Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Она уже овдовела?
Он подул на тлеющий кончик сигареты, который сразу стал ярко-розовым.
— Что правда, то правда. Я еще на что-то надеялся. Но наши пути разошлись навсегда.
— Она поучала тебя как христианка?
— Это не в ее характере. Да она и не была такой дурочкой, чтобы надеяться молитвами и проповедями направить меня на путь истинный. Заставить за гроши горбатиться на лесопилке.
— Но иногда ты горбатился.
— Иногда. Под настроение.
— Как сейчас?
— Сейчас — другое дело.
— Почему другое?
Казвьель, словно не расслышав, глотнул кофе.
— А когда убили Манон, что
— Гнев. Бешенство.
— Сильви говорила тебе об анонимных звонках?
— Нет, ничего не говорила… Иначе… Я бы ее защитил. Тогда бы ничего не случилось.
— Но ведь признаться жандармам в убийстве — значило не уважать ее горе.
Он бросил на меня убийственный взгляд. Его грудь напряглась, и татуировки будто ожили. На мгновение я подумал, что он вцепится мне в горло, однако он спокойно произнес:
— Слушай, парень, это дело мое и легавых, ясно?
Я не стал настаивать.
— Сильви кого-нибудь подозревала?
— Она мне так ничего и не сказала. Единственное, в чем я уверен, — так это в том, что она ни в грош не ставила расследование, которое проводили жандармы. Их хреновые улики и дурацкие мотивы.
— А сам-то ты что об этом думаешь?
Он снова взглянул на озеро, последний раз затянулся и бросил окурок.
— Чтобы обвинять, нужны доказательства. Никто так и не узнал, кто убил Манон. Может, просто какой-то псих. Или тот, кто неизвестно почему ненавидел Сильви и ее дочь. Ясно одно: мерзавец все еще на свободе.
— Как по-твоему, оба убийства совершил один и тот же человек?
— Наверняка.
— Ты кого-то подозреваешь?
— Я уже говорил: плевать мне на подозрения.
— А сам ты не пробовал расследовать это дело?
— Я еще не сказал своего последнего слова.
Я поднялся, отряхивая плащ. Он тоже встал, сунув термос и чашки в тачку среди пучков салата.
— Adios, [14] легаш. Здесь наши пути расходятся, но если ты что-нибудь узнаешь, сообщи мне.
14
Прощай (исп.).
— Надеюсь, взаимно?
Он кивнул и покатил свою тачку. Я посмотрел ему вслед и понял, что еще не видел самого главного. На спине у него был изображен дьявол во всей своей красе: с витыми рогами, длинной козлиной бородой и распахнутыми крыльями летучей мыши.
Я размышлял об этой удивительной истории любви и дружбы между дикарем и необычайно одаренной часовщицей. Захватывающая пьеса с замечательными персонажами.
Одно плохо: это была одна сплошная ложь. Я был уверен: Патрик Казвьель не сказал мне ни слова правды.
40
И снова я ехал по дороге, размышляя о третьем участнике — Тома Лонгини, пропавшем мальчишке. Его следовало срочно разыскать. Я прослушал сообщения на своем мобильном. От Фуко ничего не было.
Внизу расстилалась долина Сартуи, в сумерках там и сям зажигались огни. Я заметил группу более темных строений: обычные частные дома, окруженные садами. Их широкие окна были погружены во тьму, светились только окошки на крышах. Все эти дома были обращены на восток. Это напомнило мне одну подробность, о которой я узнал из путеводителя.
Раньше окна часовых мастерских всегда смотрели на восток, чтобы можно было пользоваться утренним светом. В верховьях
Ду ремесленники занимались также и сельским хозяйством, поэтому они приступали к работе на заре, прежде чем выйти в поле. Эта деталь навела меня на другую мысль: «дом с часами», который купила Сильви, наверняка находится где-то в этом квартале. Я заглянул в свои записи. Шопар дал мне адрес — улица Шен, 42.Ради этого стоило сделать крюк.
Отреставрированные дома с деревянными украшениями, перед фасадами — ухоженные сады. Машины, стоящие вдоль тротуара или в открытых боксах, в основном, немецких марок: «ауди», «мерседес», БМВ. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что в квартале живут высокооплачиваемые служащие предприятий по производству микромеханических приборов и игрушек, сменивших в этих долинах часовую промышленность.
Я обнаружил улицу Шен, взбиравшуюся вверх по холму. Уличных фонарей становилось все меньше, и все реже попадались дома, окруженные все более просторными парками. Переключив скорость, я стал подниматься в гору в полной темноте.
«Дом с часами» был последним на улице и стоял в стороне от дороги. Здание массивное, а скаты крыши спускаются очень низко, образуя темную пирамиду. Второй этаж обшит деревом, первый — оштукатурен. Я скорее ожидал увидеть затейливый замок с мощными воротами и сигнализацией, а этот дом был похож на большую ферму с гаражом, расположенным чуть ниже по склону.
Не замедляя хода, я миновал гараж, поднялся до круглой площадки, въехал в тупик и остановился под деревьями. Выключил фары и вышел из машины. Вокруг ни души. Через поля я спустился к дому, избегая фонарей.
Передо мной была задняя стена «дома с часами». С этой стороны двери не было. Я подергал закрытые ставни. Один из них отставал. Просунув руку в щель, я нащупал крючок и освободил створку. За нею оказалось опускающееся окно. Я попытался просунуть под него пальцы. Ничего не вышло. Внутри виднелась опущенная ручка, накрепко запирающая раму.
Пришлось прибегнуть к радикальным мерам: подобрав камень, я завернул его в полу плаща и резко стукнул по стеклу. Оно разлетелось. Я просунул руку в дыру и повернул ручку. Через несколько секунд я уже забрался в дом, закрыл ставни, опустил окно и положил на пол осколки, подобранные на улице. Если мне повезет, взлом обнаружат только через несколько недель.
Какое-то время я стоял неподвижно, привыкая к обстановке внутри дома. Вдалеке залаяла собака. Мне не удавалось определить, в какой именно части дома я находился. Было так темно и тихо, что мне казалось, будто я внезапно погрузился в ледяную воду. Понемногу глаза привыкли к темноте. Передо мной был коридор. Справа — лестница. Слева — закрытые двери.
Я пошел по коридору и оказался в гостиной. Комната без потолка, так что видны были опоры здания, за которыми находился узкий коридор, куда выходили спальни. Никакой мебели, кроме металлических стеллажей и большого наклонного поддона на козлах перед широкими окнами.
На полках стояли настенные часы, часы с боем, песочные… Я подошел поближе. Даже ничего не понимая в часах, я различал эпохи — античные солнечные часы, песочные средневековые, часы с открытым механизмом, позолоченные круглые часы с ангелочками времен Возрождения, классицизма или Просвещения. Была здесь витрина с карманными часами из различных материалов: чеканного серебра; покрытого патиной цинка; цветной эмали… Но я не услышал ни боя, ни тиканья.