Проклятая Мангазея

Бабуш уже видел Тимофея и теперь изучал его взглядом. Всё же поздоровался на русском, и Тимошка услышал довольно сильный акцент. Видно, что то был не род­ным языком. И не удивительно. Мать-то была калмычка.

Бабуш немного поведал историю своего рода. Оказалось, что его отец по имени Матвей из курской земли попал в плен к татарам Ногайской орды. А те вскоре продали его калмыкскому, вернее торгутскому тайше, вроде хана у них. Те только что пересели­лись в степи восточнее Волги и Яика[1]. Так Матвей оказался рабом. Сумел выкупить себя. Принял буддизм и женился на богатой дочери купца.

– Теперь у нас с отцом большое хозяйство. Тысячи овец и коней, – завершил своё повествование Бабуш. – На Каспии у нас три больших баркаса. Ходим торго­вать до самой Персии. Слыхали про такую страну?

– Никогда, – признался Тимошка. – Далеко это?

– На самом полдне моря. Богатая страна. Выгодно торговать с нею. Ты много по огромным рекам плавал. Можно определить тебя рулевым на такую лодку.

– Надо бы освоиться, господин. Язык освоить, а то как без него? А с верой как у вас? Надо менять или как?

– У нас на такое мало обращают внимания. Можешь остаться при своей. Отец не захотел так по причине его невесты. Та потребовала перейти в нашу веру. Ну а я пошёл в мать. Меня никто не спрашивал, и теперь мы всё буддисты. Ты, наверное, и не слыхал про такую веру?

– Не слыхал, – признался Тимошка.

– А она самая древняя из великих. Исламу, например, и тысячи лет нет. Вашей полторы тыщи. А наша имеет уже две с лишним тыщи лет! Так-то! – с гордостью за­кончил Бабуш. Лишь вспомнив, добавил: – Отец будет доволен с вами поговорить. А то давно он не встречал русского в наших краях. То редко случалось.

И всё же работы стало не меньше, зато кормить начали значительно лучше. И со слов Насти Тимофей надеялся на улучшение его с дочкой положения.

Не прошло и десяти дней, как Тимофея посадили на конька, и теперь он стал гонять вдоль каравана, высматривая неполадки с поклажей. А то было важно.

Наконец жара спала. Началась осень. А степь чуточку преобразилась. Пошли даже перелески, и настроение Тимошки резко пошло в гору. Работа не так изнуряла, а Бабуш почти не встречался с ним для разговора. Тому казалось, что он всё сказал.

Вскоре вышли к речке Яик, и в одном из больших селений Агаджи ушёл в сторону.

Караван стал меньше и продолжил движение уже на больших лодках. Их наняли хо­зяева, в том числе и Бабуш. Теперь стало ещё легче. Правда, хороших рулевых ока­залось мало, а под товары Бабуша погрузили четыре лодки. И Бабуш поставил Тимоху на рулевое весло. Речка была неширокой, идти стало трудновато. Того и гляди сядешь на мель. Правда, на передней лодке находился самый опытный рулевой и ос­тальные следовали точно в его фарватере.

Общались отец с дочкой постоянно. Отец заметил, что дочь поправилась и уже не выглядела замухрышкой. К тому же вода в реке пресная и она с удовольствием и часто купалась. Все удивлялись смелости и настырности девки. Осень, вода холодная, скоро ледостав начнётся, а она продолжает каждый день купаться. Да ещё и плавает у лодок, что сильно беспокоило отца. Потом сушила одежду. Теперь она носила шальвары под платьем, которое пришлось ей приобрести в долг у Бабуша.

Наконец лёд на реке уже не позволил идти дальше. Пришлось стоять неделю, по­ка не появились десятки верблюдов и лошадей. Опять перегрузка и караван вновь тронулся на полдень уже по снегу. А морозы всё крепчали, и теперь Тимошке с Нас­тей казалось, что они опять среди заснеженных просторов севера. Только лесов в этих землях почти не было. Лишь по оврагам, лощинам, буеракам тянулись редкие рощи, присыпанные снегом. Его тут было мало.

В начале февраля караван достиг конечного пути. Большое селение в устье Яи­ка представляло скопление кибиток и полуземлянок, и определить какой-то порядок оказалось невозможным делом.

Часть каравана Бабуша остановилась на окраине села. Там был большой загон. Туда загнали верблюдов, предварительно освободив их от грузов. Всё сложили в приземистые сараи, крытые соломой и камышом.

– Помойтесь немного и заходите в нашу кибитку, – приглашал Бабуш своих рабов. – Познакомлю вас с отцом. Ему будет интересно поговорить с вами, – Бабуш гово­рил слегка свысока. Тимофей нисколько не обижался. Уже привык за год с лишним путешествия по бескрайним землям Азии. Зато тоже хотелось взглянуть на настоя­щего русского. И они с Настей принялись в полуземлянке приводить себя в порядок.

Слуга из мальчишек, смуглый и молчаливый, принёс два стёганых халата на вате, шапки без меха, тоже на вате, и сапоги, далеко не новые, с войлочными носками вну­три. Это было кстати при сильных морозах, что сильно напоминало Мангазею. Этот город и Тимошка частенько проклинал, вспоминая Айсе. Ничего хорошего тот город ему не принёс. Лишь видимость относительного богатства. И куда оно делось? Всё пропало, растворилось в мареве пустынной степи и вихрях снежных метелей.

Близился вечер и слуга зашёл к рабам и, не кланяясь, сказал неторопливо:

– Хозяин кличет вас. Идите быстрее. Хозяин неважно себя чувствует. Старый.

Отец с дочерью переглянулись и вышли на мороз и ветер. Было очень холодно. При таком ветре никакой халат не спасёт, но приходилось терпеть. Рабы!

Они скромно зашли в кибитку старого Матвея. Тот возлежал на кошме, покрытой хорошо выделанной бараньей шкуре. Несколько подушек подложены под спину. В чашках разлит новый напиток – чай. В плошках с жиром коптят светильники. Тимка поклонился в ожидании слов хозяина.

– Так вы на самом деле русские, как сказал сын? – спросил хозяин слабым голосом. – Я вот хвораю. Ещё не забыл своего родного, – криво усмехнулся хозяин. – Ну, садитесь напротив, послушаю вас.

Гости сняли обувь и уселись, скрестив ноги. Тимошка толкнул дочь локтём и прошептал грозно:

– Чего вытаращилась на хозяина?

Дальше он не успел ничего сказать. Бабуш заметил гостям:

– Испейте чаю, и расскажете отцу о своих приключениях и жизни на Руси. Ему нездоровится, и потому постарайтесь не раздражать его.

– Бабуш, сынок, не стоит стращать моих гостей раньше времени. Пусть не скромничают. А то ты и так их перепугал. Пусть успокоятся. Да и мне не мешает. Столько лет не слышал родного слова, – старик продолжал смотреть на своих рабов.

Те осторожно попивали из пиал ароматный странный напиток. С мороза горячий настой был приятен. В животе тут же потеплело. А Настя улыбнулась отцу.

– Попили? Теперь говорите. Если засну, то получите подарок, – и опять скривил губы в подобие усмешки.