Проклятая Мангазея
Шрифт:
– Пока хватит, господин. Полегчало? – она встряхивала руки и в голове зародилась надежда и уверенность, что ещё не всё потеряно в этой жизни. Надо просто искать и найти то малое и приемлемое, что может удовлетворить её в жизни.
– Ох, девка! Как легко стало! Ты что, на самом деле знахарка?
– Это первый раз со мной, господин, – призналась девочка, смущаясь. – Сама побаивалась. На самом деле лучше стало?
– Значительно! Вот спасибо, вот удружила! С меня причитается, дочка! Чего б ты хотела? Говори без стеснения. За такое ничего не жалко.
– Нельзя
– Это кто ж тебе такое сказал?
– Так никто, господин. Кто мог, коль я в тайге родилась, и там никого не было кроме родных да предателя Тагана. Само на ум пришло.
– Предателя, говоришь? И кто тот проходимец?
– Так наш лучший друг, господин. Продал нас за свою свободу. Может и не за свободу, а по зависти или ещё за что. Бог его знает, господин.
– Мда! – просипел Матвей и задумался. А Настя постояла и спросила:
– Мне можно идти, господин?
– Иди коль надо. Спасибо тебе, дочка. Век буду благодарен за доброту твою.
– Да что вы, господин. Что такого я сделала? Четверть часа руками поводила да что-то нашёптывала. Сейчас и не припомню что. До свидания, господин. Поправляйтесь и не болейте.
– ----
[1] Яик – река, современное название Урал.
Глава 14
На следующий день слуга с мрачным лицом появился у их полуземлянки и молча махнул рукой, приглашая следовать за ним, добавив тихо:
– С барахлом. В другое место хозяин селит.
Тимофей глянул на дочь, та пожала плечами. Мол ничего не знает. Сама догадалась, но говорить не стала. В молчании собрали нехитрый скарб и поплелись за слугой. Шли совсем недолго. Слуга указал на кибитку недалеко от хозяйской и с недовольным лицом удалился.
– С чего бы такое? – спросил Тимошка в недоумении. – Что за щедрость?
– А что с того? Всё ж русский он, как и мы. Простое уважение. Правда, за это мы можем получить от родственников старика столько недовольства и ненависти, что мало не покажется. Нехорошо так. Худо может случиться.
Они вошли в кибитку. Там было всё необходимое для приличной жизни. Посуда, немного одежды, постели с подушками и коврами.
– Вот уж не ожидал такой благодати для раба, – продолжал удивляться Тимошка.
Как и ожидали отец с дочкой в посёлке тут же люди стали проявлять признаки отчуждённости и даже презрения к новым рабам хозяина. Все знали, что тот уже готовился перейти в лучший из миров, но теперь эти надежды откладывались. Особенно возмущалась жена хозяина Давах. Все сплетни шли от неё. Она только и мечтала, как её сынок Бабуш станет главой рода и всего богатства. И попытка Насти подлечить старого Матвея оказалась не ко двору.
– Начнут плести разные сети, – жаловалась Настя. – А мы ничего почти не знаем из их обычаев, и обязательно попадём в ловушку. Боязно мне, тятя!
– Пустое, дочка! Сплетни завсегда будоражили людей. Так интереснее жить. А мы как раз очень подходим для этого. Тут есть какая-то тайна, а это всегда привлекает разных проходимцев и любителей почесать языки. Как там хозяин?
–
Говорит, что лучше. Даже повеселел вчера. Я его полечила малость. Даже после волнения с женой быстро успокоился. У него печень и сердце плохие. Старые.– Что ты хочешь? Ему, почитай, за семьдесят, наверное.
– Я не спрашивала. Очень доволен был, тятя. Может, так нас отблагодарил?
– Лучше бы он как-то иначе это сделал, Настя. А ты куда смотрела?
– Он предложил мне что-то да я отказалась. Вот так и получилось. Что мне теперь делать? Тятя! Ещё кто-нибудь прибьёт тут тихонько.
– Хорошо бы иметь кинжал хоть. Всё отбиться можно. Да рабу не положено. Ты бы не могла в другой раз попросить Матвея сделать такое? Да и тебе не мешает иметь оружие. Хоть какое. На всяк случай. Мало ли что.
– Попали мы, тятя. Меня даже в дрожь бросило. Боюсь я.
А слухи один страшнее другого помаленьку обрастали всё новыми небылицами. Наши бедные рабы не обращали на всё это внимания, и это сильно раздражало окружающих.
– Может, испросить помощи у Матвея? – неуверенно спросил Тимошка. – У него ещё достаточно власти для смягчения нашего положения.
– Попробую, – нехотя согласилась Настя. – Как он меня позовёт, я и попытаюсь.
Уже перед вечером слуга, что с мрачным видом, молча махнул рукой, зовя следовать за собой. Настя глянула на отца. Тот кивнул, отпуская.
– Настенька, дочка, опять хворь на меня навалилась. Можешь помочь?
– Ой! Конечно, господин! Если получится. А может и не получиться.
– Это почему же? – с неудовольствием проговорил Матвей.
– У меня настроение плохое. А это может помешать мне в лечении. Дело ведь тонкое, нежное. Но я с радостью попробую.
– А что за причина? – насторожился старик.
– Не хотела бы говорить, господин. Можете расстроиться. А так тоже плохо.
– Ладно, не говори. Потом поведаешь старику. В боку болит так противно, тяжко!
– Повернитесь малость и думайте только о хорошем, приятном.
Охая и ворча, старик повернулся. Настя положила ладошку на больное место и ощутила лёгкое покалывание в ней. Прислушалась и погладила место. Губы сами зашептали что-то, чего она сама не разбирала. Так продолжалось с четверть часа.
Отняв ладошку и сделав странные движения ею в воздухе, стряхнула её и спросила с беспокойством:
– Ну как, господин? Прошло или нет?
Старик прислушался и с повеселевшей улыбкой на морщинистом лице, ответил:
– Помогло, дочка! Почти не чувствую. Вот молодец! Спасибо тебе, милая моя!
Он даже сел и попробовал встать. Настя помогла ему. Вместе вышли за порог. Он сел на скамейку и вдруг спросил, пытливо глянув на девчонку:
– А теперь говори, что тебя беспокоит. Ты обещала, а я вижу, что ты обеспокоена. Обещаю помочь. Ну же!
Настя помялась и наконец молвила вроде бы с сожалением:
– После того, как мы с тятей переселились в новую кибитку, к нам стали относится всё хуже и хуже. Я боюсь, что мы с тятей можем пострадать. Люди так против нас настроены, господин. И ваша жена особенно, – рискнула дополнить она.