Пропащие девицы
Шрифт:
Поднявшись с кровати, Роббс набросила на плечи халат и, отыскав среди кучи своих вещей, разбросанных по полу, смартфон, отключила его и выбросила в мусорное ведро на кухне.
– Пошло все к черту, – хрипло пробурчала Уильямс себе под нос и открыла холодильник. Вытащив бутылку молока, девушка обессилено опустилась за стол и начала с жадностью пить.
Она несколько иначе представляла себе это утро. Например, еще вчера казалось, что слезы просто не имеют свойства высыхать, а уже сегодня ей была противна даже сама мысль о том, что она могла плакать из-за Патриции или Джека. Это новое, совершенно незнакомое ей чувство пустоты, оно заполняло собой все.
Сорвавшись с места, Робби вытащила из кухонного ящика упаковку
Первое, что попалось ей на глаза – пластинка Джека. В мусор! Ох, как же он потешался все это время! Ну ничего, теперь никто и никогда не посмеет причинить ей боль. Никогда.
Что дальше? Ну, конечно! Подарки этой лживой сучки Патриции Бэйтман! Робин начала потрошить свой шкаф в поисках подаренной подругой одежды. Платье от Дольче, платье от Валентино, блестящие лубутены, как у Диты фон Тиз – все это отправлялось в мусорные пакеты. Затем наступила очередь книг и всяких милых девчачьих штучек, которые Робби бережно хранила еще со времен их учебы в школе. Выбрасывая все, что еще вчера казалось ей таким важным и жутко любимым, девушка только сильнее стискивала зубы, пытаясь сдержать вновь выступающие на глазах слезы.
Спустя несколько часов Робби сидела посреди кучи вывернутых из шкафа вещей и жевала мятное печенье. Обводя взглядом свою комнату, она вновь и вновь натыкалась на фотографию Джонни Кэша. Помедлив еще с минуту, Уильямс содрала фото со стены и смяла. Когда в ее руке остался лишь небольшой шарик черно-белой бумаги, девушка метким броском отправила все, что осталось от Джонни, в один из мусорных пакетов.
– Трехочковый! – нервно хихикая, прошептала она. При всем уважении к мистеру Кэшу, сегодня она твердо решила избавиться от любого упоминания о том, что когда-то Патриция Бэйтман была ее подругой.
В эту минуту кто-то постучал в дверь ее квартиры. Вздрогнув, Робин запахнула свой мягкий халат и на носочках прокралась в прихожую. Посмотрев в глазок, девушка отшатнулась. Мельком взглянув в зеркало на свое заплаканное, бледное лицо и спутанные волосы, Уильямс только громко вздохнула и открыла дверь.
– Я знаю, что обычно так не поступают, – извиняющимся тоном начал Крис, с сочувствием оглядывая Робби с головы до ног. – Но… Вчера ты так плакала, что я… Если не хочешь никого видеть, только скажи, и я уйду… Просто я хотел убедиться, что ты будешь в порядке…
Это было в его глазах. В его голосе. В его доброй, немного печальной улыбке. Крис будто извинялся за то, что вообще может улыбаться сейчас, когда ей самой так больно.
Подавшись вперед, девушка обвила руками шею музыканта и прижалась к нему всем телом. Его теплые ладони осторожно коснулись ее спины, едва ощутимо поглаживая тонкие плечи. Крис лишь сильнее притянул к себе Робин, чувствуя, как она начала тихонько вздрагивать от подступивших к горлу рыданий.
– Спасибо… Спасибо тебе… – глотая слезы, шептала девушка. Она уткнулась носом в его плечо и тихонько пробормотала: – Мне так больно, Крис!.. Мне никогда не было так больно…
И если бы только он мог подобрать подходящие слова… Чтобы вся ее боль навсегда ушла.
Продолжая сжимать Робин в своих объятиях, мужчина думал лишь об одном: он никогда не оставит ее.
Спустя некоторое время Робин сидела на диване в гостиной, укрывшись своим пледом с леопардовой окраской и наблюдала за тем, как Крис скромно хозяйничает в ее кухне, пытаясь заварить чай.
