Профессия
Шрифт:
– Охрана нового руководства компании. Приказ – сдать посты!
А сверху им никакого приказа не поступало. Ребята сомневаются. Но моя задача – идти дальше – до кабинета директора.
Мы уверенно прокладываем себе дорогу. И я отмечаю, что выстрелов пока нет. Охранники наваливаются с кулаками, но их легко остановить.
У приемной ситуация осложняется. По сигналу тревоги возникают другие амбалы – уже готовые к нашему натиску. Они уже направляют на нас оружие – и нам некуда отступать. Начинается нешуточная стрельба.
Переступая все это, я вхожу в кабинет директора.
– Что за шум? – он подхватывается недовольно.
– Этот шум означает, что вы отстранены. Приношу свои извинения.
– На каком основании?
Мне хочется ответить просто: «Это заказ».
– Смена власти на предприятии, – говорю я мрачно. – Вы можете покинуть здание.
Директор – довольно молодой мужчина – начинает собирать со стола трясущимися руками какие-то бумаги.
– Алексей Анатольевич, без бумаг...
Он выходит. В коридорах уже чисто, уже тихо. Всех раненых Генка распорядился отправлять в какой-то загородный госпиталь – полувоенный, закрытый от посторонних глаз, полностью в ведомстве его друзей. В коридорах только кое-где остались пятна крови, но ребята уже торопливо срывают ковровое покрытие. Убитых, к счастью, нет.
Я выхожу к Стасу.
– Все идет по плану. Сейчас всех успокоим. Через час – явится новое руководство, будет совещание. В случае появления милиции или властей – держим здание.
– Пока вроде тихо, – говорит Стас с опаской.
Ребята уже заняли все этажи, газель увезла раненых в госпиталь. Для сотрудников – режим «без паники» до прихода нового директора и замов. И пока – без паники. Все притихли. Секретарша съежилась за монитором компьютера.
Наконец, прибывает машина руководства. И я понимаю, что новый директор, усатый дядька лет шестидесяти с немного растерянными глазами, такое же подставное лицо во всем этом шоу, как и мы все, выполняющие неизвестно чей заказ, но я выхожу ему навстречу. Даже сомнительные роли в сомнительных блокбастерах нужно играть профессионально.
– Петр Валентинович, вы можете занять свой кабинет и приступить к работе, – пожимаю ему руку.
Открываю прибывшим дверь в здание «Автодора». И уже открыв, замечаю, что из-за дальнего авто высовывается чья-то голова... и может, это тот самый «герой», которого мы все так опасались. Может, кто-то из ретировавшейся охраны. Может, какой-то объявившийся суперагент. Кто бы он ни был, он не дает мне додумать мою мысль. Он стреляет, целясь явно в директора, который входит последним. Все происходит мгновенно. Я машинально бросаюсь к директору, задвигая его спиной в дверь, и машинально выхватываю ствол. Но выстрел уже звучит...
Если бы у меня было больше времени подумать, я бы так не поступал. Потому что этот директор – всего лишь надувная кукла,
которая должна занять определенный кабинет в этот переходный период. Он мне не друг, не родственник, я даже не знаком с ним. Но у меня нет времени подумать об этом, и я машинально спасаю его жизнь, жертвуя своей. И эта жертвенность дает о себе знать резкой болью внутри.Наверное, директор все-таки входит в здание, потому что я перестаю чувствовать своей спиной его спину и падаю. Рука не может удерживать оружие. Звучит еще выстрел – но где-то вверху, выше меня. В космосе. Выскакивает Колян, еще ребята, и тоже палят в космос.
Лицо Кольки приближается:
– Ты живой, Илья? Надо ж так было!
И еще кто-то восклицает:
– Надо ж так было!
– Я живой, – говорю я.
Появляется Стас. Тоже склоняется надо мной. Его лицо подергивается.
– Ребята, в машину его – быстро!
Я думаю о том, куда попала пуля, но сообразить точно не могу – болит все внутри. Ранение в живот... это всегда опасно. И самое обидное в том, что это случайная пуля, которую я поймал вместо абсолютно незнакомого мне человека.
– Оставайтесь здесь, – говорю я Стасу. – Это только начало. Еще нужно удержать здание.
Ребята подхватывают меня и несут в машину.
– Только скорее! – просит Колян нашего водилу. – Скорее! Я должен остаться. Я Никифорову позвоню. Он там встретит.
И все пропадает. Я проваливаюсь в черноту. Кажется, что машина продолжает стоять на месте, но вдруг слышится голос Генки.
– Твою мать! Как же это?!
– На крыльце вроде. Он директора закрыл.
Генка снова ругается.
– Какого хрена? Какого хрена ты его закрывал?! У меня сто тыщ таких директоров, а ты один!
– Отойдите, пожалуйста!
Проносится яркое пятно.
– Сюда нельзя!
– Он жив?
– Жив. Но срочно нужна операция.
– Твою мать!
– Выйдите, говорят вам!
– Где Малиновский?
– У него выходной.
– Пусть он оперирует.
– Не его смена.
– Зовите его, я сказал! Я сам позвоню.
Голоса затихают.
Я думаю, что должен увидеть свет в конце туннеля, чтобы знать, куда идти. Но я не вижу света. Я не вижу туннеля. Вижу сплошную черноту.
– Илья, Илья, – снова зовет меня Генка. – Сейчас приедет самый лучший хирург, самый-самый. Ты жив, Илья?.. Он жив?
– Вам нельзя здесь находиться!
– Он жив?!
– Да. Но пульс очень слабый.
– Здравствуйте, Андрей Львович...
– Здравствуй, Гена. Помогаешь нам работать? Выходи-выходи...
– Этот человек... Андрей Львович, этот человек мне дорог. Я вас прошу... Любые затраты...
– Иди-иди. Не в затратах дело...
Про себя я улыбаюсь черноте. «Этот человек мне дорог».
Не просто «нужен», а «дорог»... За любые затраты.
Я по-прежнему не вижу туннеля. И уже не чувствую никакой боли – анестезия действует...