Пропавший

– Я.

– Вот! Бают, сам князь тебе кубок невероятной красоты подарил.

– И это припоминаю.

– Не каждого князь рядом с собой на пиру за стол посадит. Честь великая! А еще с утра на площади глашатай указ княжий счел. Исправник ты наш городской теперь.

– Все правда.

То, что его исправником назвали, Андрея удивило. Вроде вчера князь его по-другому назвал. Да какая, в принципе, разница? Не полицейским же, нет еще таких слов в лексиконе.

– Позволь рядом присесть?

Андрея это неприятно удивило.

– Заведение твое, ты хозяин – чего разрешение спрашивать? Садись, коли дело есть.

Хозяин присел на лавку напротив:

– Именно дело. – Он наклонился к Андрею. – Бабка одна паршивая в Кривом переулке, недалеко от постоялого двора живет.

– И что?

– Перевар делает да мужикам продает.

Андрей сразу догадался.

– Конкуренция?

– Ась?

– Говорю – покупателей отбивает?

– Как есть отбивает, – закивал головой хозяин. – Да ладно бы еще перевар хороший был, а то всякую дрянь туда добавляет. Приструнить бы ее… А я в долгу не останусь.

Андрей засмеялся. Ну все как в его времена, ничего нового.

– Ладно, а как дом ее узнать?

– Самый захудалый в переулке – ее. Крыша соломой крыта.

М-да, можно сказать – не приступил еще к службе, а уже первый донос и первое дело наклевывается.

Половой принес еду.

– Да ты кушай, я мешать не буду, – хозяин удалился.

Андрей поел под пристальным взглядом посетителей, расплатился и пошел на торг. Все новости там, глядишь – что-нибудь полезное для себя услышит. А потом – к княжескому ключнику. Надо узнать, что он должен делать, перед кем отчитываться и где у них тюрьма – или как там она называется?

Пока Андрей шел по улице, на него оборачивались, шептались. Такая известность ему не нравилась, но изменить что-либо он был не в силах. Город маленький, едва ли не каждый житель на виду.

На торгу вокруг него образовался круг, как вокруг неприкасаемого. Думал послушать новости, и сам стал объектом интереса. Потому Андрей поспешил уйти с торга.

Княжеский ключник встретил его приветливо.

– Говорил мне о тебе князь, Андрей.

– Ты уже имя знаешь?

– По должности положено. Что хотел-то?

– Какие у меня права?

– Ты о чем говоришь?

– Если тать или разбойник сопротивляться будут, что мне можно?

– Все, что хочешь. Если на месте злодеяния застал, да еще и видаки есть, даже жизни лишить можешь – по «Правде» так писано. А убивца и повесить можно на людном месте, скажем – у дороги, в назидание другим.

– А если я татя поймал, куда его?

– Известное дело, в поруб.

– Это тюрьма, что ли?

– Где ты слов таких набрался? В неметчине? В порубе злодеи содержатся до суда. Не виноват – отпустят. Виноват – или казнят, или виру наложат. Чего же им попусту сидеть? Кормить родня должна, а если нет родни, князь, что ли, их поить-кормить должен? Так никакой казны не хватит.

– Разумно. А оружие какое-нибудь мне положено?

– Иди к старшему дружиннику, проси, что надобно.

– Понял, спасибо.

Старший дружинник на просьбу Андрея распахнул дверь арсенала и, зевнув, перекрестил рот:

– Бери, что любо.

Андрей подосадовал, что раньше не продумал, что ему выбрать. Вдоль стен стояли копья, на полках лежали сабли, колчаны со стрелами, луки; на стенах висели щиты. У другой стены на полках хранились кольчуги, бахтерцы, смазанные маслом. Оружия вроде много, но все не то. Для боя с врагом – в самый раз, но не ходить же ему со щитом? Смехота да и только.

– Ну, подобрал?

– Мне бы плетку да что-нибудь вроде дубинки.

– Шестопер возьмешь?

Дружинник указал на шестопер – оружие вроде дубинки, на конце которого были приделаны железные пластины. Таким только головы проламывать.

– Нет.

– Тогда пошли к шорнику, плети он делает.

Шорник занимался изготовлением конской сбруи – седел, уздечек; он же делал и плетки. Андрей выбрал себе плетку по руке, взмахнул пару раз. Семь кожаных хвостов со свистом рассекли воздух. Пожалуй, с такой и дубинка не нужна.

– Беру.

– Владей, – безразлично сказал шорник.

Андрей не знал, с чего начать службу, поэтому направился к бабке в Кривой переулок. И трактирщику потрафить надо, и с сомнительной личностью познакомиться – наверняка там отбросы общества собираются. Злачные места как магнитом притягивают к себе маргиналов.

Кривой переулок Андрей нашел быстро и так же быстро определился, какая из изб имеет соломенную крышу – на остальных домах крыши были из деревянных плашек, уложенных на манер черепицы, или из деревянного горбыля, поскольку доски стоили недешево – ведь дерево надо было пилить вдоль ручными пилами.

В полусотне шагов Андрей остановился, понаблюдал.

К дому периодически подходили мужики и быстро возвращались. Кто-то нес в руке заветный кувшин, другие выпивали по кружечке в избе – когда проходили мимо Андрея, запашок от них был специфический. Точно, не напраслину навел на бабку трактирщик.

Водки в эти времена еще не было, как и государственной монополии на торговлю ею, а стоялый мед, так же как вино и пиво, продавать не воспрещалось. Но с торговых людей, трактирщиков брали своего рода налоги: десятину на церковь, мыто при ввозе товара в город, и еще – в княжескую казну. В каждом городе это было по-разному: где с дыма, то есть с печи, где с души. Причем население, или души, считалось только мужское, женщины и дети не учитывались. Понятно, что бабка не платила ничего.

За час, что простоял Андрей, мимо него прошмыгнуло к бабке шесть человек – поболее, чем в трактир. Туда приходили не только выпить, но и поесть. Однако и обороты у бабки!

Андрей пошел в избу.

Калитка держалась на одной кожаной петле и не закрывалась. Старый сруб наполовину врос в землю и глядел на улицу маленькими подслеповатыми оконцами.

Андрей открыл невысокую дверь и, едва не приложившись темечком о низкую притолоку, вошел.

Весь дом внутри – одна комната, посередине печь. В избе грязно, сильный специфический запах дрянного самогона, называемого переваром.

К нему тут же подошла старушка, одетая в тряпье.

– Чего будешь брать, соколик?

– Ничего. Я исправник городской, князем назначен.

Бабка изменилась в лице, глаза злобно сверкнули:

– Злодейку нашел! Шел бы ты отсель подобру-поздорову!

– Угрожаешь, старая?

– Тоже мне, испугал!

– Налоги в казну не платишь? В поруб тебя посажу.

– Так нет у меня ничего, напраслину люди возводят! – Бабка решила сменить тон на жалостливый.

– А вот я сейчас посмотрю.