Пришествие князя тьмы

Вот почему Ад, забит до отказа! Люди совсем озверели в своей жестокости.

Но сердце смертного Вани Ведминова, еще не до конца вытравленное из этого тела, сжималось от боли и сострадания. Даже с новой силой… как бы я ни старался подавить эти человеческие чувства, они упорно давали о себе знать.

Наконец, мы подошли к одной из клеток, стоявшей чуть поодаль. В ней, скорчившись на земле, сидела девушка — та самая степнячка-метаморф, о которой говорил генерал. Ее тело было покрыто кровоподтеками и ранами, а руки и ноги скованы тяжелыми цепями. Спутанные черные волосы закрывали лицо, но даже сквозь них я мог разглядеть правильные, почти аристократические черты. Она была удивительно красива для «дикарки».

Внезапно пленница подняла голову и улыбнулась — дерзко, насмешливо, словно бросая вызов всему миру. Эта девчонка совершенно не боялась своих мучителей!

— Вот, полюбуйся, Иван, — усмехнулся генерал. — Дикая лошадка, что с нее взять. Жаль, но придется ее убить. Послужит тренировочным снарядом для перстов моих солдат, пусть развлекутся.

Я криво улыбнулся, всеми силами стараясь угодить генералу и скрыть снедавшие меня эмоции. На самом деле от вида этой измученной, но не сломленной девушки у меня сжалось сердце.

Чтобы отвлечься, я окинул взглядом других пленных магов в соседних клетках. Все они выглядели жалко и подавленно — побитые, искалеченные, со сломленной волей. Лишь в глазах немногих еще теплились искры прежней жизни.

— А этих куда? — спросил я, кивнув в их сторону.

Генерал равнодушно пожал плечами.

— Часть пойдет на рынок, часть — в академию, на опыты. Остальных — на поля, батрачить. Хотя мало кто хочет брать себе узкоглазых, особенно наши дворяне. Не по чину им, видите ли, иноверцев рядом держать. Вот и гоняем этих недочеловеков в расход, как пушечное мясо на войну.

Невольно передернувшись от этих слов, я вдруг осознал весь чудовищный масштаб творившегося здесь безумия. Если так пойдет и дальше, от кочевых народов скоро и следа не останется!

Генерал тем временем хлопнул меня по плечу и кивнул в сторону центра лагеря.

— Ладно, пошли. Покажу, где расположена палатка для вас, практикантов. Скоро ужин, а после него у нас вечерняя молитва и перекличка.

Мы двинулись прочь от этого страшного места. Я напоследок бросил взгляд на улыбающуюся пленницу, и в душе шевельнулось странное чувство. Жаль, что не удастся увидеть ее в бою, во всей красе ее удивительного дара!

Тряхнув головой, я отогнал эти мысли. Какое мне дело до какой-то там степной девки? Моя цель — утвердиться здесь, снискать расположение. Сантименты и жалость лишь помешают мне в этом.

Мы неспешно шли по лагерю, и генерал, словно вспомнив о чем-то важном, вдруг повернулся к ректору:

— Август Валерианович, будьте так любезны, дайте-ка мне взглянуть на список ваших студентов, направляемых к нам на практику.

Ректор с готовностью протянул ему свиток, и они принялись внимательно изучать его, негромко переговариваясь и делая какие-то пометки. Я, не удержавшись, тоже украдкой заглянул через плечо, пробегая глазами по именам и фамилиям. И тут меня вдруг осенило. Пожалуй, стоит попробовать провернуть одну наглую, но потенциально выгодную авантюру…

— Ваше превосходительство, — вкрадчиво произнес я, стараясь придать голосу как можно больше почтительности, — а почему бы вам не взять на практику еще и Грома, сына купца? Насколько мне известно, он тоже подавал прошение и очень надеется попасть в действующую армию.

Ректор поперхнулся от возмущения и бросил на меня гневный взгляд, его усы грозно задрожали.

