Пристанище

– Он теперь тоже заделался буддистом? – Оливер скептически скривился.

– Он был серьезно настроен. Но однажды утром он исчез. Просто собрал свои вещи и ушел не попрощавшись.

– Вот как? – подал голос Майкл. – Опять исчез? И ты не пробовала его искать?

– Искать того, кто не хочет, чтобы его нашли? По-моему, плохая идея. Возможно, вам сложно это понять, потому что вы находитесь в плену западных установок, но для нас была важна свобода. Мы состояли в открытых отношениях и не собирались отчитываться друг перед другом.

Оливер взорвался:

– Да ты совсем рехнулась, Анна! Вы себя особенными возомнили?

– Нет, Оливер. Мы несем ответственность перед природой и миром. Если бы ты проделал тот духовный путь, какой проделала я, то смог бы тоже освободиться от предрассудков, от условностей, которые тебе вдолбили в голову в нашей системе.

Оливер вздохнул и посмотрел на Майкла.

– Я больше не могу. Я тебя не узнаю, Анна. И мне плевать на твои новые принципы. Я просто хочу знать, где мой придурочный брат.

– Зачем? – вскинулась Анна. – Чтобы отомстить ему, ощутить собственную силу?

– Нет. Чтобы утешить отца. У тебе есть хоть какие-то представления, где он сейчас может находиться?

– Я же сказала, что нет. Я рассказала все, что знаю. Он может быть где угодно.

– А в Индии или Непале у него нет какого-то друга, близкого человека, кто мог бы это знать? – спросил Майкл.

Анна пожала плечами:

– У нас были просто приятели. Вряд ли им известно больше, чем мне.

– А при чем здесь Непал? – спросил вдруг Оливер.

– Прости?

– Он указал непальский почтовый адрес. Но если он жил с тобой в Патне, почему почтовый ящик он снял в Непале?

– Потому что наша организация базировалась в Патне, но Гильермо постоянно перемещался с места на место, и я ведь сказала, что он сотрудничал с непальскими организациями, а поэтому бывал в Непале, часто бывал. Иногда и я с ним ездила.

– Какая увлекательная жизнь, – буркнул Оливер. – Почему, когда Гильермо уехал, ты не сказала нам, что все это время он был с тобой? Необязательно было рассказывать о ваших отношениях.

– А как я могла объяснить, что он делал в Индии, не объяснив при этом, почему он за столько месяцев не связался с вами? Кроме того, мне же неизвестно, где он сейчас.

– Теперь мы хотя бы знаем, что он не умер в Лансароте. Но, черт возьми, родители не прожили бы столько времени в неизвестности. Хотя, конечно, тебе этого не понять, потому что люди для тебя ничего не значат, ты же спасаешь мир!

– Я вообще-то сейчас здесь, – Анна повысила голос, – приехала обо всем рассказать.

– Какое благородство. Но приехала ты не из-за меня, а из-за себя, чтобы облегчить свою совесть. К тому же, как я понимаю, подвернулась удобная пересадка в Англию.

– Я беспокоюсь о тебе и о Гильермо. Когда я узнала о смерти вашей матери, то пыталась выйти с ним на связь, но ничего не получилось.

Оливер покачал головой.

– Его хотя бы оправдывает болезнь. Но ты, Анна… А тут еще и этот звонок.

– Какой звонок? – удивилась она.

– Полгода назад Гильермо позвонил Оливеру на мобильный, – сказал Майкл.

– Так ты с ним разговаривал? – вскинулась Анна.

– Нет. Я пропустил звонок, – мрачно ответил Оливер. – Мы пытаемся установить его местонахождение. Погоди-ка… А как вы обычно связывались с Гильермо?

– По мобильному телефону, который ему дали в фонде. Но он оставил телефон, когда ушел, а я даже не знала, что его старый британский номер сохранился. Я вообще думала, что он потерял старый телефон. Я его ни разу не видела, да и счет наверняка нулевой был. – Анна встала и, глядя в пол, проговорила срывающимся от слез голосом: – Оливер, я понимаю, как для тебя все это тяжело, понимаю, что ты на меня злишься. Я сейчас же соберу вещи и уеду.

– Успокойся, – резко бросил Оливер, не обращая внимания на ее слезы. – Ты никуда отсюда не уедешь, пока не выложишь всю правду.

– Но я уже рассказала все, что знаю.

Она посмотрела на Оливера. Это был не прежний, спокойный и предсказуемый, Оливер, за которого она чуть не вышла замуж. От этого человека исходили сила и решимость, столь несвойственные прежнему Оливеру.

– Нет, Анна. Ты расскажешь абсолютно все.

Оливер кивком указал на диван. Он слишком хорошо знал Анну, и пусть она сильно изменилась, однако он чувствовал, что она что-то утаивает. Сев напротив, он с неожиданным спокойствием принялся задавать вопросы, погружаясь в мучительное прошлое.

* * *

Когда Валентина Редондо вошла в актовый зал Фонда Комильяса, Ривейро и двое местных агентов изучали фото и видео, выискивая кадры с Вандой Карсавиной. Валентина коротко поприветствовала всех и в двух словах пересказала Ривейро, как прошла поездка в дом с тыквами, и сообщила, что, судя по всему, мужчину с болот звали Хельмут Вольф.

– А у тебя тут как?

– Работаем, хотя сомневаюсь, что сможем хоть что-то выудить.

– Почему?

– На некоторых снимках жертва есть, но почти всегда вместе с кем-то из этих трех типов. Вот, взгляни. – Он показал ей подборку кадров. На фотографиях рядом с Вандой были то Артуро, то Марк, то Паоло. Большую часть снимков сделали во время средневекового бала, когда все были в костюмах.

– А это кто такой?

– Ты про высокого? Это Артуро, он из Швейцарии.

Валентина кисло улыбнулась:

– Как в глупом анекдоте: каталонец, итальянец и швейцарец. Как думаешь, они имеют к ее смерти какое-нибудь отношение?

Ривейро задумался.

– Может быть. Познакомились с убитой в один день, пять лет назад в Нёрдлингене.

– Да, я помню. И с ними был парень, который позже погиб.

– Хельдер Нунес, – кивнул Ривейро. – Остальные пересекались с девушкой в разных проектах, и чаще других – итальянец. Похоже, их с Вандой связывали куда более близкие отношения, хотя он не признался в этом.

– Нужно проверить алиби каждого на время убийства.

– В том-то и дело, лейтенант. Если Карсавину убили в восемь или девять вечера воскресенья, то в это время все трое находились в шатре. Итальянец только-только закончил читать свой доклад и отвечал на вопросы, у нас имеются фотографии и видео с указанием времени. Артуро Дюбах мониторил спелеоолимпиаду до самого ужина, то есть до десяти вечера, а Марк Льянес председательствовал на круглом столе, посвященном первобытному искусству, с семи до половины девятого.