Проклятая Мангазея

– Кто это тебе такое говорил? Какие бабки?

– Иди ты! – ругнулся Тимошка и перестал оборачиваться для разговора.

Смеркалось, когда достигли ручья. Дорога вилась по руслу лёгкая, олешки семе­нили легко и ничего не предвещало осложнений. Лишь хозяин покрикивал на них и требовал внимания и бдительности.

– Пока у нас ничего нет в нартах, нам нечего опасаться, – заметил Тимошка и Исай согласился с ним. Но хозяин был иного мнения. С ним спорить не стали.

Все же до избушки доехали без приключений. Нагрузили нарты и помчали уже тяжело гружёные. Животные начали уставать. Уже стало почти темно, и хозяин рас­порядился чуть передохнуть ещё.

– Олешки устали. Да и нам стоит передохнуть. Набегались по снегу.

Тимошка понял, что хозяин вовсе не так молод, как ему казалось. Значит, матёрый перевозчик, и всё здесь знает. Всю зиму ни разу не попались стрельцам и казакам. А они постоянно шастают вокруг в поисках добытчиков.

Опять тронулись в путь. Влажный ветер нагнал снежные тучи. Скоро пошёл снег, стало труднее ехать. Приходилось часто помогать с нартами. Они казались пере­груженными или то сказывалась усталость.

– Сможем ли мы вернуться? – прокричал Тимошка назад. Исай не ответил. А юно­ша боялся потерять из виду хозяина. Он и так не был виден, скорей слышался по окрикам каюра. Тимошка соскочил на снег и упёрся в обод нарт, помогая оленям.

Снег рыхлел. Ехать становилось всё труднее. Оборачиваясь, Тимошка давно не видел и не слышал Исая. А позвать опасался. Приказано не шуметь.

Не прошло и получаса, как считал юноша, как послышался приглушенный выстрел из пищали. Через короткий промежуток времени ещё один. Кровь застыла у Тимошки в жилах и холодный пот заструился по спине. Он сильнее навалился на нарты. Спе­шил догнать хозяина. Его нарты едва слышались впереди.

В голове стучало от усталости и волнения. Что там произошло с Исаем? Остано­виться было страшно, и он налегал на нарты, спешил и прислушивался. Сзади было тихо. Ни выстрелов, ни криков. А ночь таинственно шумела снегопадом. Редкие де­ревья и кусты шумели от ветра, казалось, что где-то там притаился враг.

Так прошёл час или больше. Тимошка определить не мог. Но хозяина он всё же слышал. Тот двигался не дальше как в пятидесяти шагах. Тимошка ещё поднажал и сократил расстояние. Ещё немного и стало видно, что хозяин остановил оленей.

– Что там случилось? – спросил хозяин. Он тяжело дышал, сидел поперёк нарт с опущенной головой. Тимошка понял, что человек смертельно устал.

– Сзади слышал два выстрела, хозяин, – отдышавшись немного, сказал юноша. – Кто это мог быть?

– Всякие, – неопределённо ответил хозяин. Потом добавил: – Таможня, или такие, как мы. Теперь не дознаться. Не возвращаться же назад.

– А что с вами, хозяин? У вас голос странный.

– Годы, парень. Старость незаметно подкралась. Иди ближе ко мне.

Тимоха подошёл и стал напротив в снегу.

– До места ты сам не сможешь дойти. А мне тож не дойти. Ещё вёрст пятнад­цать надо ехать. Переложи один мешок на свои нарты и привяжи к ним оленей. Цу­гом поедем. Буду тебе показывать, коль не окочурюсь совсем.

Они неторопливо ехали. Шагом олени тащили хорошо. Ещё Тимошка сходил на снег толкал нарты с хозяином. Так двигались часа четыре. Точно никто не знал. За­тем внезапно впереди что-то замаячило и Тимошка тотчас определил нападение. С прытью белки свалился с нарт и одним рывком развязал ремень, развернул оленей и помчался с ними назад. Крик хозяина не остановил его. С трудом услышал выстрел, всё стихло, а олени с перепугу продолжали мчаться во весь опор.

Сколько так продолжалось, Тимошка сказать не мог. Лишь спина сжималась в ожи­дании пули или стрелы. Но ничего не произошло. Он придержал утомлённых оленей, прислушался и ничего не услышал кроме шума близкого леса. Даже осмелился вовсе остановить оленей и те тут же потянулись схватить губами ком снега.

