Про что щебетала ласточка Проба "Б"

И всадникъ еще разъ разсмялся, но этотъ смхъ звучалъ еще горче чмъ въ первый разъ -- и онъ перервалъ его еще скоре, закусивъ нижнюю губу и хлеснувъ бинемъ по двумъ или тремъ слишкомъ выдавшимся на дорогу вткамъ.

– - Какъ она поблднла, когда попъ выболталъ эту новость. Разумется, она старалась не подать и виду, что это производитъ на нее такое впечатлніе; объ этомъ нечего и говорить! Жаль только, что посл того, какъ вы пользовались изо дня-въ-день, въ теченіи девяти или десяти лтъ, удовольствіемъ совмстной жизни, отъ васъ ничего не скроется. Она не вритъ уже въ мою любезность, да и я тоже нтъ. А какъ смотрла она, когда я, вскор посл этого, ухалъ!-- словно она знала, о чемъ идетъ дло; но я такъ часто сердилъ ее этимъ человкомъ, что теперь я могу имъ и порадовать ее. Но конечно, прежде чмъ схватить моего мосьё, надобно поймать его. Ну, это мы скоро увидимъ!

И Карлъ Брандовъ соскочилъ съ сдла, привязалъ лошадь къ суку дерева и началъ подниматься по узенькой тропинк черезъ лсъ къ могил гунновъ.

IX.

Готтгольдъ работалъ на верху уже съ полчаса, съ жаромъ пейзажиста, спшащаго воспользоваться даннымъ моментомъ, который уже не повторится. Если небо, земля и море и будутъ красоваться опять завтра, при закат солнца, этими свтлыми мстами; если тни съ холмовъ и упадутъ опять на долину, на ущелья;-- онъ уже не будетъ на этомъ мст, чтобы наверстать позабытое, чтобы докончить начатое.

Такимъ образомъ сидлъ онъ на низенькой плит могилы гунновъ, съ мольбертомъ на колняхъ, впивая пылкимъ взоромъ художника красоту мста и времени, творя трудолюбивою рукою художника снимокъ съ этой красоты. И краски на палитр смшивались сами собою, и каждая черта кисти на маленькомъ полотн приближала копію къ оригиналу съ такою скоростью, которымъ самъ художникъ не могъ нарадоваться и надивиться. Такъ скоро никогда еще не шла у него работа, такъ дружески никогда еще не сходилось намреніе съ исполненіемъ, такъ сильно никогда не счастливило его высокое ощущеніе своей силы.

– - И неужели же мечта, что я тутъ только могу быть тмъ, чмъ мн назначено быть,-- больше чмъ мечта? говорилъ онъ самъ себ,-- и неужели же глубокомысленная мудрость миа объ Анте подтвердится и на мн? Ну конечно, вс мы дти земли; наша мать не виновата, если мы, оторвавшись отъ нея, стремимся къ далекимъ солнцамъ, отъ страшнаго жара которыхъ быстро таютъ у насъ восковыя крылья. Я былъ тамъ, въ Италіи, подобнымъ Икаромъ.

– - Да, да, вскричалъ онъ громко,-- Римъ, Неаполь, Сиракузы, вы, эдемы художниковъ,-- что значитъ этотъ клочекъ земли въ сравненіи съ вами! а между тмъ для меня онъ больше, несравненно больше, чмъ вы; онъ -- моя родина.

– - Въ которой старый другъ отъ всей души привтствуетъ тебя, сказалъ звонкій голосъ позади него.

Готтгольдъ съ испугомъ обернулся.

– - Карлъ Брандовъ!

Онъ стоялъ тамъ -- стройная гибкая фигура, прислонившаяся къ глыб, на которой лежала утромъ змя,-- и его круглые жесткіе глаза напомнили Готтгольду о неподвижныхъ зминыхъ глазахъ.

– - Конечно, это я, сказалъ Карлъ Брандовъ, подходя ближе съ улыбкой, которой слдовало быть дружеской, но которая была такъ же холодна, какъ и протянутая Готтгольду рука, куда онъ, колеблясь, положилъ свою руку.

