Пророчество
Шрифт:
— Убийства?
Говарды быстро переглянулись.
— Помнишь, дорогая, я тебе рассказывал, что умерла одна из королевских фрейлин? — мягко, успокаивающе заговорил Филип. — При дворе ходят слухи — так всегда бывает, — что это убийство. Ты же знаешь, чуть что — распространяются всякие сплетни.
Дуглас поперхнулся вином и выплюнул его прямо на стол. Анна в ужасе переводила взгляд с рассказчика на мужа. Меня пронзила мысль: а ведь она-то и не знает, как «распространяются всякие сплетни». Она даже про убийства не слышала, хотя одно из них произошло в полумиле от ее собственного дома. Неужто муж держит ее взаперти, как сказочную принцессу?
Пока сотрапезники в неловкости взирали на хозяйку дома, я воспользовался моