Пробуждение

– Вы что, артист?
– все же не вытерпел водитель.

– Да, прямо с работы, - ответил Саша.

– А-а, - понимающе кивнул водитель.

Катя высморкалась в платок, чихнула и, отодвигаясь от Саши, сказала:

– Тебе надо переодеться. Где ты живешь?

Вертолет шел над лесом.

Обычный зимний пейзаж, ничем не омраченный.

Летний солнечный день.

И обычный полет. И привычные повороты, все, как вчера, как позавчера, в среду.

И вдруг командир присвистнул, причем так свистят только самому себе, да и то в редких случаях.

Свист короткий - далее - действие:

– Коля, - второму пилоту, - я смываюсь.
– Он привстал с кресла: Давай, рули, понял?

Волк рывками бежал по глубокому снегу, оглушенный ревом двигателей, не представляя вполне, какой опасностью грозит ему летящая чуть справа большая тень от вертолета.

Тень не приближалась, но и не отставала.

А вскоре загремели сверху выстрелы.

Сергей стрелял, стоя в проеме снятых дверей.

Привязанный ремнями, он почти зависал над землей; ветер рвал из рук ружье, слепили снег, солнце, вертолет мотало, но Петр, ожидавший своей очереди на выстрел, видел, что этот человек по-настоящему счастлив и захвачен сейчас охотой, погоней, своим невесомым положением, скоростью, ветром.

Было что-то мальчишеское в том, с каким азартом он кричал Коле - тот вел вертолет: "Ниже! Еще ниже!", "Сними скорость!"

Пригибались верхушки деревьев, смятые воздухом от винта, взметался снег.

"Ружье!" - и просил и требовал взгляд Сергея.

И он жадно хватал ружье Петра, стрелял навскидку.

– Сергей!
– кричал Коля с пилотского кресла.
– Прекрати это жлобство! Дай и людям пострелять!

Сергей и не слышал, не обращал внимания.

– Бросаю управление!
– кричал Коля.
– Петька, отбирай у него ружье. Хватит с него!

Он заложил крутой вираж, лес и снег встали дыбом, небо опрокинулось, Сергей влетел в кабину, но тут же бросился к дверям, не обращая ни малейшего внимания на Колькины уговоры, продолжал стрелять по уходившему волку.

Тот рванул в просеку и уже замелькал среди кустарника и низких деревьев, менее заметный, чем на открытом снегу, да и Колькин вираж напутал дело.

И все же, сдерживая прыгающее ружье, резко переместив направление ствола, Сергей выстрелил, волк рванул в последнем отчаянном прыжке и зарылся головой в снег...

Петр смотрел на Сергея.

Вытирая шапкой мокрое лицо, он сидел у края открытых дверей, счастливый оттого, что все получилось.

...И в этот же солнечный, спокойный день.

Вертолет стоял в стороне от ледокола, огромного, с желтыми надстройками, ярко-красной полосой на борту.

Петр и молоденькая сестра делали матросам прививки в белейшей комнате лазарета.

Петр поглядывал в иллюминатор.

Внизу, на льду, играли в футбол.

Поле вокруг простиралось бесконечное, ледяное, но ворота были настоящие, с ледокола, даже сетка была.

Среди игравших в одной команде были и Сергей, и Колька.

Матросская очередь не кончалась. Они продвигались один за другим, крепкие, раздетые до пояса, рельефно напрягали перед медсестрой мышцы, храбро подставляли спины, относясь к этим шприцам, пузырькам и прочей аптеке со снисходительностью и привычкой все повидавших людей, готовых вынести - что там один!
– сколько угодно уколов любой сложности и боли, и одновременно от страха округляли глаза и съеживали спины...

...Петр спускался с ледокола, а Колька уже кричал ему:

– К нам! Этот наш! Становись на край!
– и Петр уже скидывал куртку.

Оранжевый мяч носился по снегу, взлетал, устремлялся далеко к торосам, отправленный чьим-то особо выдающимся ударом, а вообще игра шла веселая, много было падений, смеха, азарта, и снова Петр увидел Сергея, их командира, в каком-то новом качестве - он вдруг еще раз убедился, что Сергей, строгий, немногословный, даже не очень подвижный, казавшийся старше своих сорока лет, еще очень молод, как молод и Колька, забывший обо всем на свете, отдавшись игре, до конца, самый главный, вездесущий на поле, покрикивающий на всех, да и сам Петр - сколько ему?
– 35? 16?
– молодо было на этом поле, затерянном в океане, в яркий весенний день, такой солнечный и голубой, какие не так уж часто бывают здесь.

Нужно было сквитать счет (они проигрывали), и Коля звал команду вперед, но времени было мало.

Колокол с ледокола ударил раз, другой - звали к обеду, игра кончалась, - и Коля, в явном огорчении, еще с кем-то спорил, что-то доказывал, его добродушно утешал Сергей.

Коля изо всех сил ударил мяч в сторону ледокола, за мячом бросилась лайка, а они шли все вместе, обе команды, смешавшись, к ледоколу, взмокшие, разгоряченные игрой, в снегу...

Из тумана, мглы, хлопьев мокрого снега, летящих навстречу, льдина с людьми возникла неожиданно, исчезла тут же, снова внизу пошла темная вода в тумане, битый лед.

Командир с трудом удерживал машину. Льдина с людьми исчезла.

– ...Прием. Пытаемся снять людей... Почти безнадега... Ветер... прием...

Петр и Коля стояли в дверях, обвязанные веревками.

Вертолет раскачивался. Снег летел в раскрытую дверь. Внизу прыгала и перемещалась вода.

– Снимем?
– крикнул Петр сквозь рев двигателей и ветра.

– Черт! Шапка улетела!
– Коля стоял без шапки. Вертолет завис над льдиной.

Коля швырнул лестницу, ее закрутило.

Вертолет вдруг резко пошел вниз.

Петр свалился, привстал, его швырнуло к скамье, он удержался, сел на пол.

Коля сидел у противоположного борта, рядом с открытой дверью и, судя по бешеному лицу, отчаянно матерился.

– Ну как?
– крикнул он.

– Снять невозможно, - командир продолжал говорить по радио, сбрасываем аварийные мешки!

Вертолет стремительно надвигался на льдину.

– Отсчет три!
– кричал Колька Петру.
– Бросай сразу!

Мешки один за другим исчезли в проеме дверей, понеслись вниз.

Они тяжело упали в волны метрах в пятнадцати от льдины, от рыбаков, и у них на глазах пропали.

На льдине от ветра с трудом можно было стоять.

Вертолет исчез в тумане.

В вертолете все видели.

И как мешки утонули - тоже видели.

Вертолет несся над водой. Выхода не было, но выход все-таки был. Чертыхаясь, Колька стянул меховую куртку, унты.

Петр сначала не понял его, а потом и сам стал раздеваться.

Оставшись в легком спортивном костюме, Коля пошел сменить командира, пока тот разденется.