Прогулки с Бесом

Дальнейшее "спасение" грозило опасностью с неожиданной стороны: свободные высказывания матери, "порочившие честь и достоинства советских людей", могли плохо кончиться.

Как у мужественныъ савецких людей самопроизвольно открываются запорные кольза в задних проходах!? Только явный враг способен на такую клевету и помещичьего внука!

Скандал, основой коего явилась слабость сфинктеров спасающихся граждан, мать вела с владелицей погреба-ямы, приказ-команду "замолчи" никто другой из спасющихся дать не мог, не положено, повелевать могла только хозяйка "бункера"

Позволю вольность в рассуждениях: истеричка, "знавшая" о "приборах подслушивания разговоров прячущихся в земляных норах советских граждан", была владелицей вонючей ямы с названием "погреб"

Истеричность женщине норма, ранимое создание, тонкое и слабое, а в войну дважды и трижды, но опасность владелицы ямы содержалась не в истеричности, а в сочетании глупости и редкостного вида сволочизма.

Откуда знала о несуществующих "приборах подслушивания" установленных на вражеских бомбардировщиках? Придумала от страха, на ходу? Так и есть, от страха и не такое придумывали. Чего пугала других, цель? Тут ответ сложнее: или была безнадёжной дурой, или большой сволочью с понятной "философией": "страшно мне - трясись и ты"

– Хорошо продвигаешься к открытию.

– Какому?

– "Как рождается "вера в богов" и создаются религии"

Что пыталась заразить страхом взрослых под вопросом, но что травила сознание детей наверное.

Сколько было таких мелкомасштабных дур, что с них можно было взять, что предъявить:

– Она женщина!
– а женщине позволено быть любой. Скулила баба от страха - и только. Она в спокойном состоянии соображать не могла, а чего ожидать в налёт? Не представляла в какой части города асы Люфтваффе разгружали бомбовые люки "летательных аппаратов тяжелее воздуха" и когда с единственной бомбой доберутся до её погреба!

Сколько было владельцев погребов, приглашавших соседей разделить с ними страхи - по причине малого возраста не мог подсчитать.

– Сфинктеры высоких обитателей столичных подвалов без команды открывались?

– Нет.

– Такие дисциплинированные, смелые?

– Нет. Сфинктеры у всех одинаковые и в опасные моменты телу открываются без команды из центра. Это начальная слабость, а повторные налёты укрепляли запорные кольца. На удержание в подчинении зловонного кольца каждому из вас требовалось определённое количество налётов машин Люфтваффе, и не пустяшных, далёких налётов, но близких, серьёзных, когда чвствуется уплотнение воздуха от взрыва. .

Помнишь, когда твой основной, "срамной" сфинктер, перестал открываться по пустякам?

– Приблизительно к сентябрю уже не было стыдно за себя.

– Вот! А высоких погребных начальников не бомбили как тебя, не было повода открываться запорным кольцам, не получили твоей тренировки. В немыслимых по комфортабельности подвалах, в немыслимой прочности и хорошо вентилируемых погребах, "царственные" дураки, предлагали всему народу разделить с ними свои страхи "за будущее страны"

– "Молчать, а то вражеские лётчики услышат!" - говорили людям?

– Говорили. Ничего нового, суть одна, но масштабы разные. Честные историки говорят, что и у больших людей запорные кольца давали слабину, как и у маленьких граждан "страны советов", коих они позволили бомбить авиацией Люфтваффе.

У граждан, спасающих жизнь в земляных норах, было два пути:

а) бесконечно и до беспамятства, с непроизвольным открытием и без закрытия запорных колец, трястись в налёт вражеской авиации любой жесткости, и

б) один раз страшно разозлиться на подлую вражескую авиацию и пребывая в беспамятной ярости, есть такая, сказать только себе: "сволочи, бомбилы проклятые, чтобы вам до аэродрома не добраться!" - смею уверить любого труса, что после посыла проклятия в сторону гудящих авиационных моторов, сфинктеры тут же надёжно закрывались. Удивительно и так всё просто! Поверь, читатель: прочность затяжки природного запорного кольца зависела от степени собственного гнева! Если когда-либо доведётся на себе испытать обработку чужими бомбами и не испытывать непроизвольного открывания сфинктера - один раз войдив ярость!