– - Какъ ты нашелъ меня? спросилъ Готтгольдъ.

– - Я -- старый охотникъ, возразилъ Брандовъ, показывая свои блые зубы.-- Отъ меня не такъ-то легко скрыться, да еще въ моемъ собственномъ округ. Но я не хочу хвастать. Дло въ сущности очень просто. Я зналъ еще недли за дв, что ты будешь здсь; потомъ я услыхалъ у Плюггена въ Плюггенгоф -- Отто Плюггена, соломеннаго Плюггена какъ называютъ его, если помнишь, для отличія отъ его меньшаго брата, сннаго Плюггена, которому достался Гранзевицъ,-- я услыхалъ, говорю отъ нашего новаго пастора, что ты былъ вчера въ Раммин и отправился въ Прору. Разумется, Плюггенъ, по моей просьб, тотчасъ же послалъ туда экипажъ, чтобъ пригласить тебя въ Плюггенъгофъ; тебя тамъ ужь не было, ты отправился сегодня же утромъ съ Іохеномъ Пребровымъ пшкомъ въ Долланъ. Само собою разумется, что посл этого я не могъ уже оставаться ни на одну минуту въ Плюггенъгоф, несмотря на то, что мы только-что сли за столъ, чтобъ встртить тебя съ полными стаканами въ рукахъ. Я чуть не загналъ обоихъ моихъ лошадей и напугалъ до полусмерти мою бдную жену, чтобы встртить тебя хоть дорогою, въ случа еслибъ ты оказался такъ жестокъ, что не захотлъ бы ждать нашего возвращенія. Прізжаемъ, спрашиваемъ о теб, еще не выходя изъ экипажа: никого не было! Поя жена и я смотримъ съ испугомъ другъ на друга. "Тамъ на могил гунновъ есть кто-то!" говоритъ Генрихъ Шеель, мой фактотумъ, подходя къ экипажу: "онъ тамъ съ самаго утра". "Тутъ нтъ ничего невозможнаго, говоритъ моя жена;-- онъ узналъ, что насъ нтъ дома, и по свойственному ему трудолюбію, пользуется этимъ временемъ. Это было его любимое мсто". Я не говорю ровно ничего, но бгу къ подзорной труб въ комнат на мезонин -- и вижу то, что Генрихъ, несмотря на свои косые глаза, видлъ безъ подзорной трубы; бгу опять внизъ, вскакиваю на лошадь -- и нахожу того, кого искалъ. Это дивно-хорошо, что ты написалъ тутъ! право, великолпно! но теперь, смю просить, нельзя ли упаковать всю эту исторію? Это не уйдетъ и завтра, а на сегодня право довольно и передовольно. Съ двнадцати часовъ и до сихъ поръ -- это можетъ выдержать только художникъ!

Карлъ Брандовъ перебросилъ уже себ черезъ плечо дорожную сумку Готтгольда, куда этотъ послдній уложилъ тмъ временемъ свои вещи.

– - Постой на минуту! сказалъ Готтгольдъ.

– - Ты не можешь доврить мн своихъ сокровищъ?

– - Совсмъ не то.

– - Что же такое?

Готтгольдъ медлилъ; но ему нкогда было долго соображать.

– - Вотъ что, сказалъ онъ.-- Я не могу принять твоего приглашенія, какъ ни дружественно оно сдлано и какъ ни честны при этомъ, какъ я желаю думать, твои намренія.

– - Но, ради Бога, почему же не можешь?

– - Потому-что я оскорбилъ бы этимъ себя и въ нкоторомъ смысл и тебя. Себя -- потому-что я не могу быть въ Доллан, въ вашемъ дом, не длаясь на каждомъ шагу, каждую минуту, добычей самыхъ горькихъ воспоминаній; а кто не избавляетъ себя, если только можетъ, отъ подобнаго испытанія! Тебя -- потому-что надобно теб сказать, Брандовъ, я всегда считалъ тебя своимъ врагомъ и никогда не смотрлъ на тебя съ пріязнью вплоть до сегоднишняго дня, вплоть до этого часу. Кто станетъ приглашать въ свой домъ человка, который, какъ ему извстно, смотритъ на него безъ всякой пріязни!

