Призрак бродит по Техасу

Мне эта система показалась не только возмутительной, но и чрезмерно усложненной: ведь ту же работу вполне могли бы выполнять машины, а если на то пошло, то и не окиборгизированные рабочие, тонизируемые листьями коки и транквилизируемые марихуаной. Я решил, что техасцы выбрали такую систему лишь потому, что она позволяла не давать мексиканцам образования, а также - и даже в первую очередь - укрепляла убеждение техасцев, будто мексиканцы и другие "дикари" не способны ни к какому образованию.

–  И эти жалкие пеоны, Эскель, понятия не имеют, какую.работу выполняют, - подтвердил мою догадку Эль Торо.
– Сразу же, едва с них снимают ошейник, они получают гипнотический приказ - полностью забыть не только подробности, но самый характер своего труда.

–  Сверхнадежность!
– кивнул Гучу.
– Вернее, чем вырезать языки и выдавливать глаза. Слепонемой способен жестикулировать, способен нарисовать или даже написать, но никто не может сообщить то, о чем он забыл.

Тут я понял, почему мои вопросы так подействовали на Педро Рамиреса. Тем не менее, произнеся еще несколько успокоительных фраз, я осведомился, доводилось ли ему работать внутри больших нефтевышек.

–  В этих - никогда, сеньор Эспектро, - заверил он с дрожью в голосе и судорожно мотнул головой.
– Нет, ни единого разочка.

Хотя Педро суеверно назвал меня Призраком, мне показалось, что он все-таки лжет: слишком уж отчаянно он это отрицал. И особенно после монотонных повторений "долбят и бурят". Но дальше его мучить ради удовлетворения праздного любопытства мне не хотелось. Поэтому я еще раз его успокоил, а затем усыпил, обещав, что проснется он, чувствуя себя здоровым и счастливым. Всякий актер, если он чего-то стоит, должен быть недурным гипнотизером.

Полет все продолжался, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь усыпил меня. Почему-то применять самогипноз мне не хотелось. С грустью я подумал, как мне не хватает сейчас нежных забот, которыми в пещере меня окружили Рейчел и Ла Кукарача. Я любил их тогда, как двух моих соматерей, как нянюшек, склонившихся над коконом тяготения. Однако теперь, заверил я себя и хлопнул по ребрам моего верного экзо, теперь я люблю их совсем другой любовью! Эта мысль чрезвычайно меня ободрила.

Ребра у меня были новые, из чистого серебра, и весили на килограмм-другой побольше, зато блестели с особым матовым отливом. Их дорогая элегантность чудесно контрастировала с моим боевым шлемом - вмятины на нем были выправлены довольно плохо.

Однако к тому времени, когда мы опустились на центральную площадь мекстауна Талсы, настроение у меня вновь стало таким же хмурым и мрачным, какой оставалась погода. Встреча с любимыми девушками чуть-чуть его улучшила, но оно тут же совсем испортилось, потому что Эль Торо шепнул:

–  Помни, camarada, тринадцати известным стукачам перерезали горло или еще как-то гарантировали их молчание, чтобы наше собрание прошло без помех.

Жутковатая цена за представление! В контракте про убийства не было ничего, и я опасался, что провалюсь. До выхода на сцену я все время видел перед собой эти перерезанные глотки, а также злополучную толпу согбенников, которые гибли в Далласе, воспламененные моими призывами. И не шли из ума молнии электрических бичей и лазерные лучи.

Но как только я вышел к публике, мной овладело контролируемое революционное исступление, и я был таким саркастичным и беспощадным, какой может быть только Смерть. Нет, поразительно, как увлекает роль, даже когда она тебе противна.

Еще я опасался, что Фаннинович, так сказать, заминировал мой экзоскелет и он вот-вот взорвется, однако ничего такого не произошло, а функционировал он даже лучше, чем прежде. Какие странные и противоречивые побуждения управляют человеком!

К концу моей речи я пришел в такое неистовство, что хотел сам повести толпу в техастаун Талсы и возглавить его разгром, но этим занялись местные руководители, а мы с Эль Торо и остальными отправились в заброшенное противоатомное убежище, где нам предстояло переночевать, прежде чем продолжить путь в Литтл-Рок, Уичито или в Спрингфилд, в зависимости от обстоятельств.

Я удивился: каким образом атомубежище оказалось заброшенным в мире, перенесшем атомную войну и отнюдь не обретшем равновесия? Однако Эль Торо объяснил, что радиоактивные материалы

–  большой дефицит, так как они требуются во всех отраслях промышленности, не говоря уж о военной, и их теперь не используют для стратегического оружия. Ну, кто бы стал расходовать дефицитный бензин на молотовскйе коктейли? Это название, добавил он, тер-, рористы дали своим бомбам в честь какого-то древнего русского деятеля.

Фаннинович надменно подтвердил объяснение Эль Торо, не преминув проклясть мир, который, потеряв Германию, утратил трудолюбие и терпение, необходимые для добывания и обработки бедных урановых руд. При этом он улыбнулся сардонической улыбкой, которая запечатлелась в моей памяти.

Я напомнил, что на преторианцев Остина была потрачена атомная бомбочка.

–  Кое-какие тактические штучки сохранились, - ответил Эль Торо.
– Музейные экспонаты. Техасцы все свихнутые.

–  Про радиоактивный дефицит, Тор, ты дал точные сведения,

–  заметил Гучу, - но сравнение придумал неправильное. Последний бензин употребили не на то, чтобы куда-нибудь съездить, а на то, чтобы поджарить черного.
– Он помолчал.
– А может, и бе-ломазого. Кто знает?

Он посадил веенвеп под моросящим дождем. Снаружи я не видел ничего, кроме темноты. Потом Гучу повернулся ко мне и продолжал:

–  Истинная причина, почему ни один землянин, кроме кучки свихнутых с манией величия, не рискнет получить новую порцию радиоактивных осадков, очень проста: мы все знаем, что в наших костях еще тикает малая толика смерти, подарочек Больших Ядов Той Войны. И даже ты, мистер Смерть, получаешь свою долю каждые проведенные здесь сутки. Нет, Тор, поговорим прямо. В том-то и беда ваша, эх вы, мексы! Всегда любезны - даже с беломазыми, всегда стараетесь уладить: эдакая смесь мечтаний древних идальго с вашей индейской способностью терпеть все, что вам навязывают, - ваши ошейники, например, - и не наносить ответного удара. Ну, разве иногда ножом в темноте. Нет, мы должны сказать мистеру Смерти всю правду. В том числе назвать истинные причины, почему атому-

бежища такое табу. Во-первых, многие из них отравлены радиоактивностью куда больше плоскогорий - благодаря грунтовым водам, скверной системе вентиляции, и потому, что наносящий удар низко получает ответный удар тоже низко. Только не трусь, звездный мальчик: какой ни есть в этом убежище кобальт-девяносто, он тикает уже сотню лет. А во-вторых, беломазые верят, будто в них водятся привидения, и трусят, хотя, конечно, вслух про это не говорят.

Над привидениями я мог посмеяться. И посмеялся. Перед тем, как мы вошли в убежище, я тщетно поискал в небе луну. Эль Торо спросил с сочувствием, удивившим меня, не стосковался ли я по дому. Я ответил, елико меньше отклоняясь от правды, что нет, вовсе нет. Я просто хотел узнать дату: мне неясно, сколько времени я провел в пещере.