Пророчество
Шрифт:
— Оттуда вы не увидите, — сказал Говард, оборачиваясь ко мне. — Подойдите ближе.
Он протягивал мне какой-то предмет, закутанный в льняную тряпицу. Я сделал еще шаг, и Говард развернул, показал мне книгу в потертом кожаном переплете. Ноги мои вдруг ослабли, как будто меня окатили ледяной водой, сердце пропустило удар — я замер, а потом рванулся вперед, позабыв и про шпагу, и про английское королевство, про жизнь и про смерть.
Неужто та самая книга, которую я разыскивал в Венеции и Париже, в Оксфорде и Лондоне, пятнадцатая, пропавшая книга египетского мудреца Гермеса Трисмегиста? Та книга, что была вынесена из горящего Константинополя и доставлена великому Козимо Медичи, передана знатоку Платона и греческого языка Марсилио Фичино, а тот отказался делать перевод, когда
— Загляни, если хочешь. — Говард отбросил великосветские манеры, перешел на «ты», глаза его блестели, он скалил зубы, как злобный мальчишка, поддразнивающий приятеля лакомством в полной уверенности, что тому ни крошки не достанется.
Кивком он поощрил меня: открывай! Дрожащими руками я приподнял верхнюю крышку переплета, и на миг Земля перестала вращаться, время остановилось, стук собственного сердца доносился до меня как будто извне. Старые, ставшие жесткими страницы, местами выцветшие греческие буквы едва угадывались, но едва я начал читать, как все сомнения в подлинности текста исчезли. Говард вновь кивнул, явно довольный, когда я принялся переворачивать страницы, жадно пожирая строку за строкой, готовый все отдать за день, только день наедине с этой книгой, за возможность досконально изучить ее, переписать, впитать до капли. Но Говард быстро терял терпение:
— Пропусти начало, Бруно. Раскрой сразу на середине.
Я послушался и, как только раскрыл книгу подальше от первых страниц, понял, что значила звеневшая в голосе Говарда почти истерическая, издевательская нота. Я увидел ряды греческих букв, попытался прочесть… Глядя на мое изумленное лицо, Говард залился смехом:
— Видишь, Бруно? Теперь понимаешь?
Мне казалось, я проваливаюсь в бездонный колодец. Несомненно, то же самое почувствовал Говард, когда завладел этой книгой и раскрыл ее. Я опустил взгляд на страницу и покачал головой:
— Текст зашифрован.
— Да уж! Суть книги, ее священная тайная суть настолько опасна, что автор не решился записать ее обычным способом, прибег к секретному коду. В прологе Гермес упоминает о «Великом Ключе», Clavis Magna. Но ключ спрятан в другом месте, отдельно от книги, у меня его нет. — Взгляд Говарда полыхнул безумием. — Четырнадцать лет! Дважды семь лет я пытался взломать этот код! Перепробовал все известные мне системы криптографии, но не смог, он так и не поддался мне!
Я следил за ним, приоткрыв в изумлении рот. Четырнадцать лет он бился, пытаясь расшифровать запись и обрести тайну бессмертия. Мне стало его жаль. Неудивительно, что Говард питает склонность к безумно честолюбивым планам: он, конечно, слегка тронулся умом, чудо, что еще вовсе не рехнулся.
— Но у Фичино был ключ, — пустился я рассуждать вслух. — Тот самый, Великий Ключ. Он смог прочесть книгу, в том числе зашифрованную часть, потому и отказался ее переводить.
— Либо ключ где-то есть, либо его можно вычислить, — устало согласился Говард. — Но как найти его, Бруно? С чего начать?
— У Ди в библиотеке множество книг по криптографии, — ответил я и посмотрел ему прямо в глаза. — Но это вам и так известно.
