Прогулки с Бесом

В возрасте шести лет дети с горшком управляются сами, если от неизвестного продукта на них не наваливается диарея... то есть, понос... понос.

В возрасте шести лет, даже при умении пользоваться горшком, у индивида, если он не полный идиот, обязательно случится неуправляемое, произвольное ослабление основного "запорного кольца" в заднем проходе. Не совсем полное с вываливанием содержимого прямой кишки, а так, всего лишь "частичное ослабление прочности" Первым местом моего "конфуза" был погреб.

Это потом, в пылу самообразования, узнал: Природа детям своим всех возрастов и пола в нужные места тела понаставила запорных "колец" из мышечных волокон с одной целью: удерживать ненужное организму до срока и момента, когда организм из "центра" не даст кольцу команду:

– "Открыться и произвести сброс"!
– время между "подпёрло" и командой "открыться!" на языке монастырских пролетариев называлось "терпением".

Учёные-физиологи утверждают:

– Команды на открытие-закрытие фекальных колец подаётся сознением - и не упоминают обстановку, когда кольца отказываются подчиняться и живут самостоятельно. Так и было в "погребную" ночь, когда персональный сфинктер вышел из повиновения и проявлял позорную слабость.

Запорные кольца обитателей норы в земле были не героичнее моего и бунтовали с выносом содержимого кишечника (газы) в объём погреба. Со звуком и тихие, напрочь забыв о "приличном поведении в обществе.

Кишечники урчанием жаловались на усталость от страха, извинялись за слабость и потерю мужества в заднем проходе.

И ныне нет учёного-биолога с ответом на вопрос:

– Почему в налёт газы раздували наши животы? Можно думать, что и микроорганизмы кишечников осознавали опасность бомбардировок и тоже "газовали"?

Через малое время сфинктерная анархия дала знать и в погребе стало не продохнуть...

– Сероводород человеческому дыханию не годится, вреден, но насколько следует обратиться к справочной литературе.

– Чего справлятья, выжил ведь...

– Выжил, но газовая атака в погребе сказалась на твоём последующем здоровье.

– Интересно! Владелец здоровья вышел из погреба без потерь, а квартирант говорит о пследствиях. Ничего не было, точно.

Лучше будет, если скажешь, где тогда тебя носило, почему не ободрил и неукрепил мой непослушный сфинктер?

– Ну, да, послушался меня и перестал вонять? Но от контакта со мной мог обделаться по-настоящему.

– Нечем было...

Сваливающиеся позорные моменты жития не так стыдят, если рядом пребывает "не я один засранец". Формула хорошая в ином месте, но не в погребе, и не в обществе спасающихся от бомбёжки насельников монастыря.

Как скоро встал выбор: задохнуться от нестерпимой вони собственного приготовления - или отдаться на растерзание бомбардировщикам Luftwaffe. Решением проблемы занялась мать:

– Давайте престанем срать!?
– с какой иной речью могла выступить бывшая воспитанница приюта?

– Тихо! Молчи! Лётчики услышат и на нас боНбу бросят!
– приказ на соблюдение тишины исходил от владелицы норы, иных откликов на призыв матери не портить "среду обитания газами" не было.

На слова о "сбросе бомбы" на головы словоохотливых обитателей погреба мать захихикала, но что рассмешило не вник, но мой сфинктер от матушкиного смеха почему-то стал укрепляться. Сегодня пришла догадка: "упрочнение началось от врождённой любви к чужим скандалам!"

Стычка верующих в способности вражеской авиации слышать о чём говорят в ямах с неверующими не прошла мимо, осталась и ждала укрепления.

Зарождавшаяся свара обещала повзрослеть и стать интересной. Оно и понятно: самолёты вражеской авиации где-то в небе и далеко, а в погребе своя "война", обещавшая по накалу страстей затмить настоящую, коя шла в это время на открытом воздухе. Слух от далёкой работы Люфтваффе полностью переключился на погреб и ждал начала битвы:

– Они всё сверху слышат! Мне говорили, что у них такие аппараты есть, которыми лётчики и под землёй слышат!
– врала, но для чего?

– Слушают, как пердите?
– поддала мать "жару".

Ответ на явно издевательский вопрос матери задержался: где-то близко и внушительно грохнуло. Но не так, чтобы совсем близко, нет, не на территории родного монастыря, а где-то на станции. Участники скандала на секунды замерли. И опять только сейчас подумал: "молчание было ответом на вопрос "чего ругаемся", следующий "подарок небес" может оказаться нашим" - в промежуток между сильным и близким разрывом бомбы, а затем "лёгким", далёким, скандал об "испорченном воздухе" продолжился с новой энергией.

Лукавили: воздуха в "убожестве" не было, а стояла адская смесь из "индивидуальных газогенераторов" и затхлого воздуха погреба, и общее счастье крылось что никто из спасавшихся не вздумал сделать открытый огонь...

– Откуда взяться окрытому огню, если спасались женщины и дети? Ваше счастье заключалось в отсутствии спичек.

Женский, истеричный и визгливый, полузадушенный страхом голос, требовавший соблюдения тишины в начале "конфликта", креп от слова к слову в разгорающейся битве в отстаивании собственной точки зрения. Сила в диспуте уверенность:

– А видят нас?
– продолжала нагнетать обстановку мать.

– Видят! Ты нас всех разговорами погубить хочешь! Замолчи!
– бомбёжка полностью отошла на второй план. Нагрев страстей продолжался.

– Беся, абсолютно ничего не понимаю в медицине, а в такой области, как "психиатрия", даже дипломированные люди могут ошибаться. Пофантазировать дозволишь?

– Валяй.

– Истерика это момент, когда человек активно буйствует... Ну, там орёт, рвёт, кидается на всё, что движется и что стоит. Так?

– Вроде...

– Неспециалисты в психиатрии утверждают, что такие припадки хорошо лечатся хорошей оплеухой, помогает... Как думаешь, влепи кто "таблетку" в ухо владелице ямы затрещина молчком прошла, тётя заорала?

– Да.

– Так орать нельзя: "лётчики услышат"?

Кончилось тем, что мать обозвала спасающихся граждан "дураками", и, не дожидаясь конца сеанса налёта асов Люфтваффе, вытащила нас из вонючего "убожества"

Знала, что дальнейшее пребывание в "убожестве" может оказаться хуже всей вражеской авиации?