Пропащие девицы

Ему даже начало казаться, что лучше вернуться и… Нет! Нет! Нет!

В его машине темно. Водитель приветливо улыбнулся ему, открывая дверцу. И вокруг остался только город, погруженный в ночные огни.

– Не вполне уверен, что только что произошло, – лениво сладко протянул Фассбендер, – но это надо определенно повторить, чтобы разобраться.

Патриция, вытирая мокрую после душа кожу, потянулась к телефону, готовясь записать в напоминания новую встречу.

– В начале недели я не могу, – пробормотала она, ложась рядом с Майклом, – надо поучаствовать в жизни журнала несколько активнее.

– Может, четверг? – предложил Фассбендер, тоже уткнувшись в свой «айфон».

– Нет, только не в четверг, – тут же отозвалась Бэйтман. – По вторникам и четвергам я занята. Время для женатиков, знаешь ли… – добавила с ленцой.

Майкл отложил телефон, сверля взглядом безмятежную Патрицию.

– Что это? – удивилась девушка. – Осуждение? Не у одного мистера Фассбендера есть на примете запасные варианты. Знаешь, иногда приятно пообщаться с человеком, который при слове «Прада» представляет не только сумки и обувь.

– Только вот мои, кхм, запасные варианты не состоят ни с кем в браке. Вы полны тайн и неожиданностей, мисс Бэйтман. И кто же этот счастливчик?

– Не могу сказать, чтобы не скомпрометировать его предвыборную кампанию. Будущий сенатор, я полагаю. А я его вскорости бывшая любовница. Он все никак не может со мною объясниться, а я не собираюсь облегчать ему задачу.

– Тогда в пятницу, коварная женщина?

– С удовольствием.

– Если будущий сенатор освободит твое ложе раньше, звони.

Комментарий к Глава 4. Секс и Город

* Сленговый термин, употребляющийся к людям, которые имели сексуальные отношения на борту самолета.

** (нем.) женщина.

Плейлист к главе ищите по хештэгу #AF_LG_4 на страничке паблика https://vk.com/doyoubelieveinfaeries

Подписываемся, ставим лайки, комментим ;)

========== Глава 5. Угрозы и уговоры и инстаграм ==========

Это была самая жуткая ночь в жизни Робин. К слову сказать, она так и не смогла уснуть. К утру уставшая от слез и терзаний девушка провалилась в неглубокий тревожный сон, но тут же проснулась, услышав в коридоре отеля чьи-то разговоры и смех.

Голова раскалывалась, глаза покраснели от продолжительной истерики. Робби смотрела на свое отражение в зеркале и видела совершенно другую девушку. Бледную и испуганную. На шее начали появляться синяки, которые оставил ей Джек на память о сексе в Pacha.

Забрав в хвост растрепанные волосы, девушка провела рукой по своей шее и поежилась. Перед глазами его взгляд, обезумевший и такой страшный… Его руки, губы, его движения. Принуждение. Грубое, не знающее пощады.

Уильямс вернулась в кровать. Она чувствовала себя использованной, отвратительной, грязной… Это именно то ощущение, когда ты мог бы отдать все, что угодно, лишь бы твое тело больше твоим не было. Хотелось содрать с себя кожу, разбить все ебаные зеркала, в которых отражалось то, что ты теперь ненавидишь!..

Где-то на тумбочке звякнул ее «айфон». На ощупь дотянувшись до гаджета, Робин взглянула на экран. Сообщение от Влашихи. Уже третье. Он спрашивал про НьюЙорк, концерт и о том, не хочет ли она встретиться по возвращении, ведь у него есть еще несколько дней до поездки в Хорватию.

Подумав немного, девушка набрала короткое сообщение и отложила телефон в сторону.

Душ, кофе и «авиаторы» от Ray Ban не помогли решить проблему «синей» шеи, следы от удушья на которой становились все заметнее. Робин в панике перебирала вещи, которые взяла с собой в поездку. Ничего подходящего. Кроме кучи ненужных блядских тряпок!

Она твердо решила – никто ничего не узнает. Не потому, что Патриция разнесла бы это в прессе и устроила Джеку публичную казнь. И не потому, что боялась последствий всего этого. А лишь потому, что она, проглатывая всю свою боль, непонимание и страх, пыталась искать для Уайта оправдание. Пыталась найти хоть малейшую причину, которая помогла бы ей понять, что произошло и что было с ним не так… Или, может быть, с ней?!. Вдруг все это и правда ее вина?!

Кое-как замазав синяки на шее плотным слоем тотального крема от YSL, Робин схватила сумку и отправилась в первый попавшийся магазин одежды с намерением купить бадлон или что-то, что поможет скрыть шею.

Стоя в примерочной, Уильямс натягивала на себя хлопковый черный бадлон Adidas и еле сдерживалась, чтобы вновь не заплакать. В этот момент ее «айфон» взорвался звуками «Run Nigga Run» от Снупа, заставив девушку оторваться от разглядывания собственной печали в отражении.

– Патти, доброе утро!.. – Уильямс старалась говорить как будто ничего не произошло. – Как спалось? Хотя, держу пари, ты вряд ли выспалась с этим мужиком!

Мельком взглянув на часы, она вышла из примерочной, прихватив сумку и футболку, в которой пришла в магазин. До самолета оставалось несколько часов.

Робин Уильямс была патологически плохой лгуньей. К ней не надо было даже применять изощренных психологических приемов, чтобы понять, что она кривит душой. Ее притворство было настолько ужасным, что не сошло бы для трешевых индийских фильмов ужасов. Поверить ей мог разве что какой-то влюбленный по уши дурак или один из восторженных фанатов, которые фотографировались с ней в супермаркете, но не Патриция Бэйтман. Она прощелкивала и не таких крепких орешков. Знали бы в Куантико о ее сверхспособностях, давно бы завербовали.

А вот Уильямс спалилась бы на лжи в первые несколько минут допроса, даже Кэла Лайтмана звать не пришлось. Ее неспособность играть натурально могла бы запросто поставить крест на карьере в модельном бизнесе, если бы не одно «но». Ее способность искренне радоваться каждой, пускай даже самой малой победе и по-детски очаровательно восхищаться работой стилистов и дизайнеров очаровывала последних чуть ли не до беспамятства. Они прощали девушке опоздания, некую несобранность и хаос на съемочной площадке, который она вносила своим безудержным весельем.

Именно в неподдельности чувств, запечатлеваемых на фотографиях, и был ее успех. Каждому рекламному фотосету с Робин Уильямс верили, потому что все ее эмоции были чистейшей правдой. Она могла быть игривой, потому что получать деньги за несколько часов валяния на простынях египетского хлопка было для нее игрой, она была сексуальна, потому что платье, в которое ее нарядили стилисты, хотелось трахнуть, она была печальна, потому что эти очаровательные «лубутены» все-таки надо было вернуть после съемки.