Пристанище
Шрифт:
– Ясно. Убийца уничтожил следы, – заявила Торрес.
– Это не так уж сложно, – согласился Камарго. – Немного уксуса, воды и лимонного сока – и отпечатков как не бывало, поверь. – Он подмигнул ей.
Марту Торрес такое поведение капрала удивило. В последнее время он вообще фамильярничал, хотя по-прежнему разговаривал так, будто она ребенок. Однако сама она держалась исключительно профессионально.
– А отпечатки ушей? Что-нибудь известно?
– Следы едва заметны, качество снимков не очень хорошее. Не знаю, повезет ли тут, мы и так на них давим.
– Так, новости есть? –
– Как раз собирался отчитаться, лейтенант, – подхватился Сабадель. – Мы думали, вы сейчас на допросе.
– Так и есть, заскочила кофе хлебнуть, не могу больше.
Сабадель сообщил Валентине новые сведения, пока она пила кофе. После чего Валентина вернулась в допросную, где уже начали беседовать с Артуро Дюбахом. Дюбах ей даже нравился, ее позабавила история про ген авантюризма, рассказанная мужчиной, производившим впечатление самого здравомыслящего человека на свете.
Когда лейтенант Редондо вошла в комнату, Артуро Дюбах допивал сок.
Сержант Ривейро продолжил допрос:
– Значит, три недели назад вы были в Исландии, верно?
– Клянусь всеми святыми, мы в этой Исландии себе все отморозили! Провели там полторы недели, можете проверить даты, путешествие запланировали три месяца назад.
– “Мы” – это кто?
– Я и мои студенты, кто же еще! Я преподаю геологию, а разве есть на свете место лучше Исландии для учебной поездки? Сержант, представьте себе, этот остров существует только благодаря сочетанию ледников и геотермальных источников. Земля льда и пламени, понимаете? Гейзеры, активные вулканы… Невероятный материал для исследования, уж поверьте.
Ривейро кивнул, впечатлившись энтузиазмом допрашиваемого. Артуро с подозрением посмотрел на него:
– А зачем вам знать, где я был три недели назад?
– Потому что в это время убили Хельмута Вольфа, сеньор Дюбах.
– А я-то здесь при чем?
– Разумеется, ни при чем. – Ривейро посмотрел на Валентину, которая доверила ему допрос Дюбаха. – А вчера в шесть часов вечера чем вы занимались?
– Наблюдал за последними соревнованиями на спелеоолимпиаде. Весь вечер торчал там после того, как мы с вами попрощались. Можете проверить. Я член оргкомитета и отвечаю за то, чтобы все прошло как надо и обошлось без травм. Разумеется, это совсем не то же самое, что настоящие пещеры, а скорее игра. Понимаете?
– Конечно, понимаю. А когда вы последний раз виделись с Карсавиной? Я имею в виду, до конгресса.
– Ох, давно… – Артуро помолчал, словно пытаясь вспомнить. – Наверное, два года назад, во время поездки по Кантабрии. Из нас троих с ней часто виделся Паоло, они периодически работали над одними и теми же проектами.
Тут вмешалась Валентина:
– Расскажите нам о Паоло, сеньор Дюбах. Только, пожалуйста, честно. Какие отношения связывали их с Вандой Карсавиной?
Артуро вздохнул, он явно сознавал, что любое сказанное им слово могут использовать против его друга.
– Давайте начистоту. Ясно, что мы с Марком и Паоло в числе подозреваемых, и не только в связи со смертью Ванды, но и со смертью Хельмута Вольфа.
– А также Альберто Пардо, археолога, которого вчера вечером убили в музее Альтамиры, –
добавила Валентина и показала фотографию убитого.– Что? Еще одно убийство? – удивился Дюбах и поочередно посмотрел на Валентину, Ривейро и Лермана, будто желая удостовериться, что его не разыгрывают. – Поэтому вы и спрашиваете, чем я занимался вчера вечером? Ну и бред! А с чего вы вообще взяли, что мы как-то связаны с этими случаями? Лишь из-за того, что мы знали Ванду?
– Я не утверждаю, что связь есть, – ответила Валентина. – Мы не задержали никого из вас и не предъявили обвинений, вы просто сотрудничаете со следствием. Но вы же понимаете, что мы должны проверить алиби всех.
– Понимаю, но все равно неприятно. Как минимум это странно. Мы позволили обыскать наши комнаты, прошли медицинский осмотр по вашей просьбе, пришли дать показания, а, между прочим, сегодня последний день конгресса, дел у нас невпроворот.
– Вас никто ни в чем не обвиняет. Мы просто хотим получить всю возможную информацию, чтобы распутать дело, вот и все.
– Да, но вы спрашиваете про Паоло так, словно он в чем-то виноват. А я вам могу поклясться, что нет. Он хороший человек.
– Так что вам известно об их отношениях с Карсавиной?
– Они сдружились, хотя виделись редко. Паоло уже давно не встречался ни с кем вне работы, но в последнее время он, похоже, избавился от депрессии. Казалось, снова хочет общаться с людьми, был рад нас всех увидеть на конгрессе… и Ванду, конечно, тоже. А я был рад за него – после случившегося в Мексике он весь сник.
– Вы имеете в виду несчастный случай в Пещере ласточек три года назад?
– А вы откуда знаете?
– Не думала, что это тайна.
– Нет, не тайна.
– А что вы имеете в виду, говоря, что Паоло сник?
– На него очень повлияла гибель Хельдера, это ведь он, по сути, организовал то путешествие, потому чувствовал себя виноватым. С тех пор он забросил прыжки с парашютом, замкнулся, его интересовала только работа. Мы больше не выбирались никуда вместе, разве что та поездка в Кантабрию.
– Но он ведь уже пришел в себя? Вы сказали, он был в хорошем расположении духа, рад всех видеть. Ванду…
– Ну, если честно, с Вандой у них было что-то странное, знаете, отношения без отношений. Но Паоло никогда не причинил бы ей вреда. Просто он очень тяжело переживал случившееся с Хельдером. Но думаю, в последнее время ему стало лучше, я беспокоился за него, когда мы виделись полгода назад, он даже спать не мог.
– Вы бывали раньше в Кантабрии?
– Да, мы с Паоло и Марком приезжали сюда, когда готовили конгресс. Всего на пару дней.
– И с тех пор вы не виделись?
– До конгресса только раз пересеклись в Японии… месяцев пять назад. Честное слово, Паоло тогда был совершенно не в себе, почти не спал, не мог читать, постоянно где-то витал мыслями. И вкалывал как проклятый.
Лейтенант помолчала, что-то царапнуло ее в словах Артуро. Возможно, дело в Паоло, но и у него имелось алиби на момент убийства Ванды – он читал лекцию по фотографии перед аудиторией в несколько десятков человек. Валентина чувствовала, что ответ совсем рядом, но прикрыт тонкой завесой, которую никак не получается сорвать.