Профессия

Гимназия №6 принимает меня нерадушно. Завуч – хранитель традиций едва ли не дореволюционных учебных заведений, разговаривает сквозь зубы.

– Поймите и Вы, господин Бартенев, вы не первый за эти пять дней, кто проводит здесь расследование, вызывает на допросы учителей, охранников, технический персонал и старшеклассников. Результат этого только один – страдает учебный процесс.

Даме за пятьдесят. У нее голубые волосы и перекошенные губы.

– У нас здесь – не провинциальная школа, а элитная столичная гимназия. Не нужно портить нам имидж своими бесконечными разбирательствами!

Престарелая Мальвина почему-то решила, что я позволю ей вменять мне в вину все проблемы имиджа ее заведения. Пожалуй, в то время, когда она сама пришла после в пединститута в какой-нибудь 10-Б, в обиходе не было слова «имидж». И даже не было слова «элита».

– Алина Альбертовна, простите, что перебиваю вас, но сейчас я не просто срываю учебный процесс, я ищу похищенного ребенка. И похищенного именно здесь, в вашей гимназии, поэтому давайте пока оставим разговоры об «имидже»!

– Это никем не доказано! – срывается она в крик.

– Это не требует доказательств. Ребенок пришел на первый урок, а после последнего – не вышел. Водитель ждал у двери.

– Он мог сам отвезти его куда угодно, – спорит она.

– Ваше мнение – всего лишь мнение. Существуют факты: видеокамера у центрального выхода не зафиксировала, чтобы ребенок покидал гимназию в день похищения.

О чудесах техники она позабыла. Но я уже просмотрел малоинтересное видео и не обнаружил ничего подозрительного.

– И чего вы хотите? Снова срывать учеников с занятий? – продолжает упорствовать она.

– Я хочу всего лишь поговорить с его учительницей…

– Со Светланой Олеговной? Вы понимаете, что творите? Бедную девочку уже запугали!

– Я не собираюсь никого пугать. Всего лишь задам несколько вопросов.

Мальвина больше не спорит, посылает секретаря за учительницей Саши, а сама смотрит на меня, не отводя взгляда.

– Кого-то вы мне напоминаете, господин Бартенев. Вы не в нашей гимназии учились?

– Нет. Я учился в провинциальной средней школе, и, скажу вам честно, у нас дети не пропадали.

Она фыркает, но в этот момент возвращается секретарша со Светланой Олеговной, и я оборачиваюсь к Мальвине.

– К сожалению, вы не можете присутствовать при разговоре.

– Не забывайте, что вы в моем кабинете!

– Предлагаю вам на время нашей беседы воспользоваться моим.

Мальвина вылетает в бешенстве. Я остаюсь один на один со Светланой Олеговной. Девушке нет и тридцати. У нее распущенные длинные волосы, невыразительные черты лица, маленькие губы. В лице нет ничего неприятного, но ничего и не красит. Может, не хватает макияжа, катастрофически не хватает. Одета в бледно-зеленый свитер и серые джинсы-клеш. Так, никак. Выглядит испуганной. Напряжена. Непонятно, как вести с ней беседу: не прощупывается.

– Ваша завуч в колонии строгого режима не работала? Сколько лет вы ее терпите? – улыбаюсь я.

– То есть? Сколько лет я в гимназии? Пятый год. Уже выпустила четвероклассников. Вот снова набрала малышей, где Саша.

– Устали уже от расспросов? – интересуюсь сочувственно.

– Да нет. Просто хочется, чтобы это все чем-то помогло. Милиция очень давит: где, с кем живете? как зарабатываете? способны ли на шантаж? Это очень неприятно. Еще были люди в штатском, те спрашивали, с кем знакома, с кем была знакома, с кем обсуждала учеников, кто приходил в гости, в гимназию…

– Ясно. Да вы присядьте. Закуривайте…

– Это кабинет завуча.

– А вы курите?

– Иногда.

Она говорит не на публику, не для слушателей, а себе под нос. Такому человеку должно быть сложно преподавать.

– Вам нравится работа?

– Нравится. Я рада, что смогла сюда устроиться. У меня был испытательный срок – год, в течение которого оценивали каждый день каждый мой шаг. Постоянно присутствовали на уроках, и я это выдержала.

– Вы замужем?

– Нет. Живу с родителями.

– А детей вы любите?

– Люблю.

– А своих хотите?

– Хочу. В будущем.

Она отвечает серьезно. Спокойно. Нормально. Мне почему-то не хочется задавать обычные вопросы. Уверен, что она ответит правильно. Но ничего оригинального в голову не приходит.

– В тот день никто не приходил к Саше?

– Нет. У нас же регистрационная система.

– Он выглядел как обычно?

– Да.

– Вел себя как всегда?

– Да, кажется. Я не заметила ничего особенного.

– Вы его вызывали в этот день?

– Да, на чтении. Он читал хорошо. У него беглое чтение.

Мне скучно с нею до ужаса.

– Разве дети в шесть лет уже читают?

– В нашей гимназии – да.

– Светлана Олеговна, в котором часу вы ушли домой в тот день?

– Сразу после уроков. Я взяла домой контрольные, и хотела еще зайти в супермаркет.

– Зашли?

– Да.

– Чеки сохранились?

– Нет, я не храню чеков.

– Как зовут вашего парня?

– У меня нет парня. Я очень занята. Не хватает времени.

У нее тихий голос. Совсем не учительский.

– Спасибо, Светлана.

– И вам спасибо. Найдите Сашу поскорее. Это все – не на пользу гимназии. И дети волнуются, – добавляет она на прощанье.

7. САХАР

Минус десять за бортом. Погружение в зиму теперь идет рывками. Может, от бессонной ночи, но у меня такое ощущение, что я проваливаюсь на дно зимы – на самое дно. Падаю в какую-то мерзлоту.

Я чувствую такие вещи. Чувствую, что это дело идет как-то не так. Если вообще идет.

– И что? Чаи гоняешь?

А вот и Сахар. Сахар – старше меня, ему сорок два. Это невысокий, крепкий тип, неожиданно гибкий и пластичный. Сахар – из тех, кого не замечаешь в толпе, на кого не оглядываешься на перекрестке, кому запросто можешь наступить на ногу в метро. Но если Сахар наступит на ногу тебе, ты уж точно запомнишь его на всю жизнь. Не знаю, какого цвета у него чемпионский пояс, но уже пятнадцать лет он работает тренером и снабдил бойцами не одну группировку.