Проклятие
Шрифт:
– Королеве Грейвенстоуна не пристало быть такой сентиментальной, – язвительно сказала охотница.
Серильда замерла. Она чувствовала себя одеревеневшей, все ее чувства слишком притупились, чтобы оскорбление Перхты могло ее задеть. Однако она ясно заметила угрозу, мелькнувшую в хищной улыбке охотницы.
Серильда поежилась.
Внезапно опустевший зал показался ей слишком тихим. Исчезли темные. Исчезли призраки замка и навещавшие их духи. Ушел и ее отец.
Ушли все; остались лишь Серильда, Перхта, Эрлкинг, бог смерти да призраки пятерых детей, которых ей до сих пор не удалось спасти.
Серильда
Перхта бросила на нее проницательный, жестокий взгляд, от которого у Серильды волосы встали дыбом.
– Жалкая девка.
– Готово, – сказал Эрлкинг. – Снимай с нее оковы.
Лицо Велоса омрачилось, но в следующий миг кандалы на запястьях Перхты разомкнулись. С лязгом упав на пол, они исчезли в клубе черного дыма.
Перхта даже не взглянула вниз на освобожденные руки. Она не сводила глаз с Серильды, и ее недобрая улыбка стала еще шире. Затем, не глядя на Эрлкинга, Перхта схватила его за ворот туники и резко притянула его к себе. В последний момент повернув голову, она накрыла его губы своими.
Ее глаза закрылись, вторая рука зарылась в его длинные волосы. Король обнял ее за талию, целуя ее в ответ.
Поцелуй был страстным, одержимым и даже, кажется, отдавал местью. Серильда не знала, что делать и как себя вести; ее щеки горели от стыда. Ей трудно было избавиться от чувства, что этот поцелуй – еще и грозное предупреждение, вот только кому? Ей? Эрлкингу? Ольховый Король утверждал, что Перхта не станет ревновать, но Серильда не была так уж в этом уверена.
Перхта закончила поцелуй так же внезапно, как и начала.
– Ты тосковал по мне? – промурлыкала она.
– Как луна тоскует по солнцу, – в тон ей ответил Эрлкинг.
– Гадость какая, – пробурчал Фриш.
Эрлкинг отстранился от Перхты, пожирая ее глазами.
– Добро пожаловать домой.
– Да, – вступил в разговор Велос со странной победной улыбкой на лице. – Наслаждайся своими часами в мире смертных, Перхта Пергана Дзампери. Ибо я буду рад приветствовать тебя снова и проводить к твоим темным братьям, когда взойдет заря после Скорбной Луны.
Эрлкинг вопросительно поднял бровь; его пальцы, побелев, сжались на бедре Перхты.
– Так мы не договаривались. Я выполнил свою часть сделки, и ты должен выполнить свою.
– Я освободил охотницу, как ты и просил. – Велос поднял свой фонарь выше. – Однако, не имея надлежащего сосуда, ни один дух не может задержаться в мире смертных. Так что на рассвете ей придется вернуться в Ферлорен.
Серильда ожидала, что король зарычит, разразится проклятиями… но он неожиданно улыбнулся.
А потом и вовсе расхохотался от души.
– Ты принимаешь меня за глупца? Конечно же, у меня есть для нее подходящий сосуд.
С этими словами он столкнул
ногой крышку деревянного гроба.Крышка соскользнула и свалилась набок, обнажив лежащее внутри тело Серильды.
Серильду начала бить дрожь. Когда она видела свое тело раньше, в каретном сарае, на нем было то же невзрачное платье в пятнах грязи и обычные башмаки, в которых она прибыла в замок Адальхейд. Но теперь ее тело было облачено в льняную блузу, свободно облегающую живот, с развязанным открытым воротом. Еще на нем были бриджи для верховой езды и черные кожаные перчатки, прекрасные сапоги до колена, и рубиново-красный плащ, больше напоминающий кровь, чем бархат – точно такой же, какой сейчас был на плечах у Серильды-духа. Волосы, до этого небрежно заплетенные в две растрепанные косы, теперь были тщательно расчесаны, распущены и волнами падали на плечи. Лицо лежащей в гробу девушки было отмыто от грязи, а ее губы и веки смазаны маслом, блестящим в свете факелов. Серильда не узнавала себя. Перед ней была не дочь обычного мельника. Она смотрела на охотницу, на воина… на мать, светящуюся жизнью, растущей внутри нее.
– Мне пришлось немало потрудиться, чтобы достать его, – продолжал Эрлкинг, – но я полагаю, что этот сосуд отлично подойдет.
У Велоса исказилось лицо, но он не проронил ни слова. Перхта неторопливо подошла к гробу и посмотрела на тело Серильды. Она провела пальцем по голени и бедру, потом медленно, очень медленно по выступающему животу. Хотя Серильда ничего не почувствовала, она вздрогнула от этого прикосновения.
Перхта подняла глаза на Эрлкинга.
– Слишком слаба, – язвительно заявила она.
Серильда возмущенно фыркнула, но никто не обратил на нее внимания.
– Только на вид, – возразил Эрлкинг. – Но у нее оказалась на редкость сильная воля. – Король с гордостью улыбнулся. – Черта, которая, я не сомневаюсь, передастся и нашему ребенку.
Палец Перхты прочертил круг по животу, в котором росло дитя.
– С ребенком ты здорово придумал. Новорожденный… мой собственный.
– Которого ты выносишь, – добавил Эрлкинг. – и родишь сама.
Серильда расправила плечи.
– Ну уж нет. Это мой ребенок!
Она шагнула вперед, но Перхта встретила ее взгляд с такой ледяной насмешкой, что ноги Серильды будто примерзли к полу. У нее перехватило дыхание.
– Это мое тело, – сказала она. Ее голос дрожал и срывался. – И мое дитя. Пожалуйста. Не делайте этого.
Задержав взгляд на Серильде, Перхта подошла ближе к гробу и запустила длинные ногти в волосы лежащего перед ней тела.
– Тебя и не узнать.
Пропустив волосы сквозь пальцы, она задумчиво провела по плечу тела, затем по его руке.
Охваченная невыразимым страхом, Серильда смотрела, как пальцы Перхты скользнули вниз к запястью, где торчала стрела с золотым наконечником.
– Ч-что вы делаете? – потрясенно прошептала Серильда.
Охотница ухмыльнулась.
– Принимаю весьма дорогой подарок.
– Стойте, – из горла Велоса вырвался гневный рык. – Эта женщина не согласна. Следовательно, сосуд не подходит. Заклинание не сработает. – Он сжал руку в кулак. – Ты проиграл, Эрлкинг. Я забираю всех, кого ты мне отдал, и буду ждать охотницу на рассвете.