Приручить Сатану

— Ты с кем-то разговаривала, — то ли спросил, то ли подтвердил Бесовцев, тоже вглядываясь в чёрные промежутки между домов. Ева согласно кивнула: у неё не было цели кого-то обмануть.

— Я не буду допытываться, с кем именно ты беседовала, в конце концов, это не моё дело…

— Отчего же? Я говорила с Кристианом. Ты знаешь его? — удивлённо подняла брови Ева, когда заметила помрачневшее лицо Бесовцева. Тот как-то странно усмехнулся и задумчиво погладил подбородок.

— И что же он тебе сказал?

— Сказал, что меня никогда не дадут в обиду.

Бесовцев несколько мгновений рассматривал мыски собственных туфель, а затем отстранённо произнёс:

— Да, он прав. Тебя никогда не дадут в обиду. Пойдём?

Когда они вернулись в банкетный зал, все уже снова разбились по парам и приготовились танцевать. Саваоф Теодорович выглядел и довольным, и разбитым одновременно — так выглядят только тогда, когда крупная сделка прошла удачно, но она отняла очень много сил. Когда Ева подошла к нему, он слабо улыбнулся и тихо сказал, что сейчас будут танцевать мазурку. На слове «мазурка» его лицо приняло особо страдальческий вид, и Ева поняла, что такой активный танец он не вынесет, поэтому когда её пригласил какой-то молодой человек с козлиной бородкой, без раздумий согласилась.

Через пару минут по залу в бешеном ритме цокали каблуками пары, так что с непривычки у Евы закружилась голова. Танцевали в основном, конечно, молодые люди, более старшее поколение лениво наблюдало за ними со стороны, коротко переговариваясь между собой; то тут, то там иногда слышался громкий смех, который вскоре затихал; где-то играли в карты. Вдруг резкий, тонкий звон пронзил слух Евы, отчего она крепче сжала руки партнёра, боясь потерять равновесие. Всё вокруг смолкло, словно она очутилась в вакууме: голоса долетали до неё неразборчивым, неясным гулом, смысл изображения, несмотря на свою чёткость, ускользал от помутившегося сознания, словно Ева вдруг потеряла способность наводить фокус; картинки сменяли одна другую, как в замедленной съёмке. При очередном повороте она отпустила молодого человека, который, впрочем, особо её и не держал, и оказалась внутри круга танцующих, словно поплавок, безвольно качающийся на волнах. Ева чувствовала, как сердце нервно трепещется в горле, как холодеют до этого тёплые руки; ей показалось, ещё чуть-чуть, и она задохнётся.

— Что с Вами, девушка?

Ева обернулась и с ужасом увидела, что к ней обращается бездомный бродячий пёс в форме официанта, стоящий на задних ногах. Она скинула со своего плеча его грязную тощую лапу и отшатнулась назад, не веря своим глазам: в один миг всё преобразилось до неузнаваемости. Среди толпы невообразимых животных взгляд сам нашёл фигуру Марии, которая, как бы помахав рукой на прощание, вдруг начала скорчиваться, съёживаться, пока не превратилась в дряхлую старуху, еле держащуюся на ногах. Её спутник с невозможно длинными руками, потеряв остававшиеся в нём до этого человеческие признаки, уже взбирался по мраморной колонне под потолок, напоминая гигантского паука. У молодого человека, с которым Ева танцевала мазурку, вдруг начала вытягиваться нижняя челюсть, голова потеряла человеческую форму и покрылась жёсткой чёрной шерстью. Он хотел что-то сказать, но вместо слов из его горла вырвалось только громкое козлиное блеянье.

— Нет… Этого… не может быть… Это всё — моя больная фантазия!.. — неверяще прошептала про себя Ева, оглядываясь по сторонам. Её плотным кольцом окружали всевозможные существа, которых она не смогла бы выдумать даже в самом страшном ночном кошмаре. Вдруг сквозь толпу, расталкивая людей (или не людей?), пробрался Бесовцев и остановился напротив неё. Пару мгновений он смотрел ей прямо в глаза, а затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, с силой выдохнул огромное облако дыма, который серо-белыми клубами начал заполнять весь зал.

Через несколько минут всё вокруг погрузилось в туман. Некоторое время Ева ещё видела тёмные очертания толпы, но и они вскоре растворились в белой пелене. Всё смолкло.

— Ау?

«Ау!.. Ау!.. Ау!..» — повторило эхо. Ева осторожно пошла вперёд, но не встретила на своём пути ни стен, ни лестниц — ничего.

Она шла довольно долго. Иногда в тумане ей мерещились чёрные знакомые силуэты людей, но они быстро растворялись. Вот Саваоф Теодорович… «Саваоф Теодорович!» — крикнула Ева. И нету. Вот Бесовцев и Аглая стоят совсем близко, стоит только протянуть руку… «Бесовцев! Аглая!» — никого. А чья эта одинокая фигура? «Кристиан!» — и Кристиана нет. Всё иллюзия, всё пустота.

Вдруг вокруг неё всё зарябило. Ева протёрла глаза, подумав, что у неё что-то со зрением, но это не помогло. Внезапно что-то потянуло её вниз, и только когда это «что-то» коснулось подбородка, Ева поняла, что оказалась в каком-то водоёме. Девушка инстинктивно начала двигать руками и ногами и поплыла; вода была тёплая-тёплая, как в начале августа. «Я в реке, — вспомнила Ева слова из старого мультфильма, переворачиваясь на спину. — Пускай река сама несёт меня».

Туман начал постепенно рассеиваться. Вырисовывались смутные очертания берегов — оказалось, что река была совсем не широкой. Долго ещё Ева плыла по течению, никого не встречая на своём пути, но всё рано или поздно заканчивается, и река тоже, в конце концов, принесла девушку… куда-то. Ева стукнулась головой о что-то твёрдое, и ей пришлось перевернуться обратно на живот, чтобы не утонуть. Тем, обо что она ударилась, были бетонные ступени её подъезда; робкие речные волны неуверенно ласкали лестницу, как ласкает море каменный причал. Ева взобралась на сушу, и вода сразу начала уходить, оставив после себя, как напоминание, влажный след на асфальтовой дорожке.

Этот день рождения Ева не забудет никогда.

Глава 13. День знакомств

Замечали ли Вы когда-нибудь, что лето наступает после зимы слишком быстро и резко, словно и нет этих трёх месяцев непонятной погоды? Что весна, по сути, состоит из полутора месяцев тёплой зимы и ещё полутора месяцев достаточно холодного лета, а в переходе между этими двумя временами года нет плавности. При всём желании нельзя сказать того же об осени: тогда температура равномерно опускается на почти одинаковое количество градусов, и, несмотря на короткий период бабьего лета, мы осознаём, что лето закончилось, наступил, предположим, октябрь, и уже через месяц вступит в свои права зима.

Свидетелем именно таких рассуждений и стала Ева буквально на следующий день. Первое мая полностью оправдало себя, наступив не только по календарю, но и по погоде: ещё вчера робкие, размером меньше ногтя мизинца листочки выросли больше ладони, скрыв за собой чёрные влажные веточки, задул тёплый южный ветер, расправил широкие паруса белых пушистых облаков и раструбил над прозябшим городом благую весть о приближении лета. Воробьи и синицы, накануне чирикавшие как-то очень боязливо и неуверенно, теперь запели во весь голос, открыто насмехаясь над окончательно ослабевшей зимой и провожая её наглыми трелями. Наконец-то зацвела черёмуха.

Ева быстро шла по солнечной улице, стараясь заново привыкнуть к стремительно оживающей природе. На душе, вопреки всеобщей радости, было уныло и тоскливо, а от окружающего и искрящегося буквально в каждом движении веселья становилось ещё более уныло и тоскливо. Утром она проснулась с непонятным чувством пустоты в груди, не покидавшим её до сих пор, отчего Ева отстранённо скиталась по многолюдным проспектам и бульварам, как сомнамбула. Прохожие часто задевали её плечом, на что девушка одними губами шептала что-то очень неразборчивое и невразумительное, и вместо возмущённых возгласов она часто получала широко раскрытые от растерянности глаза. В итоге человек либо так же невнятно извинялся и спешно продолжал свой путь, либо тянулся руками к девушке и осторожно придерживал её за плечи, очевидно, испугавшись, не разобьётся ли та от падения с такой большой высоты. Убедившись, что перед ним живой человек, а не фарфоровая кукла великих китайских мастеров, человек нервно поправлял у себя на голове шляпу, если таковая была, и, тут же вспомнив о чём-нибудь важном, пытался догнать уходящий из-под носа транспорт.

Наверное, Ева ещё долго шаталась бы в пространстве города без определённой траектории движения, если бы после очередного столкновения с прохожим она не оказалась прямо перед главным входом в парк. В нём тоже было много людей, в особенности семей с детьми, но, в отличие от улиц, всё это было менее напряжённо и буквально дышало отдыхом. Пройдя медленным шагом по широкой аллее, Ева миновала небольшой парк аттракционов, пересекла большую площадь, работающую по праздникам ипподромом, и немного понаблюдала за лошадьми. Её внимание привлекла одна очень красивая, серая в яблоках лошадь. Она смотрела на Еву каким-то очень грустным и в то же время светлым взглядом, словно хотела что-то сказать девушке, но не могла. К лошади подошли желающие покататься, и вскоре та ушла в противоположном направлении, а Ева свернула на посыпанную мелким гравием дорожку.