Прогулки с лектором
Шрифт:
– С удовольствием послушал бы тебя, но сейчас мне некогда.
– А, ну прошу прощения, у вас по расписанию, наверное, очистка кишечника бальзамическим бинтом.
– Да, вымоченным предварительно в Шато Брион 92 года.
Он опять, повернувшись ко мне вполоборота, явил удивленное выражение, округлив глаза:
– Слышал, Маск достраивает комплекс? Открытие через полгода. Достаточно важное мероприятие. Ты будешь, нет? Ну, хорошо, я бронирую место в отеле. Саудиты от него в восторге, не успевают разбирать мечеть, он идет по следам, наступает им на пятки.
Несколько раз еще натянув и ослабив полосатую складку на спине в завершении по традиции смачно с громким звуком вырвал из блокнота лист, (всегда только так) припечатав его ладонью.
– Расписание оставляю, – и, крякнув и бросив на прощанье взгляд, полный сожаления, на пустую бутылку, встал, отклеив от спины прилипшую рубашку, – Нас ждут великие дела, – по
Совершая ошибки, обычно не рассчитываем на последствия, иногда вовсе не задумываемся, иногда предполагаем, но совершенно из другой области. Из всего множества последствий достаточно сложно предугадать именно это. И когда вдруг случается, становится неожиданностью. Реже предполагаем с некоей долей вероятности, что оно произойдет, но то ли вероятность нам кажется невозможно низкой, то ли привычка верить в лучший исход играет в очередной раз злую шутку. В общем, странно было бы, совершая очередную ошибку знать заранее ее последствия. Но жизнь полна всякими странностями. И вот раз за разом повадилась эта странность происходить со мной. Премерзкое, прямо скажем, ощущение, когда обречен на ошибку, заранее зная, чем она впоследствии тебе аукнется. А поделать ничего не в силах – не совершать ее ты не можешь. Потому, как не совершать было бы еще большей ошибкой. Понимаешь, что к выбору между плохим и ужасным подвел сам себя какими-то прошлыми поступками. Но от этого не легче. Мука подобна той, когда умирающий от жажды пьет и не может напиться. К выбору двойника я подошел совершенно безответственно, просто выбрал того, кто сидел ближе к двери. Я заранее решил, что никаких кастингов и собеседований проводить не буду. Чем плоха случайность? Для того, чтобы первое впечатление не стало обманчивым, нужно отвлечься, обесцветить свое сознание, в прозрачном всегда виднее. Итак, как там у Лапласа, в его условиях перетекания случайности в закономерность? Случайность стремится к закономерности в количественном отношении, а закономерность к случайности по абсолютному значению и времени существования. На какое-то мгновенье замешкался у двери, вступив уже в комнату, но делая шаг назад и ища глазами табличку на двери, указывающую, что я не ошибся и зашел именно в нужную. Никакой таблички конечно же не было (надо было распорядиться, чтобы повесили, упустил), и я вступил внутрь, вопросительно оглядывая обстановку и находящихся там людей. Судя по ответным взглядам, прием мой удался и они уже наполовину приняли меня в свою команду. Двое у окна что-то увлеченно обсуждают, остальные, как и положено, сидят молча уставившись в экраны гаджетов. Последний примостился у самой двери в теплой не по сезону мешковатой куртке и с рюкзаком, наполовину сползшим с его плеча и задержавшимся на колене, единственный от кого я не получил ответного взгляда. Кашлянув, пытаюсь немного расшевелить здешнюю публику вопросом – а долго ли еще ждать? Кто-то хмыкает в ответ, кто-то бросает недоуменные взгляды, а от того у двери опять никакой реакции, тоскливо и даже будто затравленно смотрит, не мигая, на участок стены напротив. И даже когда я, подойдя к нему вплотную и склонившись через голову, пытаюсь рассмотреть, что же там интересного он нашел на той стене, даже тогда не поднял взгляда, только вздрогнув испуганно и покосившись куда то в сторону моего ботинка, чуть посторонился и еще больше как будто вжался в угол. Стена была абсолютно ровной и гладкой. Перед тем, как выйти, сую ему тонюсенькую методичку на желтоватой газетной бумаге, каких сейчас, наверное, уже и не сыщешь, со словами, что у него есть три дня на то, чтобы изучить ее.
Случаи, когда через двойников конкуренты пытались внедрить своего человека для того, чтобы в ответственный момент обрушить репутацию лектора, были нередки. Хотя результат вряд ли мог оказаться летальным, потому, что двойника в основном ставили на второстепенные схватки, но конкуренция на этом рынке было высочайшей и подорвать доверие было вполне под силу. Другой целью внедрения таких троянских коней считалось выведать секреты. Да спустя несколько лет у каждой лекторской школы наработаны были свои методики и соответственно считалось, что существуют и какие-то фирменные приемы и секреты. Конечно не те 16 общеизвестных принципов, азы можно сказать лекторского мастерства, которые назывались внешними, а следующие за ними принципы внутреннего мастерства. Да-да, неискушенному зрителю все это может показаться невероятным, да я и сам с удовольствием посмеялся бы. Но факт остается фактом.
Небольшого роста, с вечно всклокоченными черными волосами, худощавый, похожий на мальчишку, хотя ему было уже далеко за тридцать, с движениями медленными по-кошачьи плавными, он передвигался бесшумно и незаметно. Но схватывал все на лету. Иногда у меня даже закрадывалось сомнение в том, что он не имел ранее никакой подготовки.
– Ну
что ж, начнем с главного. Считать, что главное это победа на каком-то этапе над каким-то соперником – заблуждение. На самом деле это второстепенно. Главное это осознание и понимание, укоренившееся в тебе, что до всего можно дойти силою разума, абсолютно до всего. – Прямо так уж и абсолютно, – он обдумывал и видно было, что эта мысль его зацепила.– Конечно, – спокойно подтвердил я, – Объяснить можно все, что угодно, причем правильность или неправильность объяснения зависит от доминирующего в системе отношения. Отсюда следует, что одно и то же явление может быть одновременно объяснимым и необъяснимым, а объяснение – правильным и неправильным.
– Ааа, – протянул он разочарованно, – вы это имели в виду?
– Ну да, а ты что думал.
Видимо мне не удалось замаскировать иронию, и он всматривается мне в лицо, пытаясь определить насколько я искренен. Надежда на мою все же неискренность вступает в противостояние с нетерпящим конкуренции разочарованием и я пытаюсь восстановить меж ними равновесие.
– Ну как подготовился? Давай проверим. Начинай. Шестнадцать основных, освежим их в памяти, а то я сам начал уже подзабывать.
– Вступление тоже?
– Вступление?
– Здесь про процесс познания.
– А, ну конечно, это любопытно.
Он начал скучно и монотонно, сегодня он был чуть более приглажен, чем в первую нашу встречу, взгляд был более уверенным и спокойным. Достал несколько листов чистой бумаги из новенькой синей папки, выглядевшей чем-то инородным на фоне его мятой куртки и затянутых темной паутиной, никогда, по всей видимости, не знавших бритвы щек. Исполнительный, – мелькнула у меня мысль, наблюдая за тем как немного волнуясь вначале, но постепенно справляясь, достаточно осмысленно он начал свое прохождение по главным пунктам основ лекторского искусства.
– Процесс познания в том виде, в каком мы его понимаем, представляет собой стремление повысить степень обобщения системы до абсолютных пределов и закономерное недостижение этого, вместе со стремлением приведения исследуемой системы к, – запнулся, покраснел, пробежал глазами по истрепанной странице методички и, бросив виноватый взгляд на меня, продолжил, – к абсолютной степени изолированности, и опять-таки естественным недостижением. Эти две составляющие одновременно и противопоставлены, и взаимодополняют друг друга (изображает руками жест, иллюстрирующий взаимодополнение). Отсюда следует бесконечность процесса познания вообще, и в то же время – существования конечных результатов его в каждом конкретном случае – изолированной системе (последние фразы оттарабанил, явно не вдаваясь в смысл).
– Что за изолированная система?
– Там этого нет (застыл в недоумении).
– Это, для которой все действия извне либо сведены к минимуму, либо учтены существующей закономерностью. Понятно?
– Да.
– Приступай к правилам.
Он заметно оживился.
– Первое. Многословные посты всегда слабее, поэтому сокращать нещадно, оставляя соль.
– Дальше… тебе все здесь ясно?
– Да.
– Тогда дальше, не будем останавливаться на очевидном, сокращать так сокращать.
– Второе. Сдерживать эмоции, соответственно мелкими незаметными раздражающими уколами стараться вывести противника из себя, если это удается, то половина победы в кармане.
– Ну не совсем половина, но ладно, поехали дальше.
– Третье. Не бояться поражения. Верить в победу – это не значит добиваться ее любой ценой, отсюда следует парадоксальная готовность принять поражение.
– Да, это так. На моей памяти бывали случаи, когда на карту было поставлено слишком многое и сильные бойцы проигрывали откровенно более слабым именно из-за этого груза ответственности.
– Четвертое. Определить, надо ли брать инициативу …
– Дальше.
– Пятое. Принимать тему, навязанную противником, если чувствуешь, что ты в данном вопросе сильнее, если же нет, то умело переводить тему.
– Cъезжать с темы. Дальше.
– Шестое. Противник, конечно же, будет это замечать и не давать этого делать, есть несколько приемов, позволяющих этому противостоять – подмена более общего частным и наоборот, частного более общим, переход от субъективного к объективному, использование приема от обратного, замена сущности производной ее.
– Стоп, давай-ка на примерах. Ну вот, допустим, некто лектор, защищая интересы своего клиента, заявляет, что тот, будучи руководителем, неважно какого субъекта, построил сто домов для престарелых и проложил тысячу километров новых дорог. Это факты, он давит этими фактами, давай меняй частное на общее. Вот смотри (видя недоумение) подсказка – частный –данный конкретный, общий – в ряду характерных, ну?
– А, понятно, сейчас, сейчас… Можно сказать, что любой другой на его месте делал бы то же самое. Это его работа, и не факт, что не были бы построены двести домов для престарелых вместо сотни и…