Продавщица. Галя, у нас перемена!
Шрифт:
Ионесян приветливо помахал мне, однако, подойдя вплотную, посмотрел на меня внимательнее и все понял. Улыбка исчезла с его лица. Хищные глаза налились гневом.
— Ты? — изумленно спросил он.
От этого зловещего, пронизывающего насквозь взгляда внутри у меня все похолодело. Я замерла, как вкопанная, не в силах пошевелиться. Руки и ноги отказывались работать, а горло, как в том сне, зажали невидимые тиски. Уверена, даже закричать у меня бы не получилось. Прошло всего мгновение, но мне казалось, что я уже целую вечность стою возле вагона…
Глаза убийцы забегали туда-сюда. Кажется, он лихорадочно прикидывал в уме пути отступления. Но отступать было решительно
Рука Ионесяна метнулась за пазуху. Почему-то я была совершенно уверена, что там у него — туристический топорик, с помощью которого всего за три недели отнял жизни у пяти невинных людей. Кажется, доведенный до отчания и загнанный в угол, он решил, что терять ему нечего. Какая разница: расстреляют за пять убийств или за шесть?
Я хотела было крикнуть: «Стой!», но язык отказывался повиноваться. Шаг назад я тоже не могла заставить себя сделать — тело словно парализовало. Я зажмурилась, готовясь к самому худшему, забыв, что сзади меня полно вооруженных работников милиции в штатском… Тут из-за моей спины кто-то резко выпрыгнул, оттолкнув меня в сторону, и на запястьях убийцы защелкнулись наручники…
— Славно Вы поработали, Дарья Ивановна, — похвалила меня Софочка. — И наши, конечно же…
В то чудесное зимнее воскресенье мы по своему обыкновению сидели в гостях у Катерины Михайловны и пили чай.
— Поймали, значит, аспида? — облегченно выдохнула хозяйка.
— Поймали, поймали, — благодушно ответила Софья. Она выглядела выспавшейся, довольно бодрой и повеселевшей. Еще бы: почти месяц «Мосгаз» держал в страхе весь город. — На допросах сейчас сидит. А когда в камере один остается, арии поет…
— А что на допросах говорит? — полюбопытствовала я.
— Говорит, что все делал ради нее, то есть Али своей, — пожала плечами Софочка. — Якобы решил «помочь во всех смыслах хорошему человеку». Помощник выискался. Жена его, Медея, в Тбилиси осталась с сыном. Ни ей, ни ребенку он помогать не собирался, денег ни копейки не высылал, а этой вдруг помочь решил. Никогда таких не понимала. По мне, так в первую очередь о своей семье думать надо. Шалтай-болтай он. И ведь мог пойти по совсем другой дорожке! Способности у него отличные, музучилище окончил, потом в консерваторию поступил, но вскоре бросил. В театр пошел работать. Начал подворовывать, попался на кражах. Дали ему немного на первый раз. Отсидел он срок, женился и в Оренбург переехал, там и Алю свою встретил. На у дальше все, в общем-то, известно. Ничего из себя этот проходимец не представлял, но все считал, что «достоин большего». Самоутвердиться хотел. Поэтому на мужчин никогда и не нападал, специально выбирал тех, кто не мог оказать серьезного сопротивления.
— Теперь понятно, где он так хорошо в карты играть научился! — меня вдруг осенило. — В тюрьме!
— А Вы с ним в карты играли? — полюбопытствовала Софочка.
— Да так, разок всего, в гостях, — уклончиво ответила я. На самом деле играла в карты с «Мосгазом», конечно же, не я, а Сережка Лютиков. Я вдруг с горечью подумала, что вспомни я пораньше, кто изображен на рисунке, то может быть, удалось бы предотвратить не одно убийство. Однако Сережка и подумать не мог, что играет в карты с тем, кто всего через несколько недель начнет
держать в страхе всю столицу. А портрет он рисовал, основываясь исключительно на показаниях маленького свидетеля — школьника Володи Теплова, который чудесным образом избежал смерти, встретившись с Ионесяном. Ну да ладно, что сделано, то сделано.Расследование закончилось очень быстро. Расплата «Мосгаза» за свои злодеяния была предсказуемой. Его приговорили к расстрелу. Поговаривали, что в ожидании казни он у себя в камере не плакал, а пел оперные арии.
В народе ходили слухи, что Хрущев, опасаясь окончательного подрыва доверия народа и начала массовых волнений, еще пару недель назад приказал поймать маньяка в кратчайшие сроки, а сразу после поимки велел доставить к себе, чтобы взглянуть тому в глаза. Посмотрев на «Мосгаза», Никита Сергеевич с отвращением бросил: «Чтобы вскоре этого мерзавца не было в живых!».
После объявления о поимке «Мосгаза» атмосфера в Москве стала гораздо более спокойной. Все чаще на улицах я стала встречать улыбающихся людей. Жизнь продолжалась. Но не у всех. Жизнь тех пятерых, которых убили ради телевизоров, нескольких десятков рублей, мотка шерсти, пляжных очков, шариковых ручек по тридцать пять копеек, оборвалась навсегда. Еще долгое время родители пугали непослушных детей «Мосгазом».
Однако все проходит, прошло и это. Владимир Ионесян получил по заслугам, и о страшных преступлениях, совершенных им, потихоньку перестали судачить на каждом углу. Постепенно жизнь вошла в свой привычный ритм. Я ходила на работу, по выходным пила чай в гостях у Катерины Михайловны, навещала Лиду и Андрея, играла с их сыновьями Артемом и Тимошкой.
В школе все тоже шло по-прежнему. Поход, в который мы сходили с моими восьмиклассниками прошлой осенью, принес свои плоды: парни и девчонки подружились и научились давать жесткий отпор хулиганам из параллельных классов. Сережка Лютиков окончил четверть без троек и, отчаянно алея, принес в мне подарок еще один мой портрет.
— Спасибо за все, — потупившись сказал он. — Если бы Вы мне тогда мозги не вправили, не знаю, где бы я был…
Растроганная, я приняла подарок. Посоветовавшись с Софьей, я решила не рассказывать Сережке, кем на самом деле являлся его учитель игры в карты. Пусть это останется секретом, и парень живет спокойно. А то, чего доброго, и ему будут сниться кошмары про высокого мужчину в пальто и с чемоданом. Я, признаться, до сих пор вздрагивала, вспоминая злобный хищный взгляд на перроне, который понявший подставу «Мосгаз» кинул на меня.
Несколько раз мне, как непосредственному участнику задержания преступника Владимира Ионесяна, который навсегда войдет в историю под прозвищем «Мосгаз», еще пришлось скататься на Петровку и дать кое-какие объяснения. Рассказывать о случившемся в школе и вообще мне строго воспрещалось: согласно официальной версии, эти три дня я лежала дома с простудой.
В самом конце января Лида уехала в роддом и первого февраля произвела на свет чудесного малыша. Чуть не сошедший с ума от радости Андрюшка позвонил мне домой в одиннадцать часов вечера и радостно заорал в трубку:
— Дашка, у нас дочка! Три четыреста! Чудесная малышка!
— Поздравляю, — отчаянно зевая, сказала я. — Как назовете?
— Таисией! — орала трубка. — Я тебе позвоню, скажу потом, когда приходить на выписку!
— Хорошо, — я кивнула, попрощалась со счастливым отцом и хотела было положить трубку на рычажок, но…
В моей руке оказалась не допотопная трубка советского проводного телефона, а новенький китайский смартфон…