Вряд ли он сегодня вообще был здесь, если бы Робин не позвонила ему среди ночи и не устроила истерику по телефону. Она уже и сама не помнила, что именно говорила. После того как девушка услышала то, что рассказала Патриция Джареду, она вообще мало что помнила и соображала. Будто кто-то нажал не на ту кнопку. Сбой ебаной программы. Замыкание. Провал. И такси, в которое она запрыгнула с требованиями везти ее в ближайший бар, и бармен, которому она пыталась излить
душу, вливая в себя бессчетное количество коктейлей… Все это теперь казалось ей таким смазанным и далеким. А потом Робин позвонила Крису и говорила, говорила, говорила… Она говорила, задыхаясь от слез, боли и обиды. В надежде на то, что он сможет понять ее. Единственный, кто остался у нее теперь.– Как странно, – едва слышно проговорила девушка. – Здесь так тепло, а мне кажется, что вокруг все покрылось льдом…
Она поежилась и натянула плед до самого подбородка.
– Ты уверена, что не нужно вызвать врача? – подходя ближе, Крис протянул девушке чашку с горячим чаем и опустился на диван рядом с ней. – Может быть, это…
– Я в порядке, Крис, – перебила его Робин, пытаясь улыбнуться. – Спасибо тебе за все.
– Кажется, я когда-то слышал это…
– А, к черту!.. – Уильямс опустила глаза. – Не хочу больше ничего скрывать. Я чувствую себя ужасно… Ты и сам видишь. Прости…
Крис тепло улыбнулся и прошептал:
– Я обещаю, все будет хорошо… – он с нежностью провел пальцами по ее щеке, осторожно смахивая слезинку. – Все пройдет. Поверь мне, все проходит, Робин. Мы справимся с этим…
– Ты сказал «мы»?.. – спросила она, тихонько всхлипывая.
– Я буду рядом, – пообещал Крис, пытаясь заглянуть в глаза Робби. – Столько сколько понадобится. Я всегда буду рядом…
В ответ она лишь слабо улыбнулась и снова отвела взгляд.
Шум. Посторонний. Настойчивый. Раздражающий. Он заставил Патрицию подняться с постели на следующий день, когда она, проваливаясь в глубокий тяжелый сон, желала вообще не переживать свой день рождения и просыпаться. Она не хотела встречаться с последствиями вечера лицом к лицу. Проще было бы просто сбежать, как она делала раньше. Но простые варианты навсегда исчезли из ее жизни четыре года назад.
Что бы ни произошло, как бы ни было больно, придется вставать и жить дальше со всеми последствиями. Слишком многие от нее сейчас зависели, чтобы бросать их и бежать. У нее еще остались люди, которые ее любят, и ради них она должна пережить это и попытаться исправить, что еще можно. Собрать осколки того, что не склеишь, и выбросить к чертовой матери вместе с Джеком Уайтом. И если понадобится, то в принудительном судебном порядке.
По залу деловито сновали сотрудники клиннинговой фирмы. Они недовольно щурились на недопитые выветрившиеся бутылки дорогого шампанского и с раздражением хмыкали, убирая осколки вазы и разбросанные цветы. Патти чувствовала себя здесь чужой. Все было как-то совершенно нереально, будто находилось в тысячах миль отсюда, в чьем-то другом сознании. Ее тоже заметили далеко не сразу. Удивительно, как безжизненно снующая меж осколков вчерашнего праздника девушка оставалась незамеченной. Как призрак. Призрак жизни, которая опять раскололась на до и после из-за одного и того же мужчины.
«Пора бы уже поумнеть, Патриция Абигайль Бэйтман», – сказала она сама себе и горько усмехнулась, хмыкнув. Получилось из ряда вон плохо, больше похоже на жалобный всхлип.
Одна из женщин, которые сворачивали ковер, чтобы отправить его в химчистку, вздрогнула и отпустила край, за который держалась. Он шлепнулся о пол с противным хлюпающим звуком, будто вода затопила его куда серьезнее, чем вчера казалось. Поднялась выше ватерлинии и затопила к чертям всю ее квартиру. Печаль. Боль. Безнадега.
Она подняла взгляд на Патти и смутилась, увидев хозяйку. Растерянная, помятая, всколоченная ото сна, она не выглядела ни властно, ни стервозно, не была сукой, которая правит миром и бросает деньги на ветер по любому удобному случаю. Бэйтман куталась в свой сумасшедше дорогой шелковый халат, как нищенка в ветошь. Девочка, пытающаяся исчезнуть.
– Кофе, мисс? – спросила женщина. Мексиканский акцент. Смуглая, с темными вьющимися волосами. Она смутно напомнила Патти Мариссу, которая работала у ее родителей горничной.