Принадлежать им

Но сегодня — как-то прямо основательно.

Меня берут одновременно, и это хорошо до такой степени, что сознание от наслаждения уносит прочь волной кайфа.

Я, наверно, кончаю… И, наверно, даже не раз.

Просто все происходящее, от того момента, когда мы остались тут наедине — просто бесконечный поток удовольствия. Меня трясет, выгибает, ноги сводит сладкой судорогой, и телом своим я управлять категорически не способна. И потому даже не соображаю, когда меняются братья, когда он меня берут уже по-другому, ставя на колени между собой. Просто ощущения становятся горячее, чувственнее, словно мы втроем танцуем какой-то сложный ритмичный танец, где женщина, одна на двоих, меняет партнеров, успевая уделять внимание им обоим. А они, ослепленные эмоциями и чувством соперничества, пытаются бороться за нее, вытягивают из рук друг у друга, отыскивая все новые и новые способы доказать ей: я лучший! Именно я! Он — хорош, но я — круче!

Но им простительно. Они — мужчины. У них соперничество в крови. Они играют в это со мной и не понимают, что для меня выбора нет.

Они вдвоем — мой выбор.

Наверно, лишь теперь это осознается особенно четко.

Я никогда в жизни не соглашусь быть с кем-то из них, с одним. Ни за что не смогу оставаться в постели с одним Жнецом без того, чтоб постоянно не выискивать взглядом второго, желая отразить огонь в его глазах, словить вот это выражение мрачного, острого блаженства, которое мы делим на троих.

Я никогда не думала, что так бывает. Не думала, что так будет со мной.

Но теперь…

Теперь — принимаю.

Потому что жизнь без них… Это не жизнь, на самом деле.

Лишь сейчас осознание — отчетливей некуда.

Мы не сексом занимаемся в эту минуту, мы новый договор заключаем. И скрепляем его. Собой.

— Конфетка… — хрипит Черный, усадив меня на себя и мягко наглаживая по животу и груди. Его руки настолько большие, что ладони без труда захватывают и то, и другое одновременно, — пиздец, мы дураки… Чего ждали?

Он не во мне сейчас, первый раунд прошел, мы насытились друг другом, хотя бы ненадолго. Просто отпускать не хочет.

Как принес из душа, так и повалился на диван, сначала меня под бок утянув, а затем и сверху посадив.

Я не против.

Мне это кажется красивым очень.

Серый, сделав нам всем попить, сейчас устроился неподалеку, найдя себе место с таким расчетом, чтоб видеть меня на фоне панорамного окна.

Он — эстет. Любит смотреть. Любит красивые фоны и виды.

И я мягко прогибаюсь, сидя на его брате, зная, что сейчас на меня смотрят две пары глаз, и смотрят с невероятным восторгом.

Боже…

Если бы на каждую женщину смотрели так ее мужчины, или ее мужчина, именно с таким вот выражением, то в мире не было бы некрасивых, недовольных собой!

Потому что невозможно не поверить в то, что ты — само совершенство, когда так смотрят. Когда так гладят, трогают. Любят.

Невозможно.

И я верю тоже.

Они смотрят, негласно транслируя свое отношение ко мне, и я верю. Перерождаюсь, как Афродита, из обычной морской пены — в богиню.

Смешно…

Я — невозможный прагматик, человек, не верящий ни в какие внушения, со смехом относящаяся к темам про женщину-богиню в каждой и прочий бред, именно сейчас эти мысли кручу в голове!

Неосознанно, конечно, но я привыкла все анализировать, искать причины всего, как плохого, так и хорошего.

Оказывается, для того, чтоб женщина осознала себя богиней, рядом просто должен быть правильный мужчина. Или мужчины. Тут уж кому как больше нравится и хочется.

— Не знаю… Чего вы ждали? — у меня даже голос меняется, как кошечка мурлыкаю…

— Хер его знает, — честно отвечает Черный, — наверно, смелости набирались…

— За себя говори, — ровно кидает Серый, — я просто наблюдал. Собирал данные.

— И много насобирал, собиратель? — скалится Черный, а затем снова поворачивается ко мне, — покачайся еще так, конфетка… Охеренно… Самая красивая конфетка на свете. Самая вкусная… Никуда больше не уйдешь от нас. Чего хочешь? Хату эту хочешь?

— Не особо… — я ловлю раскрытой ладонью пальцы Черного, переплетаю со своими, словно мы реально танцуем, — я тут просто… Так… Хотелось посмотреть на большой город… Ну, и Ромашке тут нравится.

— А потом что хочешь? Дом хочешь? У нас есть дом. В Сочи. Хочешь? И братишке твоему там нормас будет. Или, если захочет, тут есть элитные школы… В любую пойдет.

— Не знаю, — честно признаюсь я, — спрошу у него. А вообще… Дом — это хорошо. Детям в доме будет свободней.

После этих слов наступает настолько оглушительная тишина, что мне кажется, я слышу, как через звуконепроницаемые стекла окон все же проникают шумы улицы.

— Чего сказала, конфетка? — первым отмирает для разговора Черный. Он не отпускает мои пальцы, а вторая его ладонь, до этого привольно гладящая тяжелые полукружья груди снизу, медленно переползает на живот. И накрывает его, огромная, горячая, полностью.

Я кошусь на Серого, скорее всего, врубившегося куда шустрее брата, но, по своей привычке не выдающего никаких лишних эмоций. Хотя…

Глаза у него прямо страшные сейчас. Острые, колкие, как у готовящегося к прыжку гепарда.

Он все понял. И теперь просто ловит мои эмоции. Ждет окончательного подтверждения. Перед тем, как стартануть и захватить цель.

— Все сказала, — вздыхаю я, — хотела до всего этого… Но… Как-то не получилось. А теперь вот… Сказала…

— Ох… уеть… — в два приема выдает Черный.

— Срок? — коротко роняет Серый.

— Чуть больше месяца, — говорю я.

— Это, получается… Получается… — пытается высчитать Черный. И физиономия его, обычно мрачная и жесткая, сейчас мило растерянная.

— Получается, практически сразу, — тут же помогает ему Серый, — чуть ли не в первый день. Так?

— Так, получается… — соглашаюсь я.

— А… А… Блять… — Черный садится, придерживая меня, чтоб не вздумала соскользнуть с него, и вообще, как-то его объятия становятся более жесткими. Собственническими. — У меня чего-то… Блять… А нам когда планировала сказать???

— Никогда, — снова приходит ему на помощь Серый, не сводя с меня острого взгляда, теперь наливающегося яростью, — да?

Я только плечами пожимаю. Наверно, да. Не думала как-то…

— Просто вы меня… Отпустили… — неловко пытаюсь я объяснить свою позицию, и Черный не выдерживает.

— Отпустили? Мы? Ты… Ты… Так.

Он встает с дивана, по-прежнему держа меня на руках, и отдает брату, словно игрушку любимую, но конкретно сейчас бесячую.

— Держи ее, я чего-то разнервничался… Выпить надо. Срочно надо выпить.