Пропащие девицы
Шрифт:
Руки ее дрожали, тщетно она пыталась успокоиться, отрешиться от написанного и не делать поспешных выводов. Как же просто она следом за СМИ обвинила его во всех тяжких, как просто поверила. Поверила ведь. Иначе не было бы так больно дышать.
Девушка попыталась поставить стакан обратно на стол, но промахнулась, и он упал, разбившись вдребезги об кафельный пол. Точно в замедленной съемке, Патриция наблюдала за тем, как по полу в швах между плиткой растекается апельсиновый сок, а мелкие осколки стекла дребезжат и колеблются целую вечность, задавая амплитуду ее собственной нервной дрожи. Казалось, все было до смешного просто. Будто она смотрела снятое на суперсовременную камеру видео в замедленной съемке. Вот она возьмет
Вот сейчас в кухню войдет Джаред, как всегда улыбчивый и бодрый, и развеет все эти глупые сплетни. А пока… Патриция поджала под себя ноги, съеживаясь на маленьком и без того табурете, точно разлитый сок и мелкие осколки стекла могли взобраться по его тонким ножкам и причинить ей еще большую боль.
– Что за шум? У нас взлом с проникновением? – Джей энергичной бодрой походкой зашел в кухню и остановится перед лужей апельсинового сока.
Все было так нормально, так привычно, но чувство тревоги, вспыхнувшее в сердце, не покидало, наоборот, оно разрасталось и захватывало все новые территории, словно стихийное бедствие. Жестокое и неконтролируемое.
– Это правда? – Патриция притянула ему планшет. У нее не хватило сил даже улыбнуться ему в ответ.
Джаред долго всматривался в экран, слишком долго для того, кто увидел о себе очередную небылицу. Патти же тем временем опять прокручивала в голове все те таинственные звонки, его внезапные спады настроения и скрытные дела.
После которых он становился неузнаваемо тихим и озадаченным. Правда. Этот кошмар, кошмар, который она заслужила, ослабив контроль, позволив себе забыться, стал явью. И что бы он ни сказал дальше, ни одно его слово не способно вытащить ее из вязкого кошмара, липкого, неприятного, тянущего в пропасть ощущения мертвой пустоты. Точно как тогда в Нэшвилле. Что бы он ни сказал, Патриция знала, что должна сделать.
– Патти… – он запнулся. – Я…
Тишина начинала раздражать, и это было, пожалуй, даже хорошо. Злость намного лучше слез. Она должна быть сильной, иначе просто не сделает того, что должна. Не уйдет.
– Давай я тебе подскажу, Джаред, – Бэйтман со злостью уставилась на мужчину, голос сам сошел на крик, нервный, истеричный, на грани гребаных слез. – Ты трахал Аннабелль Уоллис, а теперь она говорит, что ждет младшего Лето! И твой виноватый вид подтверждает то, что это не просто ее больное воображение, я…
– Это все не имеет никакого значения, Патти, – он бросился к девушке, но она отшатнулась, упершись в кухонный стол.
Сама мысль о его прикосновении стала ей до глубины души противной буквально за одно мгновение. Всего долю секунды назад она боялась того, что его объятия не оставят в ней ни гнева, ни обиды. Боялась, что всласть проплакавшись, простит все и будет прощать дальше, как все эти глупые безвольные бабы, которых она так презирала.
– Все решится, я поговорю с ней, – продолжил он, отчаянно пытаясь вернуть ее внимание, но девушка смотрела куда-то мимо, ее мысли были не с ним, и Джаред был готов многое отдать, лишь бы узнать, о чем она сейчас думает. – Я люблю тебя, Пи, – он опять сделал шаг вперед, пытаясь заключить ее в объятия, – слышишь?
– Я не хочу!.. – Бэйтман отчаянно вырывалась из его рук, избегая его взгляда, потому что в глазах уже стояли слезы. В ее голосе было столько боли, что мужчина невольно отстранился, он просто не мог поверить, что причиной ее был он. Кто говорил ей, что любит, обещал быть рядом, поддерживать и оберегать от страданий.
