Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)

Комиссар полиции засвидетельствовал смерть и без труда восстановил происшедшее.

Тетушка Аспазия имела привычку отсылать служанку спать часа за два до того, как отправлялась в постель сама. Медная поперечина, которая удерживала ковер на лестнице, вылетела из гнезда на верхней ступеньке. Моя тетушка запуталась ногами в ковре, поскользнулась и скатилась на пол к подножию лестницы, пробив голову. Смерть была мгновенной. Служанка, здоровенная девица с фермы, ничего не слышала, заявив, что спала так глубоко, что даже артиллерийская канонада не смогла бы ее разбудить.

Нотариус Брис и я следовали за скромным катафалком до кладбища на выезде из Дагпорта. В момент расставания мой хозяин отвел меня в сторону.

— Хилдувард, — сказал он, — завтра в конторе я оглашу последнюю волю покойной мадемуазель Аспазии Сиппенс.

Честно говоря, я никогда не рассматривал возможности стать наследником тетушки и даже быть упомянутым в ее завещании.

На следующий день нотариус Брис дважды зачитал вслух завещание, пока я не уяснил его суть. Когда господа Хаентьес, Борнав и Тюит подошли пожать мне руку и поздравить, я смотрел в пустоту и не мог выговорить ни слова. Я унаследовал дом на Верхней улице, фермы в Метьесланде и все состояние тетушки, которое было столь велико, что я попросил господина Бриса проверить и удостовериться, что он не ошибся в цифрах.

— Покойный Стопс был миллионером, — улыбнулся нотариус, — а ваша тетушка жила скромно, даже более чем скромно. Она не потратила и четверти состояния.

Я в полном расстройстве чувств схватился за голову.

— Даже не знаю, что буду делать, — пролепетал я.

— Станете рантье, и вся недолга! — добродушно возразил господин Брис. — Конечно, нет никакого смысла оставлять вас в конторе.

Патетье задал мне тот же вопрос, а когда я заявил, что не собираюсь менять образ жизни и намереваюсь жить у него, он стал надо мной издеваться:

— Что за глупости, мой мальчик, теперь тебе надо поддерживать свой статус. Того требует общество. Я лишь один раз посетил дом на Верхней улице. Он мне показался прекрасным господским домом, и ты обязан жить в нем.

— В таком случае переедешь ко мне! — воскликнул я.

Он покачал головой:

— Я останусь в своей цирюльне. Думаю, не смогу жить в ином месте.

— А что скажешь о большом модном салоне в центре города? — предложил я.

— Чистое безумство. Я хорошо зарабатываю на жизнь, считаю себя зажиточным человеком. Я останусь твоим другом, но не хочу никаких подачек. Баста!

Я достаточно хорошо знал Патетье и знал, что бесполезно его убеждать, когда он твердо произнес: «Баста!» Я был недоволен, но склонился перед его волей. Он это заметил и, по своему обычаю, легонько постучал чубуком своей трубки по моей щеке.

— Однако я соглашусь принять от тебя один пустячок, — сказал он, — я закрою на некоторое время свой салон, чтобы побыть с тобой. Согласен?

Пришлось согласиться.

Через неделю я обосновался в доме покойной тетушки и взял на службу другую девушку, поскольку предыдущая служанка ни под каким предлогом не хотела оставаться, опасаясь, что призрак хозяйки, нашедшей столь жестокую смерть, будет приходить к ней по ночам. Я без всякого сожаления расстался с этой пугливой особой.

К богатству привыкаешь быстро.

Дом был прекрасный, шикарно обставлен, а потому я не стал ничего менять. Но преобразовал большую гостиную первого этажа в библиотеку, и несколько недель известные торговцы книгами Вуилстеке, Хосте и ван Гоетем заполняли пустые библиотечные полки. Не стоит уточнять, что при заказах я не забывал любимые полицейские романы и криминальные истории.

Патетье голосовал обеими руками.

— Читай и учись, мой мальчик, — посоветовал он, — не поддавайся искушению «дольче фарниенте», как говорится за границей. Я читал, что есть сыщики-любители, которые, не будучи профессионалами, становятся асами сыска. Почему бы тебе не стать таким же?

Я засмеялся, но не стал давать обещание, профессия сыщика меня не привлекала.

Мне повезло со служанкой, по крайней мере, в первые недели. Молодая красивая женщина, вдова таможенника, которая прежде работала у богатых промышленников. Она очень хорошо готовила, и Патетье, приходивший ко мне каждый второй день, не жалел похвал в ее адрес. Все шло хорошо, пока я не почувствовал какое-то охлаждение. Мои соседи, в большинстве своем чинные буржуа, вначале вежливые и предупредительные, вдруг стали чураться при встрече и перестали перебрасываться со мной парой слов на улице. Кое-кто даже открыто не замечал и избегал меня.

Я сказал об этом Патетье, а на следующий день меня навестил викарий церковного прихода. Молодой человек с открытым лицом, который немедленно приступил к делу:

— Господин Сиппенс, если вы намереваетесь взять в жены свою служанку, в этом нет ничего плохого. На вашем месте я постарался бы избежать скандала.

Я узнал, что взял на службу вдову, мечтающую о повторном браке. Она без обиняков сообщала всем и каждому, что вскоре станет мадам Сиппенс.

Я без колебаний расстался с ней, но предпочитаю не вспоминать о сцене расставания, поскольку еще никогда не слышал из женских уст такого потока непристойных ругательств.

Из конторы найма персонала мне прислали нечистоплотную служанку, и я через неделю уволил ее, потом появилась несравненная повариха, столь приверженная к крепким напиткам, что она чуть не спалила кухню. Наконец, контора прислала мне настоящую жемчужину.

Женщина в возрасте, чей облик не мог вызвать скандала. Худая, кривоплечая, прихрамывающая, с больными сонными глазами. На левой щеке у нее был шрам, выделявшийся на выдубленной коже лица. Серые приглаженные волосы придавали ей гротескный облик. Но она была истинной жемчужиной. Представила превосходные рекомендации, служила в Брюсселе в хороших семьях и говорила на голландском столь же изысканно, как и на французском. Переговорив с ней, я уверился, что передо мной простая и умная женщина.

Я взял Барбару Улленс на службу, хотя она потребовала довольно высокую зарплату. Но мне не пришлось жалеть.

Дом блистал чистотой, еда была отличной. Барбара не была болтливой, обреталась в основном на кухне, и никто, как она, не умел гнать с порога нищих, коммивояжеров и прочих попрошаек.

В первые дни неожиданного богатства я, по настоянию Патетье, предпринял несколько путешествий. Но после первых попыток понял, что был прирожденным домоседом. Я ни разу не уехал дальше Брюсселя, Намюра и Льежа и спешил вернуться в Гент. Многие сочли бы, что у меня монотонная жизнь, но я далеко не разделял такого мнения. Я стал верным посетителем и клиентом книжных магазинов, часами разгуливал по городу, редко посещал таверны, где откровенно скучал, а счастливым чувствовал себя дома с книгами, любимым креслом, трубкой, Патетье и Барбарой.

Случайно узнав, что служанка играет в шахматы, научившись у одной старой дамы-инвалида, которая держала ее у себя всю вторую половину дня, когда та заканчивала повседневную работу, я тут же приобрел шахматы. Барбара оказалась превосходным учителем, а я столь внимательным учеником, что благородная игра вскоре перестала быть тайной для меня.

Я бы показался не очень признательным, не расскажи об инциденте, когда Барбара оказала мне настоящую услугу.

В одном из известных чайных салонов я познакомился с приятным мужчиной, который представился как Альфонс Дюкруа, льежский деловой человек. Он умел говорить обо всем, но в основном о финансовых делах. Он предложил мне вложить немного денег в железнодорожные акции. Я последовал его совету. Дело увенчалось успехом. Через несколько дней он предложил новую сделку, куда более крупную, но на этот раз речь шла о землях под застройку в Валлонии. Вдохновленный первым успехом, я решил пойти рискнуть. Требовалась крупная сумма, но сделка обещала большую прибыль. Я пригласил Дюкруа на обед к себе домой. Он согласился. Барбара приготовила исключительно изысканный обед. Во время десерта я приготовился подписать чеки, когда в комнату без приглашения вошла Барбара и хлопнула гостя по плечу.