Профессия
Шрифт:
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает все-таки.
– Да. Легко и хорошо. Я же говорил, что смогу быть один во всем мире. И я смогу.
Он молчит.
– Это правильное решение, – произносит наконец. – Очень правильное. Знаешь, с нашей работой... Не всякая женщина способна понять, что ты можешь запросто стрелять в другого человека, а он запросто может стрелять в тебя. Возможно, и в том, и в другом случае – с летальным исходом. Не всякая может поверить, что, убивая, ты не получаешь удовольствия...
Извини, что так прямо... Женитьба – это было очень скверное решение. И для тебя, и для нее, и для нас всех. В
– Он звонил?
– Звонил, жаловался и угрожал. Я послал его – тоже не очень вежливо. На фига он нам нужен? В остальном – все хорошо, – повторяет Генка. – Теперь о деле...
Он достает из ящика стола два пистолета и подталкивает их мне. Номера на обоих сбиты.
– Это на будущее. Если дело сомнительное — не пали из своей пушки, пользуйся вот этими — менты в случае чего их не просчитают. Людей со стороны не привлекай, на наших парней можно целиком положиться. Без дела не слоняйся – на первом этаже тренажерный зал. В тире бывай как можно чаще – желательно каждый день. Если возникнут вопросы – я есть. Я всегда на связи. Я больше никогда не потребую чистого результата. Это был своего рода экзамен...
– Как и с Гавришем...
– Как и с Гавришем... Пойми, Илья, я выбрал тебя – интуитивно. Ты не очень знакомый мне чел. Ты пришел со стороны. Есть досье, но досье – стопка бумаг. За ними не видно характера...
Спрятав оба ствола, я ложусь на стол для совещаний. Подсознательно – мне всегда этого хотелось. Я вытягиваюсь на столе и закуриваю. Боковым зрением вижу, как у Генки округляются глаза. Что-то такое он спрашивал о моем характере...
Я курю, стряхиваю пепел на ковер и чувствую себя героем анимационного кино со слабой динамикой и плохим звуком.
– Почему же тогда ты меня выбрал? – спрашиваю, глядя на дым.
Генка садится на подоконник и смотрит на меня без улыбки.
– А вот поэтому... Потому что ты профессионал, который никогда не был в структуре, не работал ни на одну систему. Это уникальный случай. Ты не чекист, не гэбист, не мент, не эфэсбэшник, не эсбэушник, не военный, не член преступной группировки. У тебя другое сознание – не скованное ничьим влиянием, не зашоренное. Ты просто юрист. Боксер. Немного стрелок. И при этом не беспредельщик, а толковый и интеллигентный парень. Ты – большая редкость, ты это понимаешь? Вот то, что ты лежишь на столе для совещаний в кабинете своего начальника и гадишь пеплом на дорогой ковер – это уникально, у меня даже нет слов, чтобы обматюкать тебя, потому что я понимаю, что у тебя никогда не было начальника. Одно только «но». Нервы мне твои не нравятся. Где-то в нервной системе у тебя серьезный сбой и сильно клинит – мне кажется, на женщинах. Уважаешь ты их, ценишь, любишь – прекрасно. Но за что ты напал на Сотника – это не вполне объяснимо. У тебя – свой взгляд на вещи, у него – свой. У меня – свой. Среди баб, как мне кажется, большинство дур и проституток, остальные – уродины.
– А Ирина?
– А Ирина – залезть бы мне на шею и ноги свесить. А шея у меня не казенная.
– А член казенный?
Генка беззлобно смеется. Я снова закуриваю.
– Слышь, Ген... А как на войне?
– Что «как»?
– Ну, расскажи что-нибудь... Или
вспоминать неохота?– На войне, мой друг... и проще, и сложнее. Есть приказ, и ты действуешь в рамках приказа, и знаешь одно – задание должно быть выполнено. И правильно говорят: «ценности обесцениваются». Остается одна ценность – твоя жизнь и жизнь тех, за кого ты отвечаешь. Я отрядом командовал – мы по сопкам скакали, как горные козлы... И там совсем другое отношение к убийству. Вот твое первое убийство было на ринге – вы дрались, ты защищался, наносил удары, но – так или иначе – это было непреднамеренное убийство. А на войне – всегда однозначно преднамеренное, более того – убийство на скорость, на опережение. И этот рефлекс остается навсегда...
– А чем «сложнее»?
– «Сложнее»? Тем, что никакой рефлекс не может вернуть тех, кого уже нет.
– Снится?
– Нет. Я мало сплю. Если сплю, значит, так устал, что вырубает и снов не вижу... Еще есть вопросы? – усмехается Генка.
Я молчу. Есть. Но я не уверен, что Генка на него ответит.
– А зачем эта вечеринка... вчера? – все-таки спрашиваю я.
– Если честно, рад, что от Кира избавился. Бесил меня этот дед, да все повода не было его спровадить. А тут я ему честно сказал: или вы это дело решите, или Бартенев. И ты – молодец – не подвел. А если еще честнее – на Вележкину было любопытно посмотреть. Странные вещи говорят о ней – бесстрашие, которому нет границ.
– А если еще честнее?
– А дальше некуда, – Босс спрыгивает с подоконника. – Слезай со стола! Это тебе не диван психоаналитика! Еще войдет кто – подумают, что ты меня соблазняешь. Почесали языками и хватит! Работать надо...
– Ген...
– Ну?
– Знаешь... мне так хреново. Я держусь, но мне так хреново...
– Я знаю.., – он подает мне руку и помогает подняться. – Я знаю. Я знаю. Иди в качалку, Илья. Не маячь тут. И не кури ничего такого больше. Это мы вчера перебрали – меня тоже колбасит...
Я плетусь на первый этаж и ложусь под тренажеры.
Я знаю – я знаю – я знаю...
Придавливает.
29. ПРОЕХАЛИ
Я знаю, что она не позвонит. Позвонит кто угодно, но не она.
Звонит Леди Х.
– Куда ты вчера подевался?
– Потерялся.
– А сейчас ты где?
– В качалке.
– Ого! Тренируешься?
– Не, железякой какой-то придавило.
Она смеется. И еще слышен какой-то звук. Звон чашек что ли...
– А у вас там что? Кофепитие?
– С лимоном.
– Гурманы!
– Я хочу тебя... видеть.
«Видеть» – явно добавка для посторонних ушей.
– Скинуть фоту на мыло?
Но чувствую, что перегнул с юмором, что она напрягается там – в своем кабинете, с чашкой кофе в руке.
– Я тоже соскучился, – исправляюсь быстро. – Где тебя можно найти сегодня?
– У меня еще есть дела. В восемь вечера, на Павелецкой. К этому времени я должна быть свободна...
Нельзя сказать, что я очень хочу видеть Леди Х. Но – не хочу и не «не хочу». Пожалуй, почему бы и не увидеться? Чем еще заняться вечером? Все равно не смогу уснуть...
Только одно настораживает. После нашей первой ночи она сказала, что вряд ли мы сможем часто встречаться, а выходит – довольно часто. Она хочет меня стабильно и звонит без малейших колебаний. И такая ее привязанность озадачивает меня не на шутку.