Говард изогнул бровь:
— Попросить его помощи? Признаться, что книга, из-за которой его чуть не убили, у меня? Разумеется, я не раз пытался выяснить, нет ли у Ди среди его бумаг и рукописей — быть может, неведомо для него самого — Великого Ключа. Я подсылал людей к нему в дом под видом ученых
из других городов, я и сам рылся в его книгах, когда знал, что Ди должен отлучиться. Но мне едва ли удалось проникнуть в тайны его библиотеки. — Лицо Говарда омрачилось, он посмотрел на меня так, словно только что припомнил, с кем говорит. — Ничего, скоро Джону конец. Елизавета не будет больше закрывать глаза на его делишки, и, даже если ему сохранят жизнь, имущество конфискуют. Тут-то я и заполучу его книги. — Хотя глаза Говарда мерцали безумным блеском, голос его холоден и сдержан; может, он и лишился отчасти рассудка, но неумолимое стремление к цели все еще не оставило его. И слова о неминуемой участи былого учителя — признание.— Нед Келли — один из ваших шпионов?
Говард потер острую бородку, словно вспоминая, о ком идет речь:
— Келли. Прожженный мошенник, но фантазия у него работает, и он умеет втираться в доверие. Правда, со мной у него этот номер не прошел.
— Со мной тоже.
— Джоанна, служанка, привела его ко мне. Отыскала на какой-то ярмарке, он дурачил народ карточными фокусами. Она решила, что он мне пригодится. Кто бы мог подумать, что Келли с такой легкостью очарует Ди, станет главным человеком в его доме.
Насмешливый тон Говарда не на шутку разозлил меня, и я покрепче вцепился в книгу.
— Вы наняли Келли и велели ему «вызывать духов» для Ди, навлечь на него позор и кару, — сквозь зубы заговорил я.
Говард хихикнул в ответ.
— Я же знал: если Ди поверит, будто ему удалось вступить в общение с духами, он не удержится от соблазна и похвастается королеве. Ей тоже неймется выйти за пределы знаний, доступных смертным, но в ее совете хватает врагов оккультных искусств: Уолсингем против, и Бёрли, и я сам, разумеется, — произнес Говард и хвастливо похлопал себя по груди. — Ди рухнет как подрубленное дерево, вот увидишь. И мне не придется больше страшиться, как бы он не разоблачил мое прошлое, мои тайные занятия магией. — Сложив руки на груди, Говард оглядел меня с головы до ног. — Осталось лишь разобраться с тобой, Бруно.
— А девушки? — Неукротимая ярость рвалась из моей груди. — Они умерли ради того, чтобы придать достоверности чудовищным пророчествам Келли? Чтобы обвинить Ди и в убийстве, чтоб уж наверное покончить с ним?
Придворная выучка помогала Говарду при любых обстоятельствах сохранять равнодушное выражение лица, но я рассчитывал, что столь откровенное обвинение хотя бы на миг сорвет с него маску, и я подмечу некий проблеск вины, признания, но вместо этого увидел изумление, а затем гнев.
— Девушки? Иисусе Христе, Бруно, ты подозревал меня в этом? — Он, казалось, и впрямь был поражен, уязвлен, но я напомнил себе, что передо мной политик, опытный в искусстве обмана. — Да ведь это было бы нелепо: привлекать таким образом внимание к заговору против королевы в тот самый момент, когда мы готовим вторжение и успех наш целиком и полностью зависит от внезапности! С какой стати я бы пытался сорвать план, на котором основана моя будущность?
— Пророчество Неда Келли во всех подробностях предсказало смерть Эбигейл Морли. — Я слегка понизил голос, утратив первоначальную уверенность. — Откуда он их взял?
Говард нетерпеливо отмахнулся:
— Келли — идиот, его воображение питается дешевыми памфлетами. Он прочел о первом убийстве и «предсказал» второе, а убийца нанес второй удар, вот и вышло, как будто Келли что-то там «провидел». Для нас, для планов вторжения ничего хуже этих убийств и придумать нельзя. Католиков хватают, допрашивают, во дворце утроена стража, и за Марией Шотландской тоже следят в оба, а я отправил Трокмортона к вельможам-католикам, уговаривать их присоединиться к нам. Ты в самом деле думал, что я мог таким глупейшим образом все испортить? Крестом клянусь, что за безумие! — Глаза его полыхали. — Конечно, если к этим убийствам приплетут Ди, мне это на пользу, но, уверяю тебя, Бруно, для нас это очень не вовремя. К тому же, — добавил он, охорашиваясь, — подобная вульгарность совершенно мне чужда. Иногда убийство бывает необходимо, но устраивать из него зрелище, гротеск — такое мог натворить лишь человек, в коем тщеславие сильнее доводов рассудка и стремления к цели.