцеление. На то, что эта девчонка снизойдёт до него.

— Предлагаешь простить его? — вздохнув, Холодный крепче сжал ладони на её пальцах, — Я не настолько милосерден.

Мне до тебя далеко, Тина.

— Никто не говорил о прощении, Стас, — мягкая улыбка тронула её губы, — это совсем другое.

— Я понял, — кивнув, он мельком взглянул на наручные часы. — Ты согрелась?

— Я и не замерзала, — торопливо ответила. Раньше, чем успела подумать. И, почувствовав, как его пальцы застыли, прекращая массировать стопы, залилась теплым румянцем. — То есть… у меня больше плечи замёрзли, чем ноги.

— Плечи? — он перевёл своё внимание на гладкую кожу её рук, которая от света уличного фонаря сейчас отливала горячим янтарём. — Чёрт, — усмехнулся, — я могу предложить тебе рубашку, но сомневаюсь, что ты её примешь.

— Не надо, — она улыбалась. Мягко. По-доброму. Так, что ему хотелось схватить её руку, и прижаться щекой к прохладной ладошке. Закрыть глаза и… тереться как кот. — Сомневаюсь, что под рубашкой у тебя есть ещё одна рубашка.

— Нету, — невозмутимо ответил. Тёмные брови вразлёт приподнялись, будто выжидая её реакции. Но, не заметив в выражении её лица никаких изменений, сардонически улыбнулся. — Я должен отпустить тебя домой. Но не могу. Язык не поворачивается.

— Да, — замешкавшись, Кристина зашевелила ногами. И, поняв, что он не собирается её держать, опустила их на остывший асфальт. — Мне и действительно пора.

Застегнула босоножки и, поднявшись, подхватила сумочку, в которой резко заиграла знакомая мелодия. Достав телефон, прочла имя своей подруги и соседки в одном лице, и ответила на звонок.

— Да, Тань?

— Ты уже дома?

— Да. Почти. Я во дворе. Села подышать воздухом…

— О… это хорошо. Вечером дышится легче.

— Да. — Заметив, что Стас собирается вставать вслед за ней, Кристина отошла на пару шагов. И с интересом наблюдала за тем, как он поднимается. Медленно и осторожно, опираясь на ходунки, поравнялся с ней и улыбнулся.

— Алё? Крис? Чего молчишь? Ты слышишь меня?

— А, — отвернулась, стараясь не отвлекаться на Стаса. — Прости. Отвлеклась. Что? Что ты говоришь?

— Говорю, что у меня руки трясутся! Его мама, кажется, меня не одобряет…

— Да брось, — возразила с мягким упрёком, — ты просто переволновалась. Наверняка накрутила себя…

— Не знаю. Но у меня спина липким потом покрылась. Будто я на экзамен пришла, честное слово!

— Тебе нужно успокоиться, Тань, — Кристина считала маловероятным такой исход знакомства с родителями. Не в Танином случае. Она слишком мила и обаятельна, чтобы не понравиться его маме. — Приезжай домой. Всё расскажешь…

— Я поэтому и звоню. Сказать, что сегодня ночую у Никиты. Будет вс. ночь меня успокаивать. — Ответила тоном, не оставляющим никаких сомнений в том, каким именно образом он будет её успокаивать.

— Я поняла, — спрятав улыбку, она полностью отвернулась от Холодного. Но всё же спиной ощущала на себе его взгляд. Это ни с чем не перепутаешь. — Хорошо.

— В общем, теперь ты в курсе. Так что, не волнуйся! Буду завтра к обеду!

— Хорошо, Тань.

— Всё. Завтра тогда по возвращении расскажу все подробности!

— Ладно. Спокойной носи вам…

— А! И ещё! Крис? Ты тут?

— А где мне ещё быть?

— Спросить хотела… — слегка прерывающимся голосом. — Холодного видела?

— А что? — повернула голову и покосилась на Стаса, который безмятежно наблюдал за покачивающимися кронами деревьев во дворе.

— Ну… Никита сказал, что Стас попросил его подкинуть до нашего дома…

— Да. Видела его. — Согласилась, неожиданно раздражаясь. Кажется, Никита переживает за них больше, чем остальные.

— Или… он рядом сейчас?

— Да. — Коротко ответила, не вдаваясь в подробности.

— И? Всё нормально? Я могу приехать, если надо?

— Всё нормально. Я уже иду домой.

— Его не пускай.

— Не собиралась, — улыбнулась, опуская голову и позволяя волосам закрыть лицо.

— Ну и умница. Тогда… Крис? Позвони мне, как будешь дома. Хорошо?

— Хорошо, Тань.

— Всё. Тогда жду звонка! Обнимаю!

Не дожидаясь ответа, Таня сбросила вызов.

— Она знает. — От его голоса за спиной, Кристина вздрогнула. Повернулась, встречая твёрдый взгляд Холодного. Он был так близко. — Да?

— Что? — нервно заправила за ухо волосы. — Не поняла. Кто? Что знает?

— Я про твою подругу. Таня. Она знает. Так ведь?

Не сказать, что он был удивлён. Он догадывался о том, что Кристина разделила свою боль с подругой. Он почти мгновенно считал это в глазах Татьяны. Резкую перемену в поведении блондинки нельзя было не заметить.

— Хочешь поговорить об этом? — внезапно её взгляд снова стал враждебным.

— Не то, чтобы…

— Вот и не надо.

Она поправила платье на груди. И, взглянув на Стаса ещё раз, попыталась сосредоточиться на его глазах. В окончательно загустевших сумерках они казались ей настолько тёмными, что в них можно было потеряться.