Прогулки с бесом. Том четвёртый

Бес категорически отказался от пояснений об этническом составе отряда "народных мстителей" под руководством Кузи: каков прОцент латышей, возраст, и сколько других "совецких" людей" безоговорочно выполняли указания командира.

Были новые латыши чем-то вроде прежних "красных латышских стрелков семнадцатого года утверждавших власть советов", или был иной сорт, тот, спал и видели Латвию свободную от лапердосовых? Кто держал "верхушку" в отряде?
– на эти вопросы Кузя мог ответить в любой время суток и без запинки:

– Я!

– Фильм "Никто не хотел умирать" о борьбе в "стране советов" с "лесными братьями" в послевоенное время смотрел? Кто полных десять лет после победы над фашистами скрывался по лесам, и до последнего брата сражался с "кузьмичами"?

– Помню, как же, был такой "патриотически-героический", победный и хвалебный фильмец о совецких чекистах, но нет ни единого фильмеца, где "лесные братья" работникам МГБ "сала под шкуру" залили и хотя бы раз разнесли в пух и прах доблестные отряды НКВД.

– Спятил? Хотелось бы посмотреть на самоубийцу, сделавшего такой фильм! Равносильно тому, как если кто-то из тогдашних совецких кинодеятелей явился в органы и заявил:

– Спрячьте меня по пятьдесят восьмой статье в славном городе Магадане, а иначе фильм сделаю и покажу, какие вы херовые вояки!

– Вот и говорю: "лесных братьев" всё же одолели, извели под корень, но с памятью латышей лапердосовы ничего поделать не могли. Что и худо...

Вот и сорок пятый пропел:

"Майскими, короткими ночами

отгремев, закончились бои..."

– Прекрасная, мелодичная, правдивая песня, но только до строк "мы тебе колхозом дом построим..."

– Древние песенные обещания ныне следует затирать "писком", как в случаях, когда действующие лица и исполнители выражаются с экрана прямой речью, то есть, отборным русским матом. Колхозом дома не ставили, роскошь, не до того было, впору как-нибудь выжить. Побеждённому жильё естественное явление, а победителю роскошь. Особенно в областях, по коим война четырежды прокатилась...

– ... может, "дважды"?
– поправил врага.

– ... прошлась колёсами двух армий. Плохо с арифметикой и памятью. Считай: отходящая на восток армия не церемонилась с вами: "ах, простите, мы огородик вытоптали"!? А пришлые с вами так разговаривали? Нет. Какой счёт? Не "два" ли? Это пробежка войны в одну сторону. А потом была обратная с названием "освобождение". Сколько в итоге?

– Верно, четыре, мои подсчёты, воруешь, не ты расклад углядел!

– Разве не вместе пишем? Какие счёты между компаньонами?

Кузьма Петрович не считал себя слабоумным, знал, с кем имеет дело, и крепко усомнился в словах строки задушевной песни: "мы тебе колхозом дом поставим". Не поверил и поступил разумно:

– Победителей в колхозе много, очередь, неизвестно, сколько ждать придётся, а тут такие хоромы предлагают!
– даром предвиденья обладал Кузьма Петрович, видел в далёком будущем скандалы, в коих победители стараниями чинов продолжали жить в скотских условиях.

– Ломать сопротивление иностранных врагов дело понятное и простое, а побеждать чиновников в отечестве своём труднее, а местами и невозможно: они "свои". О каком жилье старикам сегодня речь вести? О "жилье метр на два", мимо коего никто не прошёл? "Хороша ложка к обеду", а когда за восемьдесят перевалило о ином жилье думать приходится.

А тогда Кузьма мыслями раскинулся: "не я один "герой", всех мужиков в герои записывать нужно, все воевали" - и остался в Риге: какая-никакая а заграница, пусть и совецкая. К тому времени "малая родина" так скукожилась за годы борьбы с врагами, что разглядеть в ней что-то родное и близкое не получалось - и остался в Риге. Преданная, оставленная "малая родина" и новая в европейской Риге сравнивалась, как "земля и небо".

За верную службу совецкому союзу (отечество забывали поминать) Кузе подарили чужую собственность: квартиру с обстановкой: возражать победителям никто не рискнул.

Рига мигом разглядела в Кузе ухватки свинопаса, но что могла сказать Рига герою? Все ваши несчастья проистекают от непонимания: быть везде "единственным и неповторимым" невозможно, где-то обязательно окажешь "сверх самобытным".

Не зная языка латышей и не желавший знать "прынцыпиально" - Кузя заявлял:

– Пусть латыши учат русский, я их освободил и спас!

Ах, как было прекрасно в сорок пятом! У-р-я-я-а-а!
– всё чужое стало моим, заплачено чужими жизнями, но об этом не следует помнить, ему не повезло и встретился с пулей, а меня свинцовая дура миновала... Один день в году можно всплакнуть о погибших, им что, они выдержат, ничего в ответ не скажут, не возразят, как и прежде, но в остальные дни выяснять кто, за чьи интересы и как был убит - лишнее... Нежелательные выяснения.

Кто из победителей помнил отечественная истина "с чужого коня посреди грязи слезешь", кого волновала? Не было чудаков, каждый верил в "победу навсегда", а что победа может состариться вплоть до реанимации - так об этом мог заявить только "недобитый враг". Если бы нашелся "пророк" с глупыми предсказаниями "о конях и грязи" - без задержек и промедлений упрятали по "пятьдесят восьмой с параграфами" "на двадцать пять лет без права переписки"! И если бы кто-то другой в сорок пятом, и опять явно ненормальный, заявил:

– "И полвека не пройдёт после "великой победы", а Кузю громко, в лицо назовут "оккупантом" - "товарищ" долго бы не задержался в видимом мире. Чему удивляться!
– бомбил бес - какие у Кузи на груди медальки до сего дня висят? С "чеканными профилями" наиподлейших правителей России. Он до сего дня гордится наградами с профилями палачей, и пока такое с ним творится - ни о каком примирении речи быть не может. То же самое, как если бы сегодня какой-нибудь состарившийся "герр оберст" Вермахта, при полном параде, предложил "мир и дружбу" бабке из спалённой им деревни. Бабка простит "герру", но оберсту - никогда! Почему вы хотите, чтобы латыши были добрее вашей бабки?

К старшему брату Кузи, Гришке, потомки тамбовских крестьян до се имеют основания предъявить не меньший счёт за когда-то убитых родичей и показать "герою" "пеньковый галстук" и кусок мыла, да только незлобивые тамбовцы. Им бы пройти обучения у известного народца как помнить о неубитых родичах. Действия Кузьмы всегда были правыми!

– Возможно, но как довести правоту" Кузи до сознания трём прибалтам? И остальным? Кузя был и остаётся ярчайшим представителем красной заразы, и плевать прибалты хотели на его правоту. Рано, поздно, но вакцина против "красной заразы" в лице Кузи должна была появиться. Без лекарства нельзя, вот оно и появилось в Европе. Было терпимо до поры, пока Кузя болел коммунистической лепрой в границах союза и не заражал мир. Это в карантине можешь хворать до полного вымирания, или выздоровления, а в обычной среде нельзя. Кузи этого не понимали и растекались социалистическим говном по всему миру, а если встречали сопротивление - гневались. Итог: Кузе оставим прошлые награды и заблуждения, а ужасным латышам ненависть за убитых родственников.