– и никого не отравишь своим сероводородом.

Только сейчас дошло (как долго!): владелица погреба приглашала спасаться соседей о причине: одной колотиться от страха со всеми "вытекающими" последствиями в собственном

"убожестве" невмоготу! "Человеколюбием и заботой о ближнем" в погребе не пахло, царили другие "ароматы".

Не знала русских пословиц и поговорок, но придерживалась первой в военное время: "на миру и смерть красна". Великое чувство: интуиция!

Вспоминаю плакат времён начала войны: женщина крепко прижимает ребёнка к груди, а вражеский штык-нож вот-вот проткнёт их! По-хорошему, по-правильному плакат должен был выглядеть так: женщина собой закрывает ребёнка полностью, чтобы ребёнка можно было только угадывать, но не видеть. А она как бы выставляет дитя под вражеский штык! Избавиться от нехорошей мысли, что перепугавшаяся баба закрывается ребёнком не получалось, а посему обвиняю автора плаката в глупости, в бесчеловечности и ставлю диагноз: " неизлечимо болен "погребной" болезнью!"

Подвальную истеричку понял взрослым:

"Господь не допустит гибели невинных малюток"!
– а с малютками бог, авось, и меня помилует, проскочу с малютками - симбиоз "матери и малютки" беспроигрышен и до сего времени: прямые "потомки" владелицы древней ямы с именем "бомбоубожество", адаптировавшись в нынешних условиях , успешно используют детей с целью собственного спасения. Повсеместно. Дети всегда были товаром. Схема настолько проста, что проще и быть не может: "подайте на ребёнка"! Видимый и жестокий удар по чувствам окружающих. Какие-либо чувства у самих бьющих при этом отсутствуют напрочь!

– Плакатом призывали спасать женщину и её дитя, а за плакатом виделся "советский социалистический" строй. "Единственный" в мире. "Передовой". "Гуманный". "Гула...". Пардон, "занесло", это не из той оперы ноты. "Человечный". Какой ещё? Каждый может прибавить эпитеты в силу своих знаний и личных впечатлений о прелестях недавнего строя - это не моё, это всё бесовское.

Памятная и единственная "ароматическая", скандальная ночь закрыла доступ матери в спасительный погреб при налёте любой авиации, каким бы страшным и губительным не был налёт. При любом налёте в спасении нам было бы отказано с формулировкой "мест нет"!

Никто из нас тогда не знал, что такое клаустрофобия, но заболели мы ею в погребе вслед за родительницей. После памятного ночного скандала, когда у спасающихся произошло поголовное открытие всех запорных колец, мать приобрела массу врагов:

– Глядите-ка, все трусы, одна она храбрая! Все обделались от страха, а она чистой осталась!
– а так у нас не должно быть: паниковать - так всем и до потери сознания, желательно обделавшись... У нас герои в земляных норах не прячутся, у нас "все, как один!" должны быть или "сЩасливыми", или обделавшимися, любая третья позиция вражеская!

Мать, призывая спасающихся граждан не портить зловонием "среду обитания" по сути обвиняла в трусости. Кому приятно? Как терпеть обвинение, пусть и по причине? Обделаться от страха одно, а выслушать обвинение в трусости "из другой оперы"! Мать вообще подруг не имела, кроме одной единственной, "закадычной", а после ночи в погребе обзавелась и "врагами"... Обделавшимися врагами. Обделавшийся враг опаснее.

– У вас вражда между взрослыми автоматически переходит и на детей:

– Ты с ним не водись!
– ещё не разу не было, чтобы такой приказ не последовал детям от враждующих родителей.