– - Возможно ли? вскричалъ Брандовъ.-- Такъ стало быть этотъ дуралей Плюггенъ и попъ были правы, когда говорили: "онъ не пойдетъ!" "Онъ пойдетъ!" сказалъ я: "и хотя бы для того только, чтобы доказать вамъ, что онъ остался тмъ же великодушнымъ человкомъ, какимъ онъ всегда былъ!" -- Нтъ Готтгольдъ, ты оправдаешь мои слова, хотя бы изъ-за однихъ этихъ глупцовъ и имъ подобныхъ, которые воспользуются этимъ удобнымъ случаемъ, чтобы посмяться надъ Карломъ Брандовомъ, который всегда такъ важничаетъ, а потомъ остается съ носомъ. Нтъ, тутъ, къ сожалнію, есть вотъ что: я ужь не то, чмъ былъ; я бднякъ, я принужденъ былъ выучиться скромности;-- но на этотъ разъ я не хочу быть скромнымъ, на этотъ разъ я не хочу. И такъ, твою руку, старый дружище! такъ! ршено! Я зналъ тебя лучше, чмъ ты самого себя.

Они начали всходить на холмъ: Брандовъ (который, не смотря ни на какія возраженія, продолжалъ нести готтгольдовы вещи) -- не переставая говорить свойственнымъ ему смшнымъ и иногда опрометчивымъ образомъ; Готтгольдъ -- молча и тщетно усиливаясь освободиться отъ оцпеннія, туманившаго ему мозгъ и сжимавшаго сердце. Онъ хотлъ быть правдивымъ, вполн правдивымъ; онъ не исполнилъ этого. Онъ не сказалъ послдняго, потому-что не могъ сказать этого, такъ-какъ онъ показался бы глупцомъ, фатомъ, еслибъ сказалъ это, и грубымъ человкомъ, еслибъ не сказалъ, а сказалъ бы только: не хочу. Но разв это было не лучше, чмъ свидться съ нею?

Готтгольдъ остановился; онъ сорвалъ съ себя сюртукъ и жилетъ, какъ будто бы они душили его.

– - Здсь въ лсу страшно душно, сказалъ Карлъ Брандовъ.-- Было бы гораздо ближе, еслибъ мы спустились по другой сторон, а потомъ пошли полемъ; но намъ надобно было сдлать крюкъ, хотя бы только для моего рыжаго. Вотъ онъ, этотъ плутъ, стоитъ и бьетъ отъ нетерпнія копытами. Ну, теперь en avant!

Брандовъ взялъ поводья, Готтгольдъ схватилъ часть своихъ вещей; такимъ образомъ они быстро шли лсомъ по тропинк, которая вскор вывела ихъ въ поле. Въ незначительномъ отдаленіи, отдленная только двумя-тремя лугами, да великолпною полосою ржи, лежала усадьба, частью уже въ тни, падавшей въ долину съ холма по лвую сторону пустоши, въ то время какъ вершины боле высокихъ садовыхъ деревьевъ и могучихъ тополей, окаймлявшихъ остальныя три стороны двора, горли, облитыя вечернимъ сіяніемъ. Окошечко маленькой комнаты на мезонин сверкало и блестло. Готтгольдъ не могъ свести съ него глазъ; онъ ждалъ каждую минуту, что оно отворится -- и она покажется въ рам и погрозитъ ему блою ручкою: ни шагу дальше, ради Бога ни шагу дальше! А потомъ у него опять становилось на душ, какъ тогда, когда онъ въ какой нибудь блаженный субботній вечеръ или чудное воскресенье выходилъ съ Куртомъ, а она, завидя ихъ возвращеніе, въ нетерпніи бжала къ нимъ на встрчу. Его волненіе возрастало съ каждымъ шагомъ; онъ почти не слыхалъ того, что говорилъ его спутникъ.