— Ну уж нет! — отрезал он категорично. — Нечего этому глупому увальню здесь делать! От него одни только проблемы и никакого толку. Он лишь будет путаться под ногами и отвлекать других студентов от их обязанностей.

Но генерал, к моему удивлению и тайной радости, лишь заинтересованно приподнял бровь. Казалось, мое предложение его скорее заинтриговало, чем оттолкнуло.

— Не может у дурня быть такое громкое и сильное имя — Гром! — веско произнес он, поглаживая свою седую бороду. — Дурень тот, кто не умеет разглядеть скрытый потенциал в ребенке и правильно направить его, развить задатки. Нет, я уверен, что в этом юноше есть нечто большее, чем может показаться на первый взгляд.

Он решительным жестом вернул список ректору и скомандовал, не терпящим возражений тоном:

— Будьте добры внести этого Грома в перечень практикантов. Раз уж молодой Ведминов так рьяно за него ходатайствует, значит, парень того стоит. Я привык доверять суждениям талантливых студентов, особенно тех, в ком течет кровь древних родов.

Я едва сдержал рвущуюся наружу торжествующую ухмылку. Надо же, как ловко и изящно удалось обвести этого суровое генерала вокруг пальца, заставить его плясать под мою дудку, даже не осознавая того! Теперь Гром, этот напыщенный болван и неудачник, у меня в долгу по самые уши. Глядишь, еще и пригодится в будущем.

Тем временем мы дошли до места, отведенного под палатки студентов-практикантов. И тут меня неприятно, почти до отвращения, поразила их вызывающая роскошь и ухоженность. Казалось, богатенькие и влиятельные родители расстарались вовсю, чтобы их драгоценные чада, упаси боже, не испытали ни малейших лишений или неудобств. Широкие полотнища из дорогой, плотной ткани, прочные дубовые колья, меховые подстилки и пушистые шкуры внутри — все буквально кричало о комфорте, богатстве и изнеженности.

Тьфу ты, жалкое, противное зрелище! И эти сопливые юнцы, видите ли, собрались постигать тяготы и лишения настоящей военной службы? Да им самое место у мамкиной юбки сидеть, а не в реальной армии, где от каждого требуются стойкость, сила духа и готовность переносить любые невзгоды! Но делать нечего, придется мне, похоже, жить в этом раззолоченном курятнике, бок о бок с разряженными павлинами. Эх, была бы моя воля — спал бы на голой промерзшей земле безо всяких удобств, чтобы как следует прочувствовать на собственной шкуре все прелести суровой походной жизни.

Генерал тем временем одобрительно хлопнул меня по плечу своей тяжелой ладонью и бодро, с преувеличенным энтузиазмом произнес:

— Ну что ж, господа, чувствуйте себя как дома! Располагайтесь со всеми удобствами. Ужин вам доставят прямо сюда, в палатки, горяченький и сытный. А вот на завтрак уж будьте любезны, соизвольте присоединиться ко мне и остальным офицерам в нашей столовой. Нужно будущей элите русского воинства и от простого солдатского котла питаться!

Он довольно, раскатисто расхохотался. Отсмеявшись, генерал лихо козырнул нам на прощание и, развернувшись, бодро зашагал прочь по своим неотложным делам. Ректор тоже учтиво откланялся, сославшись на необходимость подготовить документы и письма в столицу, и поспешно засеменил в сторону штабной палатки.

Оставшись наконец в блаженном одиночестве, я вдруг с удивлением почувствовал, как меня накрывает странная, тягучая тоска. В голове назойливо крутились мысли о той удивительной пленнице-степнячке, которую я видел всего несколько минут назад. Ее необычная, притягательная аура и бесстрашный нрав, никак не шли у меня из головы. Уж больно хотелось еще разок, пусть одним глазком, глянуть на эту дерзкую дикарку, напитаться исходящей от ее измученного, покрытого ранами и кровоподтеками тела пьянящей, бодрящей некротикой…