Проклятие китайского колдуна

– Кретины, – процедил сквозь зубы Толстяк, но все же оглядел свой костюм, – н-да, – добавил он, – внешний вид мой все же оставляет желать лучшего. Ничего удивительного, что меня боятся.

Толстяк, как мог отряхнул брюки и привел в порядок уже здорово измятую рубашку.

После этого он повернулся к подъезду. Оттуда все еще несло враждебным Толстяку колдовством. Вчерашней ночью, когда он подошел к этому дому, здесь все, просто смердело чужой и грозной силой – смердело так, что Толстяк не решился даже войти в подъезд. Все-таки в этом мире он был еще не так силен, как в своем и – если бы на него напали – то он вряд ли смог оказать достойное сопротивление. Толстяк рассчитывал сыграть на факторе внезапности, он рисовал себе, как проникнет ночью в квартиру к суке, где все спят, как склонится над ее кроватью и…

А того, что он застал, он никак не ожидал.

Толстяк посмотрел на подъезд, злобно сплюнул в его сторону и сел на лавочку, где еще минуту назад травили анекдоты дворовые подростки.

«Скорее всего, – подумал он, – там, в этом доме происходил контакт… другими словами – поединок двух человек, обладающих экстрасенсорными способностями. Нетрудно догадаться, кто были эти люди. Первый – конечно, сука по имени Ольга; а второй… тот, кто ненавидит ее больше всего на свете… тот, кто послал меня в Китай, чтобы я нашел и уничтожил ее, а я – вместо этого – обрел силу и нашел давно покинутую – еще до моего рождения – родины. Это он был тут вчера ночью – Захар»!

Толстяк усмехнулся. Он вдруг подумал о том, о чем никогда раньше почему-то не думал.

«А ведь Захар не случайно выбрал именно меня своим порученцем, – проговорил он про себя, – наверное, все те заклинания, которые он мне давал, не имели бы никакой силы, если бы они звучали из уст обыкновенного человека. И порошки… и раствор порошка, до которого Захар строго-настрого запретил мне даже прикасаться пальцем… раствор перенес меня в мой мир. Значит, Захар знал, что я не простой человек, что во мне дремлет сила – именно поэтому он и избрал меня своим слугой…»

Толстяк почувствовал, как в нем снова просыпается злоба.

«Сукин сын, – выругал он Захара, – ты мне заплатишь за все мои унижения… Это ты будешь моим слугой, когда я утащу тебя в свой мир. Ты будешь собачье дерьмо слизывать с моих ног. Только вот найти бы тебя… Порошки, порошки! Они – пропуск в мой мир»!

– Интересно, – вслух проговорил он, – а кто победил в ночном поединке? Наверное, никто, – решил он, еще раз поведя носом по ветру, – каждый остался при своих, как говорится. А теперь…

Он поднялся и расправил руки.

– А теперь – пока эта сука не пришла в себя после такой бурной ночи – ею займусь я, – договорил он.

Толстяк направился было в подъезд, но тут чья-то твердая рука легла на его плечо. Толстяк вздрогнул от неожиданности и обернулся.

– Гражданин, – проговорил патрульный милиционер, брезгливо оглядывая измятый и испачканный костюм Толстяка, – предъявите-ка документы.

– Какие документы? – хрипло спросил Толстяк. – Что я сделал?

– Документы, – строже повторил милиционер.

За его спиной стояла патрульная машина. В ней дремал шофер, а второй милиционер с интересом наблюдал за действиями своего напарника, поигрывая автоматом.

«Гады, – тоскливо подумал Толстяк, – предъявите документы… Да я бы тебе, щенку снес голову одним движением пальца… Только вот второй – с автоматом… Нет, с властью спорить пока не годится…»

– Документы, – сказал милиционер, – мне сто раз повторять? Вы что, гражданин?.. Совсем, падла, отупел от пьянства! Не соображает ничего… – обернувшись, весело крикнул он своему напарнику в машине.

– Сейчас, сейчас… – уже нарочно подделываясь под пьяного, забормотал Толстяк, – он зашарил по своим карманам и вдруг в ужасе вспомнил, что документы и бумажник, равно как и сотовый телефон, выданный Захаром, он хранил в своем пиджаке. Пиджаке, которого он на себе не обнаружил, когда очнулся в больнице.

– Нет документов, – развел руками Толстяк, – забыл дома… То есть – не ношу я их с собой никогда.

– Живешь где? – лениво поинтересовался милиционер.

Толстяк быстро выпалил первую пришедшую ему на ум московскую улицу, назвал наобум номер дома и квартиру.

Милиционер вздохнул и снова повернулся к своему напарнику.

– Везем в отделение! – крикнул тот. – Еще сотворит что-нибудь, а нам отвечать. Видишь, он не в себе – говорит невпопад, соображает туго. А когда на лавочке сидел – вообще, бормотал что-то себе под нос… Да еще и – если отпускать его – старухи развоняются – те, что его под кустом засекли и нас вызвали.

– Не надо в отделение… – уже ни на что не надеясь, проговорил Толстяк, – отпустите меня, я и домой пойду. Видите, правда, выпил немного, спал там, где не надо… Я пойду, а?

– Я бы тебя отпустил, – сказал стоящий напротив него милиционер, – но старухи… Сам знаешь, такой вредный народ. Накапают начальству, наврут с три короба – потом премиальных лишайся… Да ты, мужик не боись! Чего тебе будет-то? Отделение тут рядом – за двадцать минут доедем. Там тебя по компьютеру проверим и пойдешь себе спокойно домой. Чего ты боишься-то?

– Ничего, – вздохнул Толстяк.

– И пойдешь себе спокойно домой, – сказал милиционер, под локоток подводя Толстяка к машине, – конечно, если не выяснится, что ты какой-нибудь маньяк-убийца, который уже третий год состоит в федеральном розыске. Понял?

– Как не понять, – сказал Толстяк.

«Нет, – думал он, трясясь в ментовском газике, стиснутый со обеих сторон патрульными, – нельзя, чтобы меня проверяли по компьютеру. Они выяснят, что я не прописан в Москве, начнут спрашивать, то да се… Конечно, можно сказать, что летел из Китая домой – к себе в Питер… Через Москву. Пускай проверяют через диспетчеров в аэропорту… Скажу, что стало плохо в самолете. Очнулся в больнице – нет ни денег, ни документов… Но пока они все будут проверять, пройдет слишком много времени. А мне нельзя ждать! Мне никак нельзя ждать! А самое главное – в Китае-то убит человек. Откуда я знаю – может быть, меня давно уже разыскивают… – подумав об этом, Толстяк похолодел, – как мне это раньше в голову не пришло, – подумал он, – менты не так просто ко мне подошли… Не случайно! Кто-то хочет меня убрать – либо Захар, который уже, конечно, узнал, что я обрел силу, либо Ольга, которая тоже уже обо всем знает… Что же мне делать? Мы находимся в самой оживленной части города. Попробовать бежать здесь? Или из отделения? Из отделения будет сложнее, но сейчас-то – как?»

Придя вдруг в неописуемое волнение, Толстяк непроизвольно дернулся – но милиционеры среагировали молниеносно, будто того и ждали.

– Но-но, – проговорил тот, что с автоматом и многозначительно похлопал ладонью по стволу, – не ерзай! А то знаешь как в голове скворечник делают? Нет. Вот так – очень просто… Надо было на него наручники надеть, – сказал он, обращаясь к своему напарнику, – что-то он совсем какой-то… ненормальный. Дергается…

– Да ладно, – сказал второй милициционер, – сиди спокойно. Никуда он не денется. А мы через десять минут уже на месте будем…