Принцесса по приказу
Шрифт:
Внутри тоже было непереносимо жарко, но, во всяком случае, крыша защищала нас от солнца. Наши сопровождающие все вместе взобрались на скамью кучера, щелкнул хлыст, и карета покатилась по потрескавшейся дороге, поднимая столбы пыли.
Уже на пятой минуте я проклинала и свою любовь к авантюрам, и графа, обманом заманившего меня сюда, и саму дорогу, по которой мы ехали. Карета действительно оказалась ящиком на колесах, и я всем телом ощущала каждый ухаб. Почти в отчаянии я посмотрела на Далию, которая сидела напротив меня совершенно расслаблено, устыдилась и попыталась последовать ее примеру.
Я
На неудобных подушках тело затекло, вдобавок голова просто раскалывалась от запаха лаванды. Далии в карете не было. Зато был прекрасно слышен ее пронзительный голос. Судя по всему, она отчитывала Боневенунто. Я с трудом поднялась и вышла из кареты.
Они стояли друг напротив друга, служанка – по обычаю, уперев руки в бока, художник – слегка затравленно оглядываясь в сторону своих приятелей, словно надеясь на помощь, но те предпочли сделать вид, что очень заняты лошадьми.
– Что здесь происходит? – негромко спросила я. Далия повернулась ко мне:
– Мадонна! Вы проснулись! Представляете, этот остолоп, - она кивнула в сторону Боневенунто, - предлагает нам заночевать в клирахе!
– Предпочитаешь ночевку под открытым небом? – устало огрызнулся он, - Постоялый двор занят. Буквально за час до нас туда приехал знатный господин из Наполио и занял все комнаты.
– Так перекупи их!
– Не могу.
– Почему же? – не поняла женщина.
– Потому что это сорвет легенду, - негромко пояснила я. – Бедная госпожа не может перекупить дом, не так ли?
– Мадонна! Все в точку! – обрадовался Боно, - вот сразу видно, что у вас нет недостатка в мужчинах!
– Это еще с чего? – насторожилась я. Далия фыркнула и отошла в сторону. Боневенунто проводил ее озорным взглядом:
– Мужчины любят умных и красивых женщин!
– Только женятся на дурах. – пробурчала я, - Если на постоялом дворе мест нет, то нам придется ехать до следующего?
– Боюсь, мадонна, это очень далеко, это – старый тракт, - заметил художник, - Мы специально поехали им, чтобы привлекать меньше внимания.
– Тогда остается лишь ночевать под открытым небом?
– Ну… - протянул он, - Здесь неподалеку есть клирах…мы можем попросить пастырей о ночлеге, они не имеют право отказать нам.
– Пастыри?
– я задумалась. С одной стороны, мне не хотелось привлекать к себе внимание, памятуя о последствиях удара магической молнией в спальню на вилле графа. С другой – ночевать под открытым небом я не любила. К тому же вспомнилась старая истина. Что прятаться лучше всего там, где тебя не будут искать, да и кто заподозрит бедную женщину, путешествующую в окружении нескольких слуг. Я огляделась по сторонам. И Далия, и Боно с тезками ангелов-хранителей моего города стояли и выжидающе смотрели на меня.
– Поехали в клирах, - сдалась я. Путь не занял много времени, и вскоре мы стояли у мрачных стен, в темноте казавшихся почти зловещими. Боно слез с облучка и громко постучал в ворота специально прикрепленным молоточком. С третьего удара смотровое окошко распахнулось. После достаточно эмоционального разговора, где сторож утверждал, что все беды от женщин, а художник не менее горячо настаивал, что это не повод оставлять
мадонну ночевать под открытым небом, ворота распахнулись, и мы въехали во двор.В дрожащем свете гль’ойнов я видела, что двор покрыт булыжниками, а вокруг высятся крепостные стены. Несколько мужчин в длинных одеяниях на манер римских тог стояли неподалеку и с явным недовольством смотрели на нас.
– Это клирах святого Базилика, - прошептала мне в ухо служанка, - мужчины здесь не любят женщин, ибо считают, что мы – самый большой грех, который допустил на земле наш Создатель. Поэтому они носят белые одежды, блюдут целомудрие и постоянно повторяют хвалебные речи своему святому, открывшему глаза на греховную сущность женщин.
Мужчины действительно что-то постоянно шептали. Боневенунто, распорядившись насчет отдыха лошадям, подошел к нам:
– Мы с ребятами заночуем у святош в зале для паломников, а вам придется пройти в гостевой дом, где вас закроют до утра. Только на этом условии они согласились пустить нас.
– Что значит - закроют? – напряглась я.
– Таков обычай, - художник пожал плечами. Я сердито посмотрела на него:
– Неужели ты не можешь вспомнить какой-нибудь закон?
– Вспомнить-то могу, но пастыри подчиняются лишь Истинному Пастырю, чей престол находится в Лаччио, так что мы лишь попросту сотрясаем воздух…
Я с досадой поморщилась. Признаюсь, что с художником и его людьми мне было бы спокойнее.
– К сожалению, лошади устали, да и на дороге уже ничего не видно, - вздохнул Боневенунто. Его тоже не радовала перспектива такой ночевки.
– Вы готовы? – раздался за спиной слишком приятный вкрадчивый голос. Я нерешительно посмотрела на своих сопровождающих, затем на этих мужчин в белых одеяниях. Их взгляды мне не понравились.
– Мы идем, пастырь, - откликнулась Далия.
– Сейчас, - мгновенно приняв решение, я потянула Боневенунто за рукав, - Дай мне свою шпагу!
– Что? – он слегка опешил.
– Шпагу, живо! – я сделала вид, что расправляю юбки, загородив собой художника, он отстегнул ножны и протянул их мне, я схватила их и постаралась как можно быстрее спрятать клинок в складках ткани. Благо в темноте он был не слишком заметен. Сердце тревожно колотилось, когда я подошла к мужчинам и улыбнулась:
– Простите, пастырь, мне нужно было убедится, что слуги выполнят мои распоряжения.
– В этом нет нужды, мужчина всегда поступит разумнее, чем скажет женщина…
– Особенно если она ему пять раз это напомнит! – не удержалась я. Далия прикусила губу, скрывая улыбку, головорезы, сопровождавшие нас, расхохотались.
– Пастырь, простите наших спутников, они лишь грубые воины, - служанка попыталась сгладить впечатление, но не думаю, что ей это удалось. Недовольно посматривая на нас, один из мужчин в белых одеяниях проводил меня и Далию вглубь двора.
Пройдя под аркой, мы вышли в сад. В свете единственного гль’ойна мы едва различали тропинку, которая привела нас к небольшому домику, стоявшему в окружении каких-то ароматных кустов: не то жимолости, не то жасмина. Место было очень глухим и тихим. От этого тревога, снедавшая меня, лишь усилилась, и я крепче сжала шпагу, чуть вытащив ее из ножен.