Прогулки с Бесом

И мы заметались! Сказать, как оказались на картофельном поле, откуда оно взялось под нашими ногами - не могу.

"Люстры" висели над станцией, над нами ни одной, а повисни какая - стал думать как оказаться на месте куда приземлится удивительный свет, как устроен и что горело в тарелке. Не меньшее любопытство вызывали маленький белый парашютик.

Белый света "ламп" чётко выделял жухлые картофельные и лишал возможности быть невидимыми.

Улёгся на землю, и, не спуская глаз с очаровательного света, не заботясь о важном органе тела (голове) из-под кустиков жухлой картофельной ботвы любовался адским светом!

– Ничего надёжнее кустов не было.

– Был вера в защитительную силу картофельной ботвы в конце августа.

Никто из "спасающихся" не предпринимал попытки осмыслить: враги бомбили железнодорожный узел, но не монастырских обитателей, кои сдуру вышли в поле прятаться. Станция, что находилась километрах в пяти от монастыря, была целью налёта, а не картофельное поле! Верной была изначальная установка "прилетят бомбить станцию, а не ваш опоганенный монастырь", так какого хера метались по грядкам!? "Тарелок" испугались? "Фонари" сбрасывали над станцией, ваши пуганые тела не входили в список уничтожения, могли спокойно при хорошем освещении вернуться в жилища и заняться просмотром сновидений.

– Были "знатоки" веровавшие в подслушивающие приборы на самолётах Люфтваффе - почему не быть осветительным тарелкам чтобы прибить монастырских пролетариев в картофельной ботве? К бабке-угадке не ходи, враги пытались лишить живота аборигенов непонятным и жутким способом: светом!

– Ах, как вы дружно падали вдоль грядок в паузах между далёкими разрывами! Чего метались, дураки? На картофельное поле не упала ни одна бомба, воздушные разбойники разгружали бомбовые люки за пять километров от вас!

– Ужас лишал соображения: "на меня идёт охота!" - не было рядом успокоителя: "не нужны вражеской авиации, уходите, не топчите грдки!" - просветителя-утешителя записали во враги не добрее небесных. Всё прощу, а выставил меня дураком - не жди прощения, враг навеки!

В чём прелесть шестилетняя? В любопытстве: бомбёжка станции менее интересна, чем медленно опускающиеся тарелки на парашютиках.Огни завораживали, очаровывали!

С одной строны тарелки с белым светом нехорошие, повешены непонятными целями и намерениями - а глаз оторвать невозможно! Кто тогда за одно со мной смотрел на диковинный свет в небе не знаю, не опрашивал.

Женщины закрывали головы подолами. Парашютики падали, свет на тарелках затухал, но никто из спасающихся числом двух семей, не умер среди картофельных грядок и сей факт вселял надежду:

– ... ещё не конец - нашлись и уверовашие (женщины):

– Потом всё скажется!
– вот она, великая вера в будущее! Неизвестно, чем окончится настоящее, но мечты о будущем не хотят покидать!

Налёт на станцию как-то враз прекратился, "враги небесные" выполнив чёрно-"светлое" дело, улетели, пришла тишина и абсолютный мрак, а сколько женских умов тотчас укрепились в предсказании "потом скажется!" нам неизвестно.

Веруй в существование ада - пугающее место сошло за рай средней комфортности, в аду, по слухам, под котлами с грешниками что-то обязано гореть и давать какое-то освещение, а тогда был неописуемый мрак!

– Не знали спасающиеся, что мрак бывает после яркого света, не было рядом советчка "без паники, дети и женщины, закройте глаза, постойте на месте пять минут, поднимайте веки, станете зрячими, и победа над Мраком будет за вами"

Это был мой первый мрак, и повторов такого мрака в последовавшие годы не видел.

Вслед за мраком начался проливной дождь! Обильный, не холодный, шустрый дождик, от коего необыкновенно быстро быстро на картофельном поле образовалась цепкая грязь из прекрасного русского чернозёма. Грязь обложила со всех сторон и движение в любую сторону ограничивалось размягчённой землёй или картофельной отвой.

Что делали на чужом огороде? "Спасались" от бомб Люфтваффе, получили слепоту любуясь горящим термитом, и пришлив с состояние, когда было безразлично куда двигаться.

Вывести из создавшегося положения могла вторая волна вражеской бомбардировочной авиации с новой порцией осветительных тарелок, но задерживалась, не прилетала...

Занеси нас его величество Страх на землю поросшую травкой - свалившаяся небесная влага промочила до нитки, но не сняла старые ботинки, как это сделал плодородный чернозём на картофельных грядках. Единственные ботинки, довоенные.

Страшная, необыкновенная ночь вокруг, но месить тёплую грязь из чёрнозёма ногами в чулках было необыкновенно приятно! Страха не было: чего бояться? Всё кончилось...

Почему единственные ботинки свалились с ног?

– Он спрашивает! Забыл, как мать, укладывая спать "под небом родины", руководствуясь женкой логикой, ослабила крепление обувки на ногах:

– Пусть ноги отдыхают!
– прекрасная грязь из чернозёма и тёплого дождя сняла их с ног. Других версий нет. Всю жизнь с ботинками не везло!- о невезении с обувью в другом месте.

Пальтишко намокло и стало тяжёлым. Все бегали по полю, искали детей, а дети, вроде меня, самым подлым образом помалкивали и хотели спать.

"... и пал на землю мрак и ужас!" - ничего не знал из "святого писания" на то время, а если бы и знал - знания не тронули, знания гасились фактом потери ботинок.

– Раскисший чернозём оказался сильнее всех "писаний".

Восхитительная ночь, памятная ночь, яркая от недавно горевшего термита превратилась в необыкновенный мрак, такой густой, какого ни разу и нигде не видел за прожитые шесть лет.

Не скажу определённо, кто первым на месте действия, в абсолютном мраке и в полный голос изрек:

– Какими нужно быть пугаными воронами, чтобы прятаться между картофельными грядками!?

– Помогу: мать сказала.

– Что-нибудь другое из слов было?

– Нет.

В кельи возвращались на ощупь: как навредили враги станции - неизвестно, но что сгоревший термит на тарелках ослепил ведущих и напрочь лишил ориентировки на вроде знакомом месте - факт.

Средина августовской ночи с дождём, приличная темень, но ведущие догадались найти стену и двинуться к пролому, а за проломом келья.

– Нужно было не паниковать, а закрыть глаза и привыкнуть к мраку. Даже в самой чёрной ночи глаз настраивается на ничтожные порции фотонов.

– Где тебя, знающего законы линейной оптики и устройство человечьего глаза, тогда носило, почему не помог истерзанным страхом женщинам? Глядишь, и ботинки при мне остались!