Призрак бродит по Техасу

Плечо перестало багрово светиться. Вмятина исчезла бесследно. Индеец указал на меня молоточком и задумчиво произнес:

–  Одно я узнал, Смерть. Без твоей брони ты очень слаб.

Я улыбнулся ему и пошевелил указательным пальцем. Я не думал, что он заметит это движение. Но его глаза скосились. Возможно, моя рука лежала поверх укрывавшей меня бизоньей шкуры.

Позднее я выяснил, что лежал так покойно на трех пуховых перинах, которые в какой-то степени имитировали эффект невесомости. Пух был гагачий, и я благословлял этих побеждающих тяготение птиц, которые настолько лелеют своих птенцов, что устилают для них гнезда пухом, выщипанным из собственной груди.

Я вдруг ощутил жажду и голод. И, словно ощущение это явилось сигналом, в поле моего зрения, улыбаясь, вошли Рейчел-Вейчел и Ла Кукарача, причем рука первой ласково лежала на плече второй. Обе они в багряных отблесках горна выглядели очаровательно. Рейчел была в своем одеянии Черной Мадонны, Ла Кукарача - в огненно-красном платье с поясом и ожерельем из чеканного серебра. Она шла, гордо подняв голову. Рейчел же приходилось нагибаться, чтобы не задевать головой сталактиты.

Рейчел молча откинула бизонью шкуру и занялась осмотром моей израненной груди - там добавляла антисептика, тут заменяла пластырь, а Ла Кукарача, используя уголок горна как плиту, заварила на воде жиденькую овсянку, в которую добавила мои белковые питательные пилюльки.

Пока питательная пища возвращала мне силы, я лениво дивился такому дружелюбию милых девочек. Когда я видел их вместе в последний раз, они дрались из-за меня, точно волк с овцебыком. Теперь - заключили перемирие. Да только что оно сулит мне?

Вошел Эль Торо и встал у моего ложа. На его смуглом лице играла суровая усмешка.

–  Как ты себя чувствуешь, товарищ?
– спросил он.

–  Гораздо лучше, - ответил я.

–  Bueno!
– сказал он с кивком, подобным удару молотка аук-ционщика.
– Нет, правда очень хорошо. Завтра в Талсе ты начнешь свои труды во имя революции.

–  Вряд ли получится так скоро, - сообщил я ему хриплым басом. (Пусть эти плюгавые марксисты не воображают, будто могут мною командовать! Необходимо с самого начала занять твердую позицию.)

–  Ваши металлообрабатывающие товарищи достаточно прилично выпрямили мои кости, насколько я могу судить. Но я лично - разумеется, с помощью индейца, который будет держать что нужно и подавать что нужно - должен подсоединить тросики, отрегулировать их натяжение и проверить каждый моторчик, проводок и деталь.

–  Вовсе нет.
– Эль Торо сделал знак, и в поле моего зрения, позевывая и протирая глаза, появился не кто иной, как профессор Фаннинович. Он стукнулся лбом о сталактит и выругался по-немецки.

–  Мы его похитили еще до того, как вытащили вас из бассейна,

–  с гордостью объяснил Эль Торо.
– Это он руководил восстановлением твоего скелета. Он работал всю ночь и всю первую половину дня. Три часа назад мы позволили ему отдохнуть.

–  Вынудил меня, ленивый и расхлябанный недочеловек!
– рявкнул на него Фаннинович, вставил в правый глаз монокль и, быстро взглянув на угрожающе низкий потолок, выпрямился во весь рост, чтобы удобнее было облить всех нас презрением.

–  Извольте понять, - сказал он резко, - что я брезгую всеми вами и вашей невежественной сентиментальной революцией. Когда республика Единственной Звезды, носительница благороднейшего фашизма, схватит вас, что неизбежно, я буду улыбаться вашей каре, надеясь, что она будет жесточайшей. И если казнь, то только после пыток!

