Притворюсь твоей сестрой

– Гранд мирс?

– На завтра вызови Шарлотту, нашего семейного дизайнера. Зои…– Он кивает в мою сторону, не глядя на меня, – нужно особенное платье. Все должны видеть, что наследница вернулась. И вернулась с триумфом. На кону честь семьи. Зои будут обсуждать все.

Нолан кивает резко и по-деловому. Его пальцы уже бегают по экрану магнота, записывая поручение. Он не спрашивает деталей, не уточняет. Просто выполняет.

– Будет сделано, гранд мирс.

Мы отвлекаемся, потому что к столу подходят официанты. Они несут серебряные поносы с тарелками под блестящими крышками, под которыми спрятаны наши заказы. Аромат тёплого масла, свежей выпечки и кофе наполняет воздух вокруг стола. Мой желудок тихо урчит, но аппетит куда-то пропал.

Я наблюдаю, как официанты ловко расставляют тарелки, снимают крышки. И понимаю: весь этот разговор – про погоду, Монарко, благотворительность, даже про платье – это просто фон. Вежливое вступление. Серьёзные темы, ради которых дед устроил этот завтрак, он ещё даже не начал обсуждать. Настоящий разговор ждёт своего часа, как грозовая туча за окном. И тогда станет ясно, зачем я здесь на самом деле.

Именно поэтому кусок не лезет в горло, но я заставляю себя есть, чтобы не выдать волнение.

– Итак, Зои. Ты ведь помнишь, что с тобой произошло за эти пять лет? – спрашивает он, не отрываясь от завтрака.

Замираю с чашкой кофе, которую не донесла до рта, и взвешиваю. Пожалуй, немного откровенности не помешает.

– Не все, но значительно больше, чем говорю.

Дед откладывает серебряные столовые приборы в сторону. Его пальцы обхватывают основание хрустального бокала, но он не пьёт. Просто держит. В нашем уголке ресторана становится тихо, только приглушённые звуки зала долетают до нас.

– Как интересно, – произносит он наконец, растягивая слова. Взгляд холодных ясных глаз останавливается на мне. – Хочешь рассказать?

Я чувствую, как по спине пробегает холодок, но внутри только пустота и решимость. Притворяться бесполезно.

– Не хочу, – отвечаю я тихо, но чётко, не отводя взгляда. Я не собираю врать в этом вопросе. – Но расскажу.

Дед медленно кивает, словно это именно тот ответ, которого он ждал. Его взгляд становится ещё более пристальным.

– Почему именно мне? – Он делает короткую паузу. – А не матери?

Я опускаю глаза на свою тарелку. Потом снова смотрю на него.

– А вы как думаете? – отвечаю я, стараясь сдержать вызов в голосе. – Маме будет спокойнее, если она не будет ничего знать.

Уголки его губ едва заметно дёргаются – не то улыбка, не то нет. Но глаза не смеются. Дед внимательно изучает меня, вглядывается в каждую черточку, запоминает каждую реакцию. Словно видит впервые. Словно пытается найти в моём лице кого-то знакомого и не находит.

– Ты сильно изменилась, Зои, – произносит он наконец, и в его голосе слышится что-то неуловимое – может, растерянность, а может, просто констатация факта. – Иногда мне кажется, я совсем тебя не знаю.

В ушах шумит, но я заставляю себя не моргать. Это моя правда. Правда, которую я несу за нас обеих. Себя и Зои.

– А вы и не знаете, – вырывается у меня, и голос звучит тише, но твёрже, чем я ожидала. – Никто из вас не знает…

Дед замирает. Его пальцы крепче сжимают бокал. Его взгляд пронзительный, он словно пытается заглянуть в душу, но я не боюсь.

Потому что нельзя пережить то, что пережили мы, и остаться прежними. Нельзя пройти через тот кошмар с каменными стенами, болью и страхом и не измениться до неузнаваемости. Это моё единственное надёжное прикрытие. Самая чистая правда во всей этой лжи.

И Зои… если бы она выжила… она бы тоже изменилась. И он бы тоже её не узнал.

Мой рассказ – это переплетение историй Зои и моих собственных, самых тяжёлых воспоминаний. Я стараюсь аккуратно соединять их, как нити в узоре, чтобы не порвать. Моя магия всегда была своенравной и непредсказуемой: вспыхивала в неподходящие моменты и исчезала, когда была нужнее всего. Поэтому, когда в наш приют приехали сотрудники из того самого медицинского учреждения для одарённых, меня забрали без долгих раздумий. Проще было избавиться от проблемного ребёнка.

Я всё ещё хочу верить, что это произошло не специально. Что воспитатели и руководство приюта действительно не знали об ужасах Оушш-Холла. Что они думали, будто отправляют меня в какое-то строгое, но лечебное место. Так думать легче.

Зои попала туда иначе. Её не отдали – её похитили. Схватили по дороге из школы. Именно эту версию я сейчас рассказываю деду. Мой голос звучит ровно, почти равнодушно, ведь я говорю о чужой жизни, выдавая ее за свою.

– Меня должен был встретить водитель, как обычно. – начинаю я, глядя мимо плеча деда на темнеющую за окном воду Кейры. – Но до машины я так и не дошла.

Дед сидит неподвижно, сложив пальцы домиком перед лицом. Он не перебивает.

– Почему? – его вопрос звучит тихо, но чётко.

Я делаю небольшую паузу, будто собираясь с мыслями и с памятью, которая на самом деле не совсем моя.

– Причин две. Первая, в тот день наш основной водитель отвозил маму. И за мной приехал другой.

– Мой. Его проверили не единожды, до его магмобиля ты не дошла. Он ни причем.

– Возможно, но раньше я с ним не ездила, и он припарковался не там, где обычно ждал меня Контор. Я пошла не в ту сторону.

– Но он тоже стоял у забора школы. Неужели это сыграло ключевую роль?

– Сложно сказать спустя годы. У меня на выходе сильно закружилась голова, – говорю я тихо. – Прямо у школьных ворот. Всё поплыло перед глазами. Меня кто-то поддержал под руку… кто-то знакомый, иначе он не смог бы оказаться на территории школы. – А очнулась я… – Я специально делаю паузу, будто мне тяжело говорить. – Я уже была в Оушш-Холле.

На лбу деда появляется лёгкая морщинка. Он медленно опускает руки на стол.

– Оушш-Холл, – повторяет он, медленно произнося каждое слово. Его голос не выдаёт эмоций, но атмосфера в комнате меняется, становится напряжённой.

– Это место, – говорю я чётко, старательно проговаривая каждое слово, – куда вам никогда не захочется попасть. Ни при каких обстоятельствах.

Дед погружается в задумчивое молчание. Лёгким движением пальца он подзывает официанта, который тут же появляется рядом с нашим столом. Через пару минут перед дедом стоит чашка горячего чёрного кофе. Его горьковатый аромат разливается в воздухе. Я киваю официанту и показываю, что хочу такой же.