Прочь из чёрной дыры

— У деда прощения проси, — не сдерживаюсь я. — У деда, который тебя бил. Только ведь он тебя не бил, правда? Ты извинился перед нами за одно враньё — и тут же придумал другое!

— Ну, ты и… — отец замолкает, подыскивая подходящее слово. Но не находит. — Вырастешь — будешь хуже своей матери.

И даёт отбой. А я добавляю его номер в чёрный список.

ГЛАВА 20. НЕПРИЯТНОЕ ДЕЛО С УТРА

Новый год настанет через два дня, но я не ощущаю приближения праздника. В детстве я ещё верила, что придёт Новый год и всё изменится: плохое станет хорошим, а хорошее — просто прекрасным. Но в нашей семье чудес не происходило. В этот день, как и в любой другой, каждый был сам по себе, и даже сидя за общим столом, мы думали о своём.

Когда отец от нас уехал, выяснилось, что он очень много ел. Раньше родители по выходным или вечером в пятницу ездили на машине в супермаркет и покупали продукты на целую неделю. Прошла неделя, вторая на исходе — а холодильник ещё не опустел. Мама сказала, что теперь мы с ней сами будем покупать продукты, и не в гипермаркете, а в магазинах шаговой доступности, чтобы не тащить сумки далеко.

На новогодний стол мы поставим только то, что сами любим, и будем вместе смотреть кино. Список фильмов пока обсуждается, а вот меню мы уже составили и отметили галочками то, что нравится и мне, и маме. Это необычно — выбирать еду и знать, что твой выбор будет учтён. Ведь раньше праздничный стол должен был соответствовать вкусам отца. А мы уж постольку-поскольку.

Сегодня я спала сколько хотела: школа разжала объятья до следующего года и отпустила нас на волю. На кухне меня ждут хлопья (мой завтрак) и список продуктов, которые нужно купить.

Папа Ли говорит, что за самое сложное или неприятное дело надо браться с утра. Сделал и забыл, а не тянешь за собой весь день эту обязанность, как каторжник ядро. Поэтому, расправившись с хлопьями, я быстро одеваюсь и бегу за продуктами.

Магазин встречает меня толпой бабулек и новогодней музыкой из динамиков.

Когда родители иногда брали меня с собой за покупками, мне всегда удавалось получить хоть блокнот, хоть необычную ручку или смешную чашку по скидке. Но здесь меня ждёт разве что шоколадка у кассы.

Тележек свободных нет, приходится брать корзину, в которую помещается не всё. Пытаюсь пробиться через ряды бабулек обратно к входу в торговый зал, чтоб взять ещё одну корзину, но вовремя понимаю, что и так с трудом тащу то, что набрала. С машиной не возникало проблем: все покупки, какими бы тяжёлыми они ни были, она легко привозила к дому. Понимаю, что придётся идти в магазин второй раз, снова стоять в старушечьей очереди и слушать старушечью музыку.

Дотащив покупки до квартиры и раскидав их по полкам холодильника, я отправляюсь в другой ближайший магазин. До него не сильно дальше, чем до этого, но вдруг будет не так тесно и уныло?

Я выхожу из дома, иду в противоположном направлении. Миную автобусную остановку и сворачиваю на улицу, которую мама называет аллеей, потому что по обе стороны от тротуара там посажены деревья. Летом они смыкают кроны у тебя над головой, и кажется, что идёшь по зелёному коридору. Но сейчас зима, и над моей головой только серое небо и голые ветки, не прикрытые даже снегом.

Чтобы не поскользнуться на льду, я гляжу под ноги, и не успеваю заранее заметить опасность. А потом уже поздно: прямо на меня бежит огромная, размером с тигра, овчарка. Ну, хорошо, обычная, даже, может, средних размеров, просто я давно так близко не видела крупных собак.

И снова такой привычный набор ощущений: перехватывает дыхание, начинает часто-часто биться сердце, в глазах темнеет, и я снова проваливаюсь в чёрную дыру. Эй, дети, кто просил у деда-мороза кусочек лета? Только не я. Только не такой кусочек.

Вместо сумки у меня в руке — корзинка, на голове вместо капюшона — красный платок, а кроссовки, в которых мёрзнут ноги, сменили резиновые сапоги, в которых ноги, наоборот, потеют.

Обманчивое тепло и привычные запахи. Интересно, что ждёт меня дальше? Вдруг этот клубок размотается окончательно, отец слезет с «медвежьего турника», Генрих убежит охранять будущий бункер, а его хозяин выйдет из-за деревьев, подойдёт и пожмёт мне руку? «Ты победила», — скажет он. И игра на этом закончится.

Но всё повторяется по привычному сценарию. И хоть я снова замечаю, как отец у меня за спиной карабкается на дерево, это не отменяет Генриха… и вообще ничего не отменяет.

Вернувшись, обнаруживаю себя около нужного магазина. Спасибо, что хоть аллея с собакой осталась позади. И почему я решила, что теперь, когда вся правда выплыла наружу, в чёрной дыре что-то изменится? Похоже, она со мной навсегда. Что ж.

На стеклянной двери магазина наклейка: перечёркнутая собака в красном круге. Пошатываясь после пережитого, захожу внутрь.

В этом магазине музыка такая же, как в предыдущем, но хоть играет потише. Зато посетителей больше, и это не только бабульки.

Наполняю корзинку продуктами, оставшимися в списке: получается тяжёлая, но лучше я доволоку всё за один раз, чем приду сюда снова. Этот магазин, а заодно и аллея наносятся на внутреннюю карту опасных мест.

В очереди слышу, как две тётки обсуждают собачницу, которая спускает овчарку с поводка прямо во дворе, где гуляют дети. К разговору присоединяется бабка из соседней очереди, и я с удивлением понимаю, что не одинока: многие пугаются, когда прямо на них бежит крупная собака без намордника. Это что же, я почти нормальная, что ли? Ну, если не считать чёрной дыры.

Я расплачиваюсь, роняю упаковку с чипсами и рулоны туалетной бумаги, чуть не забываю взять сдачу. Люди ворчат: девочка, не задерживай очередь!

Кое-как запихав всё в сумку и пакет, который дал мне кассир, я направляюсь к выходу. И не могу заставить себя выйти из спасительного магазина. Наклейка с перечёркнутым изображением собаки — как волшебный амулет. Здесь, внутри, я в безопасности. А на улице — кто знает — вдруг та овчарка всё ещё бегает там?

В магазине тесно. Люди обходят меня, отталкивают, задевают сумками, ругаются.

Чем дольше я стою, тем прочнее прирастают к полу ноги. Я пускаю корни и останусь тут навсегда. Буду новогодней ёлочкой, а в сумке и в пакете — мои подарки для детишек. Кто хорошо себя вёл — получит чипсы, кто плохо — сеточку с тремя головками чеснока, а кто объедается за новогодним столом — пусть возьмёт упаковку туалетной бумаги.

Мимо меня проходит уборщица.

— Девочка, у окна встань, там не затолкают.

Я подхожу к широкому окну и ставлю сумки на низкий подоконник. По улице идут люди, едут автомобили. Где-то там бегает собака без поводка и намордника, которую боится весь двор.