Тимошка сидел понурившись и с ужасом ждал продолжения погони и захвата. Что произошло с хозяином! И денег никто не заплатит. А как домой добраться? Все по­добные мысли проносились в голове молнией, и ответа на них не было. А он сидел и не двигался.

Наконец Тимоха встал, поправил упряжь на чуть отдохнувших оленях. За час сидения он так и не придумал, что ему предпринимать дальше. Но и оставаться на месте достаточно опасно. Могут догнать. Правда, была надежда, что его бегства не заметили, а хозяин уже был плох и вполне мог умереть. Хотя выстрел-то был. Это смутило Тимофея настолько, что он готов пустить слезу.

Было ещё темно. Снег едва падал и дорога ещё виднелась. Да и олени легко дорогу найдут. Зато вспомнил про Исая. Что с ним случилось? Кто его захватил? Те же, что и их встретили, или другие? Скорей всего другие. Случайность это или по плану действовали? Он не мог на такой вопрос ответить.

Продолжал шагом ехать, раздумывая о себе. Как чувствовал, что ему не хотелось ехать. И вот... Что же делать? Вернуться домой он может лишь днём. И куда деть нарты? Его обязательно засекут. Если Исая убили, то можно к нему пойти жить. А соседи? Они спросят, где Исай. Что ответить? Или к хозяину? Его изба на самом краю стоит. Соседи шагах в пятидесяти. Он и сам не склонен, наверное, к знакомствам. Ему это ни к чему. Правда, он может назвать себя и свой дом. Да вряд ли выдержит пытку. А пытать обязательно будут.

Эта мысль бросила Тимошку в пот. Боязливо оглянулся. Рассвет ещё не настал. Но скоро будет. Тут он заметил, что узнает место. То было место избушки. Это испугало его, и он остановил оленей. Те опять хватали снег губами. Огляделся. Тихо кругом. Встать и пойти посмотреть смелости не хватило. Просто смотрел вокруг и заметил след, который указывал, что тащили тело. И слабые кровавые полосочки. Стало быть, то тащили Исая. Убит или ранен Тимошка не смог знать. А хорошо бы глянуть в избушке. Что там и как?

Он всё же пошёл осмотреться. Видимость улучшилась настолько, что следы хорошо видны, и он прошёл по ним до густого кустарника. Приготовил лук и прислушался. Тишину ничто не нарушало. Даже ветер стих и почти не шумел в хвое леса. Всё же углубиться в кустарник к избушке не осмелился. Следы вели именно туда. Проверять остальное не стал, а сел в нарты и уехал. Рассвет приближался. До него оставалось не больше часа.

Чуть отдохнувшие олени бежали довольно сносно. Вот и устье ручья. Поскользил по льду реки Таз. Этот путь был лёгким. Он лишь опасался встретить охотников или ещё кого из знакомых. Тут почти все знали всех.

Тимошка сгорбился на нартах, надвинул шапку и поглядывал с опаской вперёд. Подумал, что его вполне могут принять за покрученника, возвращавшегося с промысла. И тут же подумал, что его тут же задержат, проверят на наличие рухляди. Даже до десятины дело не дойдёт. Сразу поймут, что с ним что-то не так. И он зорко глянул вперёд, обернулся назад и быстро свернул на крутой берег, помогая оленям.

С трудом продрался сквозь заросли низкого сланника и кустов, удалился примерно на полверсты и остановил нарты. Огляделся и присел на нарты. Устал и оголодал, как и олени. Те уже рыли копытами снег, добираясь до трав прошлого года. А Тимошке есть было нечего. А скоро заметил сороку и вспомнил про лук. Достал и наложил стрелу. Сумел подойти шагов на пятнадцать и пустил стрелу. Сорока затрещала и, трепыхаясь простреленным крылом, упала подальше. Тимошка бросился к ней. С трудом поймал и скрутил голову. Тут же выпотрошил, запалил костерок и торопливо стал на прутике поджаривать сороку. Мяса оказалось мало, но и то еда. Оленей не распрягал. Три мешка с рухлядью, туго перевязанные ремнями, сложил под лапником, сам устроился на нартах и попробовал заснуть. Удалось нескоро. Чуткость, как у зверя, не покинула его. Часто просыпался. Дожидался вечера, чтобы попасть в посад и тайком забраться в дом хозяина.