Пропащие девицы

– На твоем месте, я бы поговорил с Патти, – выпалил Крис. Он давно хотел сказать ей об этом, но все время ждал подходящего момента. Из того, о чем Робин рассказала ему за последние сутки, он сделал вывод, что именно ссора с Бэйтман мучает девушку сильнее всего. Ему самому Патти не особенно понравилась. Но Крис был одним из тех людей, которые привыкли давать другим несколько шансов. Несколько попыток или возможностей все исправить. Его собственная жизнь состояла из них, из этих взлетов и падений, раз за разом предоставляющих ему еще один шанс.

Обняв себя за плечи, Робин ответила:

– Даже если бы я могла говорить с ней, неужели ты думаешь, что я смогла бы начать доверять ей, как раньше?

– Со временем, – мужчина притянул Уильямс к себе и заключил в объятия.

– А если у меня не получится?

Этот вопрос. Когда-то его уже спрашивала об этом женщина. Его жена. Бывшая жена. Она постоянно сомневалась. Каждая, даже самая незначительная мелочь в ее жизни подверглась сомнениям. Стремление сделать все правильно, достичь долбаного совершенства… От одной мысли об этом ему становилось грустно.

– Крис?.. – переспросила Робби.

– Прости, я задумался, – ответил он, пытаясь улыбнуться.

– Что же мне делать? – девушка смотрела на него так, будто он был единственным человеком во вселенной, который знал ответ на ее вопрос.

– Оставить все в прошлом, – прошептал музыкант. – И поговорить с Патти. Ты должна дать ей возможность все объяснить…

– Мне кажется, ей я точно ничего не должна!.. – в голосе Уильямс вновь звучала обида. – Это она обманывала меня несколько месяцев и спокойно наблюдала за тем как… Боже, Крис, да из-за нее, из-за ее лжи я причинила боль Тому, и теперь он ненавидит меня! Если бы я только знала, что…

– Но ты не знала! – впервые мужчина повысил голос. – Ты не знала. Все случилось так, как случилось. Черт возьми, просто постарайся ее выслушать!..

Откинув со лба прядь выбившихся из хвоста волос, Роббс улыбнулась и проговорила:

– У тебя потрясающий дар убеждения, мистер Мартин.

Следующие несколько дней пронеслись ураганом и вытянули из Патти последние силы похлеще работы. Вся банда, которая с легкой подачи Дика, но не Грейсона, решила именовать себя бэйт-семейством развела бурную деятельность вокруг стола, будь он неладен, и начала превращать девственно-чистые просторы ее квартиры в рабочую зону.

Самой инициативной оказалась Скай, она даже съезжать в отель не собиралась, просто бросила свою сумку возле многострадального дивана, обозначив тем самым свое место жительство на время редизайна квартиры Бэйтман.

Вначале Патриция пыталась возмущаться и гнать непрошенных помощников взашей, грозясь всевозможными казнями вплоть до увольнения, но довольно быстро сдалась под их напором и только согласно кивала в ответ на все предложения. Она понимала, что им абсолютно все равно, как и ей в ее состоянии ненависти к себе, как будет выглядеть их импровизированный временный офис, что все это затеяли только ради нее самой, но ничего не могла поделать со своей хандрой, и от этого еще больше себя ненавидела. Ебаный замкнутый круг.

И вот на третий день, когда бурная деятельность пошла на спад, а семейство собиралось разъезжаться по домам, Скайлер опять закрылась с Патрицией на кухне, чтобы изложить ей очередную гениальную концепцию черт знает чего. Иендо всегда так делала, когда ее посещал внезапный приступ вдохновения: затаскивала Бэйтман в закрытое помещение, будто она могла сбежать из собственного дома прямо в объятия журналистов, которые все еще не теряли надежды достать ее, и не дослушать очередной гениальный план дизайнера.

На этот раз дело касалось не многострадальной квартиры, стены которой теперь украшали не только черно-белые снимки, а куча пестрой жути, которая пришлась бы по вкусу Джареду Лето, а самой Патриции Бэйтман и ее предстоящего фотошота. По крайней мере, прикрывалось все это безобразие благородной целью. А на самом деле Скайлер беззастенчиво пользовалась каждым разговором по скайпу с фотографом Vanity Fair, чтобы под любым, даже самым ничтожным предлогом, обработать бедолагу на, как она выражалась, плодотворное сотрудничество вне рабочего процесса.

Потому-то Патти скорее удивилась, что разговор о деталях фотосессии назрел только сейчас, а не был неотъемлемой частью их ежедневной рутины. Скай вдохновенно толкала речь о том, какой этот парень гений, не забывая между делом вставлять замечания о его бицепсах и татуировках. А Бэйтман, то и дело переспрашивала ее, уж не Макс ли Уильямс зовут гения. И все время получала отрицательный ответ вместе с раздраженным взглядом.

– В общем, мы решили, что розовый будет идеальным цветом, – завершила Иендо свою пламенную речь в защиту гениальной концепции гениального фотографа.

Патти недоверчиво прищурилась и учинила Скай настоящий допрос по поводу того, как выглядит этот самый не Макс Уильямс, который уж точно, будь у него такая возможность, не преминул бы воспользоваться ею для подобного розыгрыша. Но Иендо задолбалась составлять словесный фоторобот и показала недоверчивой параноичке фотографию своего объекта обожания, развеяв последние сомнения на его счет.

– Ну так что? Раз мы выяснили, что это не Уильямс, будешь красить волосы?

– А не слишком ли это? Я же все-таки…

– Ты не поняла, Пи, это не вопрос был, а утверждение. Ты красишь волосы сегодня после обеда. Я бы и сама с тобой сходила, – девушка накрутила локон цвета потускневшего электрик и с тоскливым вздохом пропустила волосы сквозь пальцы, – но Шон прилетает уже сегодня, и мы должны обсудить с ним последние приготовления при личной встрече.

– Только давай не в моей квартире, Скай.

– Да за кого ты меня принимаешь! – возмутилась девушка. – Журнал снял ему квартиру в центре на время съемок.

– Высокого полета птица, – усмехнулась Патти.

– Собирайся давай, а не то опоздаешь, – фыркнула в ответ Скайлер.

Чтобы найти очередного гения, по определению Иендо, который должен был сотворить с волосами Патриции магию, опять же по ее же убеждению, а по мнению Бэйтман пиздец феерических масштабов, надо было потратить немало времени. Этот парень был андеграунднее самого андеграунда, и потому Патти все больше переживала за свои волосы и придумывала аргументы своему взбунтовавшемуся естеству, почему, собственно, ей не сбежать от судьбы прямо сейчас, раз гениальный мастер и волшебник обосновался так глубоко в трущобах ЛА, как она не забиралась во времена своей мятежной молодости.