Принуждение к миру

Аглая увязалась за ним, попросила бинокль. Было видно, что девушка ошеломлена открытием не меньше лейтенанта Пинского.

– Знаешь, что это такое? – кивнул на Опухоль Анурий Фокич.

Буй-Тур помедлил, находясь в необычном для него состоянии стеснения, относящегося не столько к природному феномену, сколько к своему положению.

– Знаю.

– Ключа здесь нет.

Буй-Тур пристально посмотрел на старика.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, – ответил Гамаюн тем же тоном, каким только что отвечал он сам.

– Бывали здесь? – догадался Гордей.

– Как только вылез Айске-Тиермес.

– Кто?

– Так саамы-лопари называют страшного бога-громовника, за которым стоят разрушительные явления природы.

– Значит, мы опоздали?

Гамаюн понял, глянул на каменный гребень за Опухолью, за которым прятались палатки туристов.

– Вчера ещё их не было.

– Вы… уверены?

– Сынок, коли я говорю – не было, значит, не было. Мы тут прошустрили первыми, как только узнали про Опухоль, и закрыли этот район непроглядом. Но, видать, нехорошие люди за границей прознали про нашу находку и послали своих варнаков проверить.

– В таком случае, если они ещё здесь…

– То ищут известный нам предмет.

– Пусть ищут, это хорошо.

– В связи с чем у меня вопрос: коли они задумают лихое дело…

Буй-Тур улыбнулся.

– Пусть попробуют.

Гамаюн смерил его оценивающим взглядом.

– Прости, сынок, не сразу сообразил. Ты из обережников, витязь?

– Ц-с-с! – Гордей прижал палец к губам. – Об этом никто не должен знать. Хотя я только посвещён в бративои, ещё не витязь. Встречный вопрос, отец: Опухоли, насколько мне известно, вылезают из сохранившихся старых тоннелей, значит, здесь находится один из таких подземных ходов?

– Верно.

– И по нему можно добраться аж до полюса? То есть до затонувшей Гипербореи?

– Зачем тебе это? Я имею в виду – добираться до Матери нашей?

– Почему же, интересно… хотелось бы увидеть.

– Что?

Буй-Тур смущённо рассмеялся.

– Да я и сам не знаю что. Столько читал о прародине нашей, столько слышал, а почти ничего не видел.

– Вон, посмотри.

Гордей проследил за взглядом старика и увидел на гребне, как раз напротив Опухоли, пирамиду из камней.

– Ух, ты! Как кто глаза отвёл. Неужто сейд?

– Ему поболе двух тысяч лет будет, саамы отметили вход в пещеру, откуда начинается ход в тоннели. Ходы эти берегут чахкли, подземные жители.

– Легенда?

– С одной стороны, легенда, с другой – сущая правда, хотя жители эти всего лишь полевые фантомы, как нынче выражается учёная братия. Все следы деятельности предков наших были сокрыты теми, кто желал возродить былое могущество постлемурийской цивилизации.

– Жрецами?

– Жрецы были разные, и светлые, и тёмные.

– Но выжили только тёмные, нет?

Гамаюн хмыкнул.

– Может, и светлых доведётся узреть. Нынешние жрецы не те, что были прежде. Им нужна власть. Мы ещё поговорим с тобой на эту тему.

– А почему древние цивилизации погибли? Я имею в виду те, что были до Гипербореи?

– Уровень полученных в древности знаний превышал нравственный и этический уровень их носителей. Вот природа их и «сбросила» в небытие.

Подбежала раскрасневшаяся Аглая.

– Что стоите как истуканы? Неужели не интересно? Чудесная капля! В ней есть какое-то дыхание, и ещё она что-то скрывает, манит, так и хочется туда проникнуть.

Мужчины переглянулись.

– Манит она не только нас, к сожалению, – проворчал Буй-Тур. – Любуйтесь пока, а я пойду побеседую с туристами, или кто они там есть.

– Можно, я пойду с тобой?

Гордей нерешительно посмотрел на Анурия Фокича. Тот усмехнулся.

– Не помешает, Гордей Миронович?

– Чего хочет женщина, того хочет бог, – ответил Буй-Тур поговоркой.

Аглая рассмеялась.

– Ой, спасибочки, защитил. Истина не всегда глаголет устами младенца, изредка мужчины тоже способны её изрекать.

– Во как, – снова улыбнулся Гамаюн. – Внучка у меня востра на язык, намаешься с ней. Не больно-то она привечает мужчин.

– Не всех, – прыснула Аглая. – Идём, Гордей?

Буй-Тур развёл руками, направился к Опухоли. Девушка засеменила рядом, подлаживаясь под его шаг, легко перепархивая с камня на камень. Анурий Фокич остался стоять, глядя им вслед.

– Не боишься деда? – спросил Буй-Тур, когда они миновали край расселины, над которой возвышалась вершина водяной капли.

– Почему я должна его бояться? – удивилась Аглая. – Он очень хороший и всё понимает.

– Ну, подумает чего…

– Чего?

– Не знаю… ты ему родная кровинка, а я – чужой человек.

– Вот уж ерунда какая, – рассердилась Аглая. – Ты же ничего плохого не задумал?

– Задумал.

Она остановилась на плоской каменной плите, лёгкая, тоненькая, красивая в порыве удивления: глаза большие, зелёные, светящиеся, губы полураскрыты, полные, алые.

У него оборвалось сердце.

– Что задумал, говори!

Не спуская с её лица взора, он подошёл к девушке почти вплотную.

– Мне тридцать восемь…

– Чем удивил, – фыркнула она.

– Тебе всего девятнадцать. Не побоишься выйти за меня замуж?

Аглая замерла.

Глаза её стали ещё больше, потемнели, посерьёзнели, губы сдвинулись, казалось, она вот-вот бросит резкое слово и убежит.

Гордей затаил дыхание.

Но девушка вдруг рассмеялась – словно колокольчик зазвонил, прижала пальчик к его губам, покачала головой.

– Не надо спешить, витязь мой дорогой, я ещё ничего не решила.

– Но ведь это знак – что мы с тобой здесь встретились?

– А может быть, я так наколдовала?

Она побежала вниз по камням, обернулась.

– Что стоишь? Так мы до вечера не управимся.

Буй-Тур как в тумане последовал за ней, пока не понял: она уже ответила! И сразу на душе стало легко и светло.

Он догнал её, прыгая, как юноша, с камня на камень, взял за руку.

Они замерли, не сводя глаз с друг друга. Аглая качнула головой, и он поспешно убрал руку, хотя поцеловать её в губы хотелось до головокружения.

– Я не умею говорить важные слова…