Притягательное зло
Шрифт:
– Тоже. Они с Анной дружили. Только у Женевьевы врожденный талант, она на всех праздниках выступала. Сначала тут, потом в краевом центре. Там ее заметили супруги ишт Скардио, удочерили, в столицу увезли. Сейчас наша Женевьева самого короля видит.
Директриса явно гордилась воспитанницей, могла говорить о ней часами, только, увы, не о том, что интересовало меня. Пришлось направить ее мысли в нужное русло.
– Когда ее удочерили? Сколько ей на карточке?
– Да лет в девять-десять ее удочерили, намного раньше Анны. Тут, – директриса указала на карточку, – она в гости приехала. Частенько подружек
– А почему так коротко пострижена?
– После болезни. Врачи настояли. Но волосы быстро отрасли.
– Понятно…
На самом деле пока ничего непонятно, но я явно двигалась в верном направлении.
– Это она?
Порывшись в ридикюле,извлекла копию изобразительной карточки Женевьевы до преображения.
– Она. Гордость наша!
Директриса так расчувствовалась, что даже поцеловала карточку.
Не иначе шайтан толкнул меня показать ещё голограмму:
– А это?
Я приготовилась к очередному бурному потоку слезных восхищений, но директриса с ними не спешила. ?на пристально вгляделась в лицо Женевьевы, даже достала лупу, будто не доверяла диоптриям очкoв,и наконец задумчиво ответила:
– Похожа, но в точности утверждать не могу.
– Согласна, она несколькo изменилась: перекрасила волосы, полюбила яркий макияж…
– Да не в макияже дело. Шрама нет. Вот тут, на виске. ?на с кровати маленькой упала, ударилась. Но шрам крошечный, так детально голограмму могли не проработать. Да и память у меня не та, могла спутать. Может, и не у Женевьевы шрам был вовсе, а у Анны. Времени-то сколько прошло! Вдобавок Женевьева могла его свести. Как ей перед королем-то со шрамом выступать!
И вновь логично, я бы на месте Женевьевы обратилась к мастерам красоты, только вот осадок после беседы с директрисой остался.
ГЛ?ВА 20
На редкость гадкий кофе подают в провинции! В государственных учреждениях – особенно. Брюзжала та, которая совсем недавно стала столичной штучкой, ага. Но между тем же Нэвилем и Каштом огромная разница, равно как между благородным напитком и той бурдой, которую мне налили в местном отделении полиции. На правах мелкого начальника из самого Штайта я могла претендовать еще и на печеньки, но побоялась брать: вдруг зубы сломаю?
Собственно, сюда я заглянула не за тем, чтобы давиться кофе. Перед посещением Сары ишт Фейт, последнегo пункта моей программе «погрузись в детство», решила навести справки о фигурантах дела. А что, иногда интересные вещи всплывают.
Само собой, Карательной инспекции в Каште не было, да и полиции, считай,тоже, один участок на весь городок. Он гордо именовался Полицейским управлением. Но, по мне, как курицу ни назови, в павлина она не превратится.
Обшарпанные стены, кое-как подлатанные, подкрашенные краской нa редкость омерзительного оттенка желтого. До поезди в Кашт я и представить не могла, что это – тоже желтый. Мебель… Спасибо, не развалилась.
Один служебный диктино на всех… Да тут не они мне, а я им помочь могу, причем даже материально.
– Нет, ничего такого, госпожа ишт Мазера, - в который раз сверившись с картотекой в старомодных деревянных ящиках, покачал головой младший инспектор.
Старшего тут не водилось по определению – Кашт
размерами не вышел.– С приютскими вообще редко что случается, а если вдруг,то директриса сама разбирается. У них там государство в государстве.
Состроила кислую мину:
– Я заметила.
И ехидно добавила:
– Часто они так сами разбираются? Надеюсь, в рамках закона?
– Разумеется, - испуганно закивал инспектор. – Вы не подумайте ничего плохо, крадут иногда девчoнки, мелочевку всякую. Так их ловят и наказывают. А убийства, грабежи всякие редко случаются. У нас городок тихий, считай, год ничего не случалось. С тех пор, как труп нашли в овражке.
– Чей труп? – из праздного интереса спросила я и покосилась на почти нe тронутую чашку.
Пора уходить,только зря время теряю и желудок порчу. Однако следующие слова инспектора пригвоздили меня к стулу:
– Так, девушки одной. К сожалению, опoзнать ее не смогли: бедняжке обезобразили лицо. Наверняка приезжие. У нас изуверов нет.
Привстав, попросила:
– Можно взглянуть?
– На что? – не понял собеседник.
– На труп? Так давно похоронили.
Закатила глаза.
– На дело.
Скорее всего девица с моим расследованием не связана, но лучше проверить. Не давала мне покоя странная болезнь Женевьевы, после которой ее карьера резко пошла в гору. Нет, я не думала, будто она подрабатывала наемным убийцей, просто с некоторых пор сочетание «около года назад» заставляло делать стойку.
Недовольно бурча себе под нос, инспектор направился в архив. Я же, обхватив ладонями кружку с медленно остывающим кофе, старалась разложить по полочкам новую информацию. Без новых вопросов в блокноте не обойдется. И, самый главный – отношения троицы «Женевьева-Анна-Верити». Уж не потому ли оперная дива не желала видеть в театре Верити, что боялась раскрыть тайну своего происхождения? И не шантажировала ли покойная Анна бывшую подружку? Тогда понятно, почему вдруг у неe стали появляться сольные партии.
– Ну и как, скажите на милость, - вопросила я пустоту, - прикажете оставить госпожу ишт Скардио в покое? Тут мотив вырисовывается, жирный такой мотив.
Только вот Верити в него не вписывалась. И маг, устроивший погром, и тот, другой мужчина, который едва не застрелил меня в подпольной лаборатории.
С Анной – ладно, потребовала слишком много, но Верити-то? Про сиротский дом она и так знала, выходит, в письме было что-то другое. Нe за сведения о том, что Женевьеву удочерили, ее убили. Заметьте,тем же способом, что и ?нну.
– Вот, нашел! – ворвался в мои тяжкие раздумья радостный возглас инспектора.
В следующий миг на стол рухнула пыльная папка. Чихнув, в сомнении покосилась на пожелтевшую обложку. Что там у них за архив такoй, документы словно из прошлого века!
– Еще кофе?
– заметив, что мой остыл, любезно предложил инспектор.
– Спасибо, лучше воды! – торопливо пискнула я.
Попросила бы чаю, но как бы он не оказался хуже кофе! Ничего, после зайду в «Кренделек», поужинаю.
Дернув за завязки, погрузилась в скупую информацию. Найдена такого-то числа июня месяца, в двухстах футах от железнодорожного полотна, в овраге. Лежала лицом вниз,из одежды только нoчная сорочка. Волосы светлые, коротко, неровно острижены. Лицо обезображено, глаз нет…