Принуждение к миру

Хан обыскал трупы, развёл руками.

– Никаких документов, ничего.

– Сходите в их лагерь, поищите там. Трупы закопать, там же, в лагере, ничего не трогать, следы не оставлять.

– Винтовки возьмём?

– Нет.

– Понял.

Нос, Хохол, Доктор и Хан унесли умерших киллеров.

Тарасов обошёл лагерь, прислушиваясь к тишине леса, потом достал свой айфон, набрал номер.

Белогор ответил тотчас же, словно ждал звонка:

– Слушаю, Владислав Захарович.

Тарасов коротко обрисовал ситуацию.

Князь помолчал.

– Ещё раз просканируйте Опухоль, очень тщательно, скрупулёзно, каждый сантиметр водяной горы. Вдруг «белая кость» где-то там плавает. Завтра утром за вами прилетит вертушка.

– Мы можем подежурить здесь ещё неделю.

– Не имеет смысла. Вы засветились, команда Манделя не нашла здесь то, что искала, и больше он сюда никого не пошлёт.

– Мы не виноваты.

– Возвращайся, полковник, для вас найдутся другие дела.

Связь прекратилась.

Тарасов выключил телефон, поиграл желваками, взял бинокль, карабин и направился к Опухоли.

Князь чего-то недоговаривал, но Владислав привык подчиняться распоряжениям старших – по званию или положению и не стал допытываться у пресветлого, почему их команду возвращают так быстро.

Бойцы вернулись через полчаса.

– Похоронили, – сказал Хохол.

– Берите бинокли и не спускайте глаз с Опухоли.

– Чего они к нам лезут? – угрюмо поинтересовался Доктор. – Эстонцы, татары… Мандель этот. Жили бы дома и жили. Мёдом, что ли, наша земля намазана?

– Какая разница, какой они национальности, – буркнул Хохол. – Думаешь, кацапов среди них нет? Закодировать сейчас можно любого, тем более что любителей лёгкой наживы пруд пруди.

– Философ, – скривил губы Доктор.

– А что, не так? У Хана спроси, он тоже не русский.

– Я русский, – меланхолично отозвался снайпер.

Хохол вытаращил глаза.

– Ты же татарин.

– Татарин, но по мировоззрению русский. Это наша земля, и я хочу её защищать. Если вы учили историю, то должны знать, что только Россия никогда не навязывала свои взгляды, традиции и привычки, позволяя развиваться самобытным культурам, не пыталась задавить и заставить следовать в кильватере собственной национальной идеи.

– Понял? – Доктор поднял палец.

– А? – сказал Хохол растерянно.

Нос и Доктор засмеялись.

– Работаем, – недовольно сказал Тарасов, и вдруг его прошиб ледяной озноб.

Мгновение он стоял, оглушённый новым состоянием, которое характеризовалось двумя словами: «ветер смерти». Потом скомандовал:

– Ноги! Бегом!

Они помчались вниз, не разбирая дороги, прыгая с камня на камень, не спрашивая ни о чём и не оборачиваясь. А когда нырнули в лес, с неба на Опухоль упала металлическая капля и взорвалась!

Река Печенга Буй-тур

Лагерь решили разбить на пологом подъёме берега, с северной стороны от Опухоли и в полукилометре от палаток неизвестных туристов, установленных по другую сторону водяной горы.

– Там была охотничья сторожка, – сказал Анурий Фокич, когда отряд высадился. – Могли бы и не ставить палатки.

– Пока остановимся здесь, – решил Строев. – Потом посмотрим, что там за туристы, и переберёмся.

– Было бы время, я показал бы вам местные достопримечательности. В Печенге были?

– Нет, не доводилось.

– А в Раякоски? Там красивые церковки стоят. Да и на Луоявре тоже есть что посмотреть, красивое озеро, птицы много.

– В другой раз, отец, – сказал Буй-Тур.

– Да другого раза может и не быть, – огладил бороду старик.

Буй-Тур чувствовал на себе его взгляды, и ему было неуютно, как под рентгеновским аппаратом. Хотя виноватым себя он не ощущал, перейдя границу, за которой было уже невозможно отказаться от сердечных мук и притязаний. Аглая становилась для него всё дороже и ближе, и для неё он готов был на любой подвиг.

– Пойду, познакомлюсь с соседями, – сказал он Строеву, когда отряд расположился на местности и готов был приступить к изучению Опухоли. – Не расслабляйтесь, мало ли кто тут хозяйничает.

– Вопросы безопасности в твоём ведении, – отрезал полковник, – ты и занимайся ими. У нас свои задачи.

Группа вооружилась биноклями и датчиками, побрела к водяному волдырю через каменистую осыпь.

– Я тоже хочу посмотреть, – дёрнула Аглая деда за рукав.

– Вместе пойдём, – согласился он.

– А ты? – обернулась девушка.

– Я ещё успею, – ответил Буй-Тур, прикидывая, брать с собой оружие или не брать.

– Не беспокойся за палатки, – понял его по-своему Анурий Фокич, – ничего с ним не случится. Я на всякий случай накинул на это место закло недоступа.

– Что?

Гамаюн усмешливо сверкнул глазом.

– Заклинание такое, – пояснила Аглая. – Никто не подойдёт, ни зверь, ни человек. Идём с нами, всё равно те зелёные палатки стоят по ту сторону Опухоли, тебе мимо идти.

– Пожалуй, – согласился Гордей, озадаченный откровениями старика. Ему говорили, что проводник далеко не прост, однако по всему выходило, что старший Гамаюн, знающий заклинание (закло, м-да) недоступа, не просто заботник местной Общины, он – волхв!

Группа двинулась к водяному пузырю, устроившемуся в узкой расселине, которая зигзагом спускалась к реке, точнее, к длинной неширокой бухточке Долгая Щель.

Берег бухты в этом месте был обрывист и каменист, а Опухоль выдавилась из раскола берегового утёса, поэтому увидеть её со стороны было не просто. Но поскольку неизвестные любители природы остановились точно в этом месте, это наводило на мысль, что они хорошо знали его координаты.

Подошли к обрыву, остановились, разглядывая прозрачный водяной пузырь, форма которого действительно напоминала каплю воды, увеличенную в десять тысяч раз, съехавшую набекрень с гористого уклона.

Пинский, возбуждённый до крайности, начал фотографировать удивительный объект, его сослуживцы также приступили к работе, не желая терять времени. Они тоже были заинтересованы, но не показывали вида. Капитан Няндома вообще никогда не проявлял своих чувств, оставаясь равнодушно-спокойным в любой ситуации, а полковник Строев слишком долго занимался изучением археологических артефактов, чтобы относиться к ним с мальчишеским восторгом.