Профессия

Почему мне нужна только она? Женщина, жизнь которой не прочна, но замужество которой так прочно? Попытки вернуть ее к жизни или оторвать от Спицына одинаково бессмысленны.

Не так просто бывает поменять свой телефонный номер. Придется сказать любимой: у меня другой номер. Придется сообщить всем коллегам по работе: у меня другой номер. Придется обзвонить всех знакомых, постоянных клиентов, людей, с которыми так или иначе связан. Придется поставить на старый номер переадресацию звонков. Мы все находимся во власти телефонной сети и зависим от нее. И я тоже завишу от Спицына – и не могу с ним порвать.

Но если нет ни любимой, ни друзей, ни работы, ни знакомых, ни постоянных клиентов, если ты ни от кого не ждешь звонка, тогда не нужна даже переадресация. Я выхожу из больницы, достаю свой мобильный, выламываю из него сим-карту и выбрасываю ее в снег.

Я порвал со Спицыным. Я порвал с его женой. Я порвал с его сетью. Я порвал что-то в себе. Я оторвал что-то от своей жизни. Я разорвал себя на куски.

Иду в ближайший киоск и покупаю стартовый пакет другой компании. Этого номера никто не знает – на него никто не позвонит и не ограничит мою неограниченную свободу.

В метель возвращаюсь к себе и ложусь в постель. И вдруг телефон зудит сообщением:

– Поздравляем вас с приобретением стартового пакета нашей компании!

Это конкуренты Спицына благодарят меня за то, что я поддержал их, сделав выбор в пользу менее популярной телефонной сети. Я хохочу до озноба. Похоже, что многочисленные разрывы все-таки не прошли даром. Организм решил уйти на больничный.

11. БОЛЬНИЧНЫЙ

Пока организм на больничном, я думаю о простых вещах. О зиме. О своем финансовом состоянии. Об отношениях с людьми. И самые простые вещи перестают быть простыми.

Зима, которая набросилась на город так рано и с такой свирепостью, не может быть простой. И моему финансовому состоянию – далеко до финансового состояния Абрамовича. И даже до Спицына далеко. И что касается людей…

Выходит, многие из них просто ждали подходящего повода, чтобы порвать со мной. Выходит, что работа в бюро мешала Сахару реализовать свой тренерский потенциал и мешала Соне занять активную социальную позицию. В предвыборный период она обязательно примкнет к какому-то блоку, возглавит предвыборный штаб – найдет себя в чем-то более существенном, чем расследование туманных преступлений. И в чем-то более прибыльном. Значит, работая со мной, они ждали просто подходящего момента, чтобы улизнуть – каждый по своим делам.

О своей любви я даже не думаю. Это тем более бесполезно.

Близится Новый год. Я лежу – буквально – в постели. И ничего не жду. Нет надежд на новое счастье. Старое счастье – редкие ночи с Эльзой, работа, мой ритм – меня бы вполне устроило, но и этого для меня больше нет.

Выключаю даже радио. Наваливается депрессия, как зима. И через некоторое время в эту зиму стучится Макс. Входит, швыряет в кресло шапку с торчащими ушами. Поправляет горловину длинного свитера.

– Чего лежишь?

– Тебя жду…

– Ах ты, серый волчище! – ржет Макс. – Правда, не валяйся долго в постели.

Несмотря на то, что я одет, мне почему-то неудобно лежать при Максе.

– Ты работаешь?

Я поднимаюсь и закуриваю.

– Да. Я и раньше для этих пацанов писал программы. А теперь просто пересел к ним в офис.

Я об этом не знал. Макс ловко совмещал все свои работы и подработки. Макс ловок в таких делах, увертливый хакер, ничего не скажешь.

– А ты что планируешь?

Макс не курит. Он старается вести здоровый образ жизни. Может, и жирной пищи не ест. И не напивается до потери пульса.

– Я ничего не планирую. Пытаюсь вспомнить то время, когда не был детективом. И мне кажется, что всегда был. Я был детективом уже тогда, когда еще не было детективных агентств, не было законов и не было правонарушений, а была одна сплошная преступность и прав был тот, кто сильнее. И действия того, кто был сильнее, не считались преступлениями против несуществующего закона. С тех пор… мы учимся и учим других жить по законам правового государства и демократического общества. Но с каждым новым делом я все больше убеждаюсь, что эти законы очень относительны и прогресса в этом деле – ноль.

Макс усмехается.

– Вот чем ты себя мучишь! Для меня достаточно одного закона: клиент всегда прав.

Дальше молчим.

– Ты просто себя не любишь, – говорит вдруг Макс. – Ты смотришь на мир мрачно. Ты не можешь принимать все, как есть. Есть вещи, которые просто нужно принять, не пытаясь исправить: себя, окружающих, действительность, свое прошлое, свои поражения. Даже свои неудачи нужно принять, потому что они открывают нам новые возможности.

– Иди ты со своим фэн-шуем!

– Это не фэн-шуй!

– Я знаю, – отмахиваюсь от Макса. – Я это все читал, Макс, и философию нового времени, и трактаты по фэн-шую, и Луизу Л. Хэй. И я сплю головой в благотворном направлении. И каждое утро говорю себе, что проснулся для лучшего дня в своей жизни. Но этого лучшего дня… так и не было. Ни разу. И я сейчас не хочу, чтобы ты меня утешал, друг. Мы мужчины. И должны оставаться мужчинами.

– Ну, не так уж я тебя и утешал, – усмехается Макс невесело.

Но я вижу в его глазах смущение. Может, Макс, действительно, хотел как лучше. А может, просто не читал Луизу Л. Хэй.

Все мы хотим как лучше. Ждем нашего лучшего дня. Нового года и нового счастья…

– Так и будешь в новогоднюю ночь валяться?

– Это депрессия.

– Депрессия – это подавленный гнев.

– Я в курсе.

– А где Маша?

– Маша теперь свободна от меня.