Он вообще много чего говорил ей в последнее время, много нереального, волшебного, красивого.
И сейчас все эти слова ополчились против нее. Патриция чувствовала, что вот-вот падет под их тяжестью, а потому, собрав все свое мужество, подняла на него взгляд и дрожащим голосом произнесла:– Я не хочу быть женщиной, которую ты любишь…
Мысли ее были где-то далеко. Она успела поговорить с кем-то по телефону, но вряд ли запомнила с кем и о чем, мысленно проститься со всеми вещами, оставленными в доме у Лето, ведь твердо намеревалась туда больше никогда не возвращаться, и бесцельно пялиться в окно на до тошноты знакомые пейзажи. Последнее, пожалуй, получалось у нее лучше всего.
Хотя начать надо было совершенно не с этого. Мысли ее были. Уже это можно было назвать маленькой победой, ведь, как говорил один из мудрецов прошлого, cogito ergo sum. Мыслю, значит, существую. Осознавать свое существование было делом полезным и даже первостепенным. Патриция Бэйтман уже когда-то проходила этот этап, тогда она даже сочла, что жизнь ее кончена, сама она пуста и весь смысл в момент иссяк. Больше такой роскоши девушка позволить себе не могла. Слишком много жизней сейчас было связано с ее, чтобы эгоистично решить, будто ее собственное волшебное и мгновенное исцеление от боли стоит десятков болей других людей.
Патриция Бэйтман осознавала не только себя, а и то, что мир вокруг тоже никуда не делся. Он беспощадно отсчитывал каждое мельчайшее изменение с атомической точностью. Время деньги, по признанию финансового аналитика из одной любопытной книги, уже давно превратилось в противоположное. И у нее не было лишних денег, чтобы купить упущенное время. Потому, когда такси остановилось у ее дома, она тут же стремительно шагнула навстречу миру, убедив себя, что готова бороться дальше.
А мысли продолжали свою немного нестройную, но напряженную работу. Они продолжали строить планы, возводить плотины и восстанавливать то, что восстановлению еще подлежало, как трудяги муравьи у себя в разрушенном муравейнике. Роились, сновали, в панике метались с самым драгоценным, чтобы уберечь его от еще больших увечий и пытались спрятать это еще глубже.
– Мисс!.. – водитель бежал за девушкой, уже не первый раз окликая ее. – Вы не заплатили.
Она обернулась, только встретившись со шквалом вспышек у самого входа в кондоминиум. Журналисты жадно ловили каждое ее движение, каждую эмоцию. И таксист, задержавший ее у входа, был просто подарком судьбы. Градом посыпались вопросы о том, что будет с их браком, правда ли, что они с Лето будут воспитывать ребенка Аннабелль, и как же Бен Аффлек.
Дрожь, нервная, лихорадочная опять пронзила ее тело. Все, над чем она так трудилась, шаткий образ спокойствия и безразличия грозился пасть под их напором, Патти поспешила расплатиться с водителем, не заботясь о сдаче, и сбежать в спасительное спокойствие холла.
Память вновь по-дружески подарила ей забвение. Она не помнила, как прорвалась сквозь толпу журналистов, пересекла холл и скрылась в лифте, точно так же, как не помнила и побега из дома Лето.
В первый раз Патриция опомнилась уже в такси, сейчас же ее увлекли за собой голоса людей. В квартире, как она ни надеялась, пусто не было. Скай и Макс, как обычно, правда, с ленцой и без особого остервенения переругивались между собой. Они бы и не заметили Патти, если бы она сама себя не выдала, оступившись на ровном месте.
– А вот и наш грозный шеее.. – фраза оборвалась на полуслове, с лица Скайлер исчезла улыбка, когда она увидела Патрицию.
Ни грозной, ни главной она не выглядела. Девушка замерла, словно вор, которого застукали за его черным промыслом. Она медленно сделала шаг назад от туфель, которые выдали ее с потрохами, и старалась не поднимать взгляд на своих друзей.
– Хэй, Пи, что произошло? – голос Скай на этот раз звучал озабоченно, она смотрела на Бэйтман с сочувствием, склонив голову на бок.