Приручить Сатану

— Красиво, не правда ли?

Ева вздрогнула всем телом и обернулась на голос, сталкиваясь с пристальным взглядом Марии. Она стояла, облокотившись плечом на дверной косяк, и внимательно изучала лицо Евы, на котором в тот момент отразилась вся палитра человеческих чувств, начиная искренним счастьем и заканчивая неподдельным страхом и растерянностью при виде неожиданной гостьи. Ева не смогла разобрать настроения Марии, потому что её взгляд как-то не соответствовал прозвучавшему в тишине комнаты и оставшемуся без ответа вопросу: слишком уж пристально и надменно смотрели наполовину прикрытые вeками глаза с едва уловимыми нотками раздражения. В руках Мария держала небольшой цветочный горшок, в котором Ева вскоре признала когда-то подаренную ей Бесовцевым белую розу — откуда она была у Марии, Еве оставалось только гадать.

— Мой брат просил передать, — бросила она вместо приветствия и несколько презрительно окинула Еву взглядом с головы до ног, отчего девушка почувствовала себя ещё более неловко. Ева подошла к Марии и приняла у неё из рук цветочный горшок, скидывая идеально чистое и пока что белое больничное одеяло на пол, отчего Мария недовольно поморщилась, но ничего не сказала.

— Вы приехали в Ялту? — скорее сказала, чем спросила, Ева, чтобы хоть как-то поддержать разговор. Мария подошла к окну и выглянула на улицу, словно пытаясь найти, чем же там так восхищалась Ева.

— Есть такое, — неохотно процедила она сквозь зубы. — Мы люди подневольные — куда он, туда и мы. Ничего не поделаешь! Меня, если честно, больше интересует другое, — Мария обернулась на Еву, которая всё ещё стояла посреди комнаты с горшком в руках. — Поставь уже куда-нибудь цветок, в самом деле, — ещё уронишь, — недовольно воскликнула она, на что Ева не посмела ослушаться.

— Ты вот лучше скажи, — продолжала Мария, медленно вышагивая взад-вперёд по комнате, — что ты сделала с ним, а? Как тебе это удалось?

— Что удалось?

— Приручить его, — коротко бросила она как нечто само собой разумеющееся. — Не совсем, конечно — ты так, только начала это делать… Но изменения на лицо, — Мария остановилась у окна и задумчиво посмотрела вдаль. — Никто ещё не заходил так далеко, Ева. Он, — Мария обернулась и посмотрела прямо в глаза Еве, — не смог приручить его. А ты можешь. Меня это настораживает.

— Почему?

— Да ведь ты же сумасшедшая… — презрительно протянула Мария, нависая над Евой. Девушка неловко попятилась и чуть не упала, споткнувшись о выступ ковра. — Юродивая…

— Я не юродивая…

— Не оправдывайся! — повысила голос Мария, и тогда Ева действительно испугалась, потому что ещё никогда не видела женщину в таком настроении. — Ты в который раз ушла по-английски, но он — он! — тебя проводил. Почему он это сделал? Что в нём говорило в тот момент, хотя он мог запросто разорвать тебя на мелкие кусочки, стереть с лица земли, превратить в пепел?! М, Ева? — допытывалась Мария у девушки с каким-то странным остервенением. — Молчишь? А я скажу тебе, что это… Это любовь. Ещё совсем юная, едва проклюнувшаяся, но любовь.

— Разве это плохо?

— Да, потому что это слабость, — ядовито прошипела Мария, словно Ева не понимала каких-то элементарных вещей. — Самая большая и прекрасная на свете слабость, для правителя тем более…

— Я не понимаю Вас. О ком Вы говорите? — спросила Ева, подходя ближе к женщине.

— Можно подумать, ты не догадываешься… — зло прищурившись, протянула Мария, всматриваясь в небесно-голубые глаза Евы. — О Саваофе Теодоровиче, моя дорогая.

Ева гордо расправила плечи и, слегка приподняв голову, потому что женщина всё-таки была выше девушки, сказала:

— Вы можете не верить мне, Мария, это Ваше дело, но говорю Вам искренне, у меня не было и нет никаких намерений насчёт него. Если будет нужно, я уйду, — уже совсем тихо произнесла Ева, не выдержав пристальный взгляд Марии.

— Нет-нет, ты неправильно меня поняла, — поспешила оправдаться женщина, и её голос будто стал на несколько тонов теплее и нежнее, а спесь и надменность вдруг исчезли из тёмных, непонятного цвета глаз. — Приручи его, Ева. Прошу тебя как та, кто была с ним с самого начала. Он нуждается в этом, хотя, конечно, никогда в этом не признается — недаром ведь считается отцом гордыни. Будет непросто, это правда, но ты сможешь.

— Я постараюсь, — тепло ответила Ева, всё ещё не понимая настроения Марии. — Надеюсь, Вы не смеётесь надо мной, — немного обиженно добавила девушка, поднимая с пола одеяло, — всё-таки, я и правда сумасшедшая.

— Не принимай близко к сердцу, — уже совсем ласково сказала Мария и, подойдя к девушке, осторожно погладила ту по голове. — Такая уж у меня натура — не могу не вспылить, как лиса не может не схитрить. Но я не пошутила насчёт Саваофа Теодоровича, — серьёзно добавила она, чуть сжимая Еву в своих больших объятиях. — Нам всем это нужно. Правда-правда.

Женщина немного помолчала, погрузившись в свои мысли, а Ева с удивлением поняла, что не чувствует биения сердца в её груди.

— Мария умерла, — сказала вдруг она, не глядя на Еву. Девушка подняла голову и заглянула в лицо Марии, но та отвела глаза, словно чего-то стыдясь. — Та, что на латыни говорила.

Несколько мгновений Ева растерянно смотрела в пустоту, прокручивая в голове последние две фразы, а затем перевела взгляд на куст белой розы и принялась увлечённо его рассматривать, будто ища в нём спасение.

— Что случилось? — тихо спросила девушка у Марии. Та плотно сжала губы и ничего не сказала.

— Глупая история, — ответила, наконец, она. — Спускалась ночью по лестнице, оступилась и пересчитала головой все ступени — смерть на месте. Жаль. Хорошая была старушонка, милая, — на последнем слове голос Марии дрогнул, и Ева едва успела увидеть стоящие у неё в глазах слёзы, перед тем как женщина с досадой отвернулась от неё. — Прости меня, Ева. Я… Я должна это сделать, понимаешь, должна…

— Что Вы, всё в порядке, — засуетилась девушка, усадив Марию на стул. — Вам принести воды?

— Да, если можно.

Ева выбежала из палаты, с грехом пополам нашла в коридоре кулер и, набрав в нём полный стакан воды, поспешила обратно в палату… однако там уже никого не было. Ева растерянно остановилась в дверях. Комната была пуста: скомканное одеяло непонятной грудой лежало поверх незастеленной кровати, немного шатающийся и явно не раз чиненный стул слегка отодвинут, как если бы на нём недавно кто-то сидел, на столе стоял нетронутый поднос, и только куст белой розы, до недавнего времени украшавший кухонный подоконник в квартире Евы, теперь стоял на подоконнике в её палате. Для убедительности Ева заглянула в ванную, но там тоже никого не было, и тогда девушка, недолго думая, вылила одну половину стакана в розу, а вторую — себе на голову.