Пронзающие небо

Тут прорезался хор резких, каменистых голосов — которые отличались только по грубости своей:

— Нет, нет — не хотим ждать! Мы и так истомились в подземном царстве, не хотим терять ни минуты праздничной ночи! Пусти!

— А я говорю — подождёте несколько минут — ничего с вами не станется; зато будете награждены таким угощеньем…

— А-а-а! Чуем — молодая кровь! Не надо ничего готовить — мы их так проглотим!..

— Вы же знаете — это против правил!..

Яга пыталась загородить проход, однако её отстранили, фигуры более массивные — это были те самые ожившие каменные истуканы, которые уселись на лодку подземного перевозчика первыми. Они не смогли бы протиснуться в дверь, несомненно раздробили бы створки, однако ж дверь, так легко как пасть принимающая пищу расширилась, так же расширилось и пространство горницы, иначе прибывшим гостям просто негде было бы разместиться. Это увеличение было примечено и Алёшей и Олей, однако ж они совсем не удивились, так как были поглощены иными заботами: Алёша кое-как, извиваясь как гусеница, смог подползти к Оли, и зашептал:

— Каким-то образом — ты должна полностью отвлечь их внимание… Настолько отвлечь, чтобы они даже и о еде позабыли…

В это время прогремел один из каменных голосов:

— Да! Свежее, хорошее мясо! И зачем их готовить!..

В избу вошли только три фигуры — самые массивные, самые важные, остальные разбежались безобразить по лесу. Эти три бесформенные, корявые фигуры в одно мгновенье опустились на лавку, и лавка под их тяжестью передёрнулась, затрещала, даже и в пол вдавилась, но всё-таки выдержала; самая массивная из фигур, распахнула пасть, которая оказалась настолько громадной, что могла бы в одним махом проглотить целого быка; раздался утробный, булькающий голос:

— Терпеть больше не могу!.. Ну, хозяйка — давай нарушим; давай я проглочу эти девчонку не приготовлённой; заодно и тебя от лишних хлопот избавим.

— Есть законы…

— Да кто за этими законами следит? Неужто Кощей? Да он сидит в своей пещере от всего мира взаперти! Так кто же?..

— Та сила, имя которой нам лучше не произносить…

— Так уж и следит?.. — вздрогнуло уродливое создание. — …Да — лучше не произносить, а то нагрянет, отберёт добычу…

И Алёша и Оля конечно догадались, что речь идёт о тех светлых духах, о тех божествах, которые расцветали весной и которые сейчас потеряли часть своей силы; догадались они, конечно и о том, что Сила, имя которой даже и произносить боялись эти создания, была конечно же Любовью…

Неуместное воспоминание о тех силах, которые некогда свергли их, потомков хаоса в подземное царство, привели каменных истуканов в некоторое уныние, и этим то и воспользовалась Оля — своим ясным, переливчатым голоском, она проговорила:

— Не хотите ли послушать одну печальную и очень красивую историю, которая приключилась в Древние Дни?..

Глазищи — выпученные, чёрные и кровавые, жадные и поддёрнутые кровавой пеленой — все разом обернулись к ней. Зарокотали, загоготали, зашипели, захрипели:

— А голосок-то у неё с-с-славный! Даже и жалко…

— Не слова о жалости!

— Ну, так и пусть расскажет напоследок. То-то нам услада от её голоска будет! Ха-ха-ха!

— А я хочу знать — будет ли в этой истории смерть?! — поинтересовался один из истуканов.

— Да — в этой истории есть и смерть… — тихо отвечала Оля.

— А — ну тогда хорошо! Смерть — это хорошо. Ты рассказывай, и готовься, что по окончании тебя саму ждёт смерть.

— Я знаю, что В Конце меня ждёт смерть. — ровным голосом отвечала Оля.

— Итак, — это очень старая и очень грустная история… — начала Ольга.

Алёше стоило большого труда не поддаться чарам её голоса — не остаться, слушать вместе с иными чудищами, но осуществлять то, что он задумал прежде. Собственно, замысел его заключался, чтобы снова выйти из тела, и попытаться что-нибудь сделать: он в общем то и не знал, что именно он может сделать, но он просто не видел какой-либо иной возможности…

Дальше я приведу ту историю, которую рассказала Оля.

* * *

Случилось это в давние, давние времена, в те далекие годы когда Кощей Бессмертный обладал великой силой и темное королевство его считалось непобедимым. Много зла случалось в мире в те далекие годы, но и все доброе было более возвышенно и чисто нежели сейчас. Тогда жила в маленькой деревушке, которая стояла средь огромного дубового леса, девушка по имени Марьюшка, и была она и душой и телом прекрасна и чиста словно луговой цветок, а в те часы когда солнце касалось ее волос они вспыхивали ослепительным волшебным цветом — в них, словно на поверхности воды отражались лучи солнца. Жила девушка не тужила, другой жизни не знала; помогала отцу и матери, и с подругами по грибы, да по ягоды ходила. Любила Марьюшка смотреть на небо — хоть и маленькую его часть видно было среди крон высоких деревьев, но и эта маленькая толика притягивала внимание Марьюшки.

— Ах, — вздыхала она часто глядя на птиц, которые пролетали где-то в синеющей выси над деревьями, — Как хотела бы я чтобы и у меня выросли крылья как у этих птиц! Тогда бы я взлетела в самую эту глубину, посмотрела бы из нее на наш лес, и летала бы и кружилась там до того как иссякли бы мои силы! Целый бы день в этом чудном просторе кружила!

Такая у нее была мечта, но она никем с ней не делилась, думала что над ней станут смеяться. Так и берегла она эту мечту как самое большое свое сокровище.

И вот как-то раз, в ночную пору, лежала она на соломе, на крыше своего дома и любовалась звездами и луной. Вдруг послышался ей голос — мягкий и нежный словно перина и чарующий, западающий навечно в душу, словно рокот морских валов и вечный словно небо. Голос этот пел песню и хоть не понимала Марьюшка не единого слова, все ж, была эта самая чудная песнь которую она когда-либо слышала.

И спросила она тихо своим прекрасным чистым голосочком:

— Кто здесь?

Воцарилась молчание, а потом тот же голос ответил ей:

— Я.

И тогда Марьюшка увидела что в воздухе прямо над ней витает сотканный из самого светлого облака дух, и Марьюшка сказала тогда то что вырвалось из самой глубины ее сердца, выразила то что заполнило ее в тот миг:

— Возьми меня с собой, — говорила она, и по щекам ее от волнения и от душевного пламени катились слезы, — Я знаю что ты, кем бы ты ни был больше не вернешься сюда, улетишь вот сейчас, а я останусь здесь на земле и до конца своей жизни буду помнить и страдать глядя на небо! Возьми же меня ввысь, я хочу летать, хочу быть птицей!

Вот что отвечал ей дух:

— Мне и больно и приятно слышать твои слова девушка. Приятно потому что говоришь ты их от всего сердца, а сердце твою чисто как и душа, я вижу твою душу, она рвется из тела ввысь, в небо и это прекрасно! Но… боль — видишь ли, ты рождена на земле и ты смертна как и все люди, и твой удел — взращивать хлеб свой и детей своих до дня смерти, а потом…

Тогда глаза Марьюшки вспыхнули словно две звезды:

— Но я не желаю этого удела! Никто не спросил меня хочу ли я этого, и я не смогу жить на земле! Небо мой дом, бесконечное небо!