–  Ну и ну, Фанни, - обиженно произнесла Рейчел. Пропустив ее слова мимо ушей, он нацелил свой злобный взгляд

на меня:

–  Это относится и к тебе, жалкий скоморох из космических трущоб!

Тут он расслабился, стал пониже ростом и, пожав плечами, добавил с улыбкой:

–  Однако я безнадежно влюблен в ваш несравненный экзоскелет. Это мания, навязчивая идея; тут бессильны и самые строгие мои милитаристские принципы и убеждения. Через двенадцать часов ваш экзоскелет будет даже лучше, чем когда вы получили его от русско-американских свиней Циркумлуны.

Тут у меня нашлось бы много сомнений и возражений, но я промолчал. Эль Торо, Лапонька, Рейчел и даже старик-индеец слишком уж сияли самодовольством и слишком гордились своей революционной находчивостью. Как же! Они ведь сумели использовать манию Фанниновича против него самого!

На следующий день, погрузившись в три веенвепа, мы тремя разными маршрутами отправились в Талсу, Оклахома (Техас). Мы летели сквозь низкие тучи среди вспышек молний, ориентируясь с помощью прибора, называемого "радар" - совершенной для меня новинкой, так как в космосе не бывает ни скоплений водяных паров, ни беззвездных ночей.

В прозрачном веенвепе возникало ощущение, будто плывешь по серому океану. В любом случае этот мутный суперсуп с его электрическим перцем был мне совсем не по вкусу. Но мои спутники ему радовались: он препятствует радиосвязи и укрывает от хищных самолетов Единственной Звезды, объяснили они.

Эль Торо сообщил мне отчасти с гордостью, отчасти с завистью, что техасские газетчики прозвали меня Призраком, и что я объявлен врагом республики номер один. Вольные стрелки поклялись прибить мою шкуру к амбарным дверям (надеюсь, это останется несбывшимся желанием!) рядом со шкурами каких-то Бонни и Клайда. Ищут нас с большим рвением, заверил меня Эль Торо. И Хант, и Чейз выкладываются на всю катушку.

–  Они намерены сжечь тебя, звездный мальчик, - сказал мне Гучу, поворачиваясь в кресле пилота.
– Но не страшись. Смерть в огне несет очищение.

Я с облегчением обнаружил, что Фаннинович летит не с нами - немец являл собой нестерпимую смесь прусского хамства (по отношению ко мне) и первосвященника (по отношению к моему эк-зоскелету). Однако ни Рейчел, ни Лапоньки с нами тоже не было. Это обстоятельство весьма меня огорчило, и я решил принять незамедлительные меры, если мы протянем хотя бы до посадки.

Время я коротал, беседуя с седоволосым очень сгорбленным мек-сом по имени Педро Рамирес, который двадцать лет проработал в команде киборгов. Он задрал рубашку и показал мне сморщенные рубцы там, где через вживленные трубочки в его вены и артерии из ошейника поступали транквилизаторы, тонизирующие препараты и ферменты. Далее он потребовал, чтобы я осмотрел своеобразные мозоли в его ушах - память о затычках, которыми они закупоривались ежедневно в течение двух десятилетий. А сам тем временем начал тихонько напевать (мне кажется, сам того не замечая), меняя один монотонный мотив на другой. Мне удалось уловить слова:

Дважды в сутки двенадцать часов подряд Ошейнички роют, долбят и бурят.

Но когда я попробовал расспросить его о подробностях этой работы, он пришел в возбуждение и расстройство чувств. Впрочем, я без труда успокоил его несколькими взвешенными и вескими фразами.

Мне стало ясно, что киборгизация не требует прямого контроля над нервной системой, а представляет собой просто химическое и гипнотическое воздействие, причем ушные затычки передают как пропагандистские речи, так и команды надсмотрщика-техасца. Или же, пояснил Эль Торо, приказы киборгизированного псевдонадсмотрщи-ка-мекса, которым управляет техасец, держащий таким образом под контролем сразу несколько рабочих команд - вплоть до дюжины.