Прогулки по лезвию
Шрифт:
– Вот что, друзья. Через две остановки - моя! Только не говорите, что у вас нет времени и тому подобную чепуху, потому как два-три часа все равно ничего не решат, а когда вы ещё у меня побываете? Через десять лет? От станции идти всего пятнадцать минут, а там - теплый дом, камин, картошка в мундире, соленые огурцы, кофе, чай, Олегу - покрепче!
Олег, защищаясь, поднял руки, но обе Марии хором сказали, что они никогда в жизни не были на дачах поэтов, и что им так хочется увидеть хоть одну из них, и что другого такого случая может не подвернуться. Олег сдался уже к следующей остановке.
Так
Двухэтажный сруб дремал в снегах большого участка, среди таких же спящих заснеженных елей. И все в этом доме, начиная с бревенчатых стен и теремной островерхой крыши и кончая внутренним убранством шести комнат с высокими шкафами, набитыми книгами, с неубранной ещё елкой в гостиной, с настоящим камином из вишневого кирпича - все в этом доме было больше похоже на декорацию к новогодней сказке, чем на реальную дачу.
– Ну, Игоряша...
– Только и мог сказать Олег, вообще-то совершенно не падкий на роскошь.
Мать и дочь, ахая и восхищаясь, бродили по комнатам. Пока закипал чайник, Игорь Иванович незаметно слетал в свой казенный сторожевой домик, сыпанул в рюкзак вареной картошки, прихватил буханку черного хлеба и оставшиеся, как ни странно, от Нового года бутылку шампанского и бутылку водки. Он бросил Акбару две мороженые трески и вернулся к друзьям. Из блиновского погреба он достал банку соленых огурцов, и получился восхитительный дачный стол.
– Придется, мать, и нам раскошеливаться, - весело сказал Олег и выставил металлическую фляжку со спиртом.
Первый тост был "За дружбу". Второй тост (по предложению поэта) - "За любовь". И тут Олег с Марией стали дружески упрекать поэта за то, что он до сих пор холостой. Вспоминали какую-то Мышкину, которая восемь лет молчаливо страдала из-за него. "Верность! Какая верность!
– восклицали супруги.
– Где ты ещё в наше время такую найдешь?" От фирменного коктейля - спирта с шампанским - все мгновенно разгорячились.
– Чудак, - говорил Олег, - мне всего сорок два, а ты посмотри, какая у меня дочь! Неужели тебе не хочется иметь такую дочь? Ты идешь с ней по улице, мужики шеи сворачивают...
Мария-старшая с притворным укором качала головой, закрывала глаза, а Игорь Иванович переглядывался с юной Машей, и они понимающе улыбались друг другу.
Снова умчался Отраднов в однооконную убогую сторожку, схватил несколько экземпляров своей последней книжки и вместе с увязавшимся за ним Акбаром вернулся к гостям.
Хоть и в мягком переплете, но с портретом, книга произвела должное впечатление, и надписи он придумал очень трогательные, и женщины его целовали, а Олег обнимал, долго тряс руку. Тут же вертелся Акбар, "умница", "прелесть какая", ходил меж взволнованных людей и размахивал своим кавказским хвостом. И если вначале Игорь Иванович был несколько напряжен по понятным причинам (и перед самим собой ему было неловко, и зловещая тень коммерсанта Блинова пряталась где-то в углах), то
теперь, когда снова сели за стол, а за окном потемнело, на душе Отраднова стало светло: на ночь глядя хозяин не явится. А если и явится, то оттащить его в сторону, все объяснить - он что, не поймет? А не поймет, тогда пообещать всю систему его заморозить...или гранату в камин подложить. А вообще-то Игорю Ивановичу уже было не до Блинова. Он весь, целиком, был занят Марией-второй, этим бесенком, помнившим со второго класса его глупые стишки. Игорь Иванович уже читал свое новое, нигде пока не опубликованное:
Дул ветер сильный
Сильный-сильный
Шел поезд длинный
Длинный-длинный
Шатался дом под стук колес,
А поезд вез
– или не вез
Сквозь пелену туманных грез
– Сейчас!
– прерывал чтение Игорь Иванович, убегая на кухню, спускаясь в котельный полуподвал и набирая охапку поленьев.
– К камину!
– кричал он.
– Все к камину!
И тут все почувствовали необычайную легкость, первоначальная скованность окончательно улетучилась, улетучились те десять лет, что они не встречались, крутанулось колесо времени вспять, всем стало казаться, что они никогда и не расставались, что виделись в последний раз буквально на днях.
Полностью раскрепощенный Игорь Иванович, уже не извиняясь, бегал по своим хозяйским делам, облачился в танкистский комбинезон, в берет, в кирзовые сапоги и предстал перед друзьями этаким лихим морским пехотинцем, вызвав всеобщее восхищение. "Вот так и живем! Углем котельную топим!"
Три часа пролетело - и не заметили. Камин догорал.
– Кто со мной в сарай за дровами?!
– по-командирски воскликнул Отраднов, готовый сегодня спалить все дровяные запасы коммерсанта Блинова.
– Я!
– тут же откликнулась Мария-вторая.
– И я, - сказал Олег, - и меня...
– Сиди, - сказала жена, - без тебя справятся.
– Ив голосе старшей Марии психолог-поэт мгновенно уловил второй смысл.
Уже на узкой тропинке к сараю он положил руки на плечи впереди идущей Марии.
В сарае было темно, вкусно пахло мерзлым свежим деревом. Луч фонаря как-то нервно бегал по высокой поленнице, наполовину обрушенной блиновской компанией, налетевшей сюда на Новый год. В живописном беспорядке по полу были разбросаны березовые полешки.
– Не споткнись. Осторожно.
– С этими словами Отраднов взял девушку за руку. И так они стояли какое-то время, не зная, что делать дальше.
Луч света скакал, прыгал туда-сюда и вверх-вниз. Наконец он погас.
– Ты стой...
– Я стою...
– Снова они топтались, не зная, о чем говорить.
– Смотрите, сказала Маша, - какая звезда над лесом.
– Это не звезда, - глуховато отозвался Игорь Иванович, - это Юпитер. И не надо больше на "вы".
И Отраднов сумбурно, волнуясь, начал рассказывать все, что знал о Юпитере. О том, что вокруг этого самого Юпитера вертится куча спутников и что если в девять вечера открыть на кухне форточку, сесть в кресло, положив ноги в носках на теплую батарею, то в обыкновенный бинокль можно увидеть три, а то и четыре спутника - Каллисто, Ганимед... И так далее.