Программа
Шрифт:
Интересно, предлагал ли ей Роджер таблетку. Я хочу спросить ее, но как я могу спрашивать о таких вещах? А что если не предлагал? Она может сдать меня, из-за нее меня могут отослать куда-нибудь очень надолго.
Я скучаю по Риэлму. Надеюсь, Роджер говорил мне правду, когда сказал, что Риэлм скоро вернется. А что если они делают ему больно? О, Господи. Что если они стирают меня из его воспоминаний?
И как раз тогда я вижу, как в комнату заходит сестра Келл и вскакиваю, чтобы поговорить с ней. Она, кажется, встревожилась, но потом обрадовалась, что я подошла к ней.
- Здравствуй,
- Да. Но… с Риэлмом все в порядке?
Она улыбается, снова напомнив мне о бабушке.
- С Майклом Риэлмом все в полном порядке. Прямо сейчас он прохлаждается у доктора Уоррен. Боюсь, сегодня он не будет спать в отделении. Но, надеюсь, он скоро к нам вернется.
Я едва не начинаю рыдать.
- Он будет помнить меня? – спрашиваю я тоненьким голосом.
Сестра Келл качает головой, как будто это глупый вопрос.
- Конечно. А почему нет?
Я глубоко вздыхаю, но все равно на душе у меня неспокойно. Как они могут вести себя так спокойно, как будто ничего не происходит. Как будто они не стирают наши воспоминания.
- Спасибо, - все, что я могу выдавить из себя, и потом выхожу из столовой в коридор.
* * *
Я пропускаю игру в карты, и вместо этого сижу в палате и раскладываю пасьянс картами, которые мне одолжила сестра Келл. Я вслушиваюсь в звуки из коридора, надеясь услышать смех Риэлма. Страшусь того, что увижу, как Роджер проходит мимо или останавливается. Но в коридоре тихо.
Засыпаю я быстро, даже не приняв таблетки, которые дала мне сестра Келл. Когда я просыпаюсь, у меня назначен ранний сеанс с доктором Уоррен, но я иду длинным путем и захожу в палату Риэлма. Он до сих пор не вернулся.
Я захожу в кабинет доктора Уоррен, и она сияет, как будто ужасно рада видеть меня.
- Слоан, - говорит она, - ты сегодня хорошо выглядишь.
Я знаю, что она лжет, потому что я не принимала душ, даже не смотрела на себя в зеркало. Хотя я обтерлась мокрым полотенцем, вытерла всю шею, чтобы очистить те места, где меня касались губы Роджера. Я так сильно терла, что на коже появилась сыпь. Я вижу, что взгляд доктора Уоррен перебегает на это место, но она ничего об этом не говорит.
- До того, как мы начнем… - она отправляет мне бумажный стаканчик с красной таблеткой, но я качаю головой.
- Мне она не нужна. Спасибо.
Она улыбается.
- Ты примешь таблетку. Слоан. Мы уже говорили об этом.
Из того, что мне рассказал Роджер, я знаю, что эта таблетка помогает отделить воспоминания, высвечивает их, чтобы позже их стерли. Я не хочу класть ее в рот. Я хочу раздавить ее каблуком.
- Разве? – спрашиваю я. – Может, я не помню.
Доктор Уоррен сжимает зубы.
- Следуй процедуре, если хочешь, чтобы тебя выпустили.
- Я не стану принимать ее, - выпаливаю я в ответ. Теперь то, что должно быть рекомендацией доктора, звучит, как угроза. Моя злость начинает пузыриться.
- Последний шанс, - говорит она, встретившись со мной взглядом. Я наклоняюсь к ней.
- Я не приму эту чертову таблетку, окей?
Доктор Уоррен даже не колеблется. Она ровно садится в кожаном кресле.
- Мэрилин, - зовет она
кого-то позади меня. В кабинет заваливается толстая женщина в белом сестринском халате, держа наготове шприц. Я едва соображаю, что происходит, до того, как чувствую, что иголка пронзает мне кожу на правом предплечье.- Что это? – кричу я, вскакивая со стула.
- Не волнуйся, - успокаивает меня доктор Уоррен, хотя не похоже, что ей хоть чуточку жаль. – Это та же самая доза. Но я же сказала, ты примешь лекарство, так или иначе. Просто добровольный прием менее болезненный.
Доктор Уоррен смотрит на медсестру.
- Приготовьте другой шприц после сеанса.
Я стою тут, сжимая руку, и чувствую себя абсолютно беспомощной. Я так разгневана, так разъярена, что думаю, что могу прямо сейчас потерять контроль.
- Сегодня, - говорит доктор Уоррен, не обращая внимания на мою явную злость, - я хочу поговорить о вас с Джеймсом после смерти Брейди. Как вы стали так созависимы…
- Мы не созависимы, сучка. Мы любим друг друга.
Доктор Уоррен задумчиво смотрит на меня, решив подождать, пока я не стану полностью послушной. Уже я чувствую, как лекарство течет у меня по венам, и я качаюсь, знаю, что очень скоро я буду в ее распоряжении. Буду рассказывать ей все свои секреты.
Когда я снова падаю на стул, мое тело расслаблено, а в голове туман. Я начинаю говорить.
- Мы с Джеймсом тайно встречались два месяца, - говорю я, облокотившись щекой об обивку стула. – Было тяжело скрывать это от Брейди. Джеймс практически все время оставался у нас на ночь, и каждую ночь, в три часа ночи, он выходил из комнаты Брейди и забирался ко мне в кровать. Мы целовались, шептались, Джеймс всегда заставлял меня смеяться. Я не хотела скрывать, что я чувствую к нему, но я знала, что все пройдет не слишком хорошо. Не с Брейди. Не с нашими родителями. Так мы и проводили время, лежали в объятиях друг друга и говорили о том, чтобы уехать из Орегона.
- Вы занимались любовью? – спрашивает доктор Уоррен, делая записи в папке.
- Нет. В смысле, мы могли, наверное. Но нет. – Я улыбаюсь. – Мы просто все время тискались и обнимались.
Я позволяю себе закрыть глаза, отдалиться от всего.
- После смерти Брейди Джеймса разрывало чувство вины. Со мной было хуже. Если бы я только умела плавать, может, я могла бы спасти его. Он был моим братом, и я даже не распознала признаки. Я думала, может, это потому, что я была слишком увлечена Джеймсом. Может, он был слишком увлечен мной. В первую неделю мы с Джеймсом держались друг от друга подальше. Я даже не могла смотреть на него.
- Что изменилось?
- После похорон брата, когда дом наполнился рыданиями матери и пьянством отца, родители обратили свое внимание на меня. Они беспокоились, не была ли у меня депрессия, но они не понимали, что это просто горе. Мой брат был моим лучшим другом, и я хотела, чтобы он вернулся, - я тяжело вздыхаю, - но он никогда больше не вернется ко мне. Он больше никогда не возьмет меня на вершину колеса обозрения. Он никогда не научит меня плавать.
Доктор Уоррен дает мне салфетку, и я вытираю глаза, хотя и не уверена, что плачу. Я ничего не чувствую на щеках. Я больше ничего не чувствую.