Происхождение всех вещей

Когда кроткая сестра Этини с встревоженным лицом наконец спросила Альму, где та проводит все дни, она ответила просто:

— Я ищу мхи и взяла себе в помощники пятерых ваших самых способных юных натуралистов!

Никто не усомнился в ее словах, ведь был сезон дождей, идеальное время для мхов. По пути Альме и вправду встречались самые разные любопытные виды мха на камнях и деревьях, но ни разу она даже не замедлила шага и не пригляделась к ним. Она знала, что мхи никуда не денутся, а сейчас она искала нечто более важное, то, что нужно было срочно отыскать, — человека. Человека, знающего тайну.

Детям, в свою очередь, нравилась эта неожиданная игра — водить смешную старую леди по Таити, заглядывать во все запретные места и знакомиться с людьми, живущими в самых отдаленных уголках. Они показывали Альме заброшенные храмы и зловещие пещеры, где по углам белели человеческие кости. Иногда в этих мрачных закутках им встречались и таитяне, но Мальчика среди них не было. Мальчишки отвели Альму в маленький поселок на берегу озера Маэва, где женщины по-прежнему прикрывали наготу лишь юбками из травы, а лица мужчин были покрыты диковинными татуировками, но Мальчика не оказалось и там. Не оказалось его и среди охотников, встречавшихся им на скользких горных тропах — и на склонах горы Орохена, и на склонах горы Аории, и в узких лавовых туннелях. Банда Хиро отвела женщину на изумрудный горный хребет, располагавшийся, казалось, на самой вершине мира; оттуда Альма однажды увидела восхитившую ее картину: на одной стороне острова бушует гроза и идет дождь, а на другой — ясно и солнечно. Альма стояла на самом верху этого поросшего деревьями пика, где слева от нее была тьма, а справа — свет, но даже здесь, в этой высокой точке, где сталкивались беспощадные стихии и пересекались по и ао, она не увидела Мальчика.

Со временем дети каким-то образом догадались, что Альма что-то ищет; но лишь Хиро, самый умный из банды, первым предположил, что ищет она не что-то, а кого-то.

— Он здесь нет? — начал обеспокоенно спрашивать ее Хиро в конце каждого дня. В последнее время он взял в привычку говорить по-английски, и воображал, что у него это прекрасно получается.

Альма не ответила утвердительно, но и не стала отрицать, что кого-то разыскивает.

— Мы он завтра найти! — клялся Хиро каждый день, но прошли январь и февраль, а Альма так и не отыскала Мальчика.

— Мы найдем его до следующего воскресенья! — обещал Хиро — туземцы считали недели от воскресенья до воскресенья.

Но миновало четыре воскресенья, а Альма Мальчика так и не отыскала. Пришел апрель. Хиро забеспокоился и все время ходил угрюмый. Он не знал, куда еще отвести Альму во время их отважных вылазок по всему острову. Их походы перестали быть забавным развлечением. Совершенно очевидно, что они превратились в серьезное предприятие, и было ясно, что, по мнению Хиро, он это предприятие провалил. Другие члены банды, почувствовав, что Хиро пал духом, также впали в безрадостное настроение. Тогда Альма и решила освободить пятерых мальчиков от их обязанностей. Слишком они были малы, чтобы нести столь тяжелый груз, на самом деле принадлежавший ей одной; она не допустила бы, чтобы детей охватили беспокойство, тревога и ответственность за эту гонку за ее призраком.

И Альма отпустила банду Хиро и никогда больше не ходила с ребятами в горы. В качестве оплаты она подарила каждому из банды по детали от своего драгоценного микроскопа, который за несколько месяцев они сами ей и вернули почти в целости. На том они и распрощались. На таитянском она назвала их величайшими воинами из когда-либо живших на земле. Поблагодарила их за то, что были ей отважными проводниками в незнакомом для нее мире. И отправила восвояси, чтобы дети поскорее смогли вернуться к своему прежнему занятию — беспрестанной бесцельной игре.

* * *

К тому времени сезон дождей закончился. Почти год миновал с тех пор, как Альма приехала на Таити.

Она вымела из дома заплесневелую траву и посыпала пол свежей. Распотрошила гниющий тюфяк и набила его сухой соломой. Дни стали более ясными и прохладными, а популяция ящериц уменьшалась на глазах. Женщина сделала новую метлу и смела паутину со стен. Однажды утром, почувствовав необходимость освежить в памяти цель своего приезда, она открыла портфель Амброуза, чтобы снова взглянуть на рисунки Мальчика… и обнаружила, что за сезон дождей их без остатка съела плесень. Альма попыталась отделить листки друг от друга, но те рассыпались в ее руках, превратившись в мучнистые зеленые ошметки. Рисунками, видимо, полакомилась и какая-то моль, и теперь она подъедала крошки. Альме не удалось спасти ни одного. Черт лица Мальчика на испорченной бумаге теперь было не разобрать. Остров уничтожил единственную ниточку, связывавшую таинственную фигуру ее мужа и его загадочную и неуловимую музу.

Уничтожение рисунков было для Альмы равносильно еще одной смерти: теперь даже призрака Амброуза не стало. Ей захотелось плакать, а еще она всерьез усомнилась в своем здравомыслии. За прошедшие десять месяцев она повидала на Таити столько лиц, но теперь сомневалась, что смогла бы узнать Мальчика, если бы тот стоял прямо перед нею. Быть может, она его все-таки видела? Может, он был среди тех молодых людей на причале в Папеэте в самый первый день ее приезда? Может, она уже много раз мимо него проходила? А что, если он вообще жил здесь, в поселке, а она его просто не узнала, а потом привыкла видеть его лицо? Теперь ей не с чем было сверяться. Существование Мальчика всегда было под вопросом, а теперь казалось, что его как будто вообще никогда и не было. Альма закрыла портфель и ни разу больше его не открывала.

Она не могла больше оставаться здесь, на Таити. Она знала совершенно точно. Ей вообще не надо было сюда приезжать. Сколько сил и решимости ей понадобилось, чтобы явиться на этот остров загадок, и вот теперь она застряла здесь без очевидных на то причин! Какой обузой она стала для этого маленького поселка, где жили честные люди, чью еду она ела, чьими ограниченными ресурсами пользовалась, чьих детей подрядила для собственных безответственных эскапад! Ей бы собрать оставшиеся из своих нашедшихся вещей и отправиться домой.

Но поехать домой она не могла. «Белые акры» она отдала сестре, вернуться туда было нельзя: это было бы несправедливо по отношению к Пруденс — та имела право владеть поместьем, не отвлекаясь на досадную помеху в виде маячившей под носом Альмы. В каком же странном положении она оказалась! Альма чувствовала, что потеряла нить, определявшую саму цель ее существования, какой бы тонкой она ни была. Она прервала скучное, но довольно почтенное занятие, которому посвятила жизнь — изучение мхов, — чтобы пуститься в бесплодные поиски призрака, точнее, двух призраков: Амброуза и Мальчика. И чего ради? Сейчас она знала об Амброузе не больше, чем год тому назад. По отзывам таитян, ее муж был точно таким человеком, каким всегда казался: мягким, милым и добродетельным, деликатным, неспособным на злодеяния и не созданным для этого мира.

Раздумывая над этим в последующие недели, Альма решила поверить в то, что Мальчика вообще никогда не существовало. Если бы он был, она бы наверняка его уже нашла или кто-нибудь упомянул бы о нем, пусть даже вскользь. Ей осталось лишь думать, что Амброуз придумал Мальчика. Эта мысль казалась ей более печальной, чем любые другие предположения на этот счет, но на данный момент она выглядела самой вероятной. Мальчик родился в воображении одинокого человека с неустойчивой психикой. Амброуз мечтал о родственной душе, вот и нарисовал себе такую. Вступил в духовный брак, о котором всегда мечтал, придумав себе друга. Но почему тогда рисунки были столь похотливыми? Возможно, потому, что Амброуз всегда был содомитом, решила Альма, не на деле, так в мыслях. Вероятно, он всю жизнь страдал влечением к мужчинам. И это влечение усугубило стыд и стеснение, которые у него вызывало собственное тело; они же, скорее всего, и сформировали в нем желание выйти за пределы телесной оболочки и заключить целомудренный брак с заботливой женщиной старше себя, что было ему очень на руку. Мысль об этом заставила ее жалеть Амброуза, а не презирать его.

Кроме того, рассудила Альма, Амброуз умер от инфекции, а значит, вполне мог сделать эти наброски, будучи уже больным. В бреду он отбросил свое стеснение. Ум умирающего способен завести его в самые неожиданные дебри — вспомнить только, что нес Генри Уиттакер на своем смертном одре! А ведь Альма знала, что ум Амброуза Пайка был нестабилен даже в обычных обстоятельствах! Ведь его, как-никак, держали в клинике для умалишенных. Этот человек считал, что может увидеть отпечатки Бога в листьях растений. Он видел ангелов среди орхидей и верил, что может стать ангелом и сам, — нет, вы только подумайте! Альма полмира проехала в поисках галлюцинации, порожденной воображением несчастного, повредившегося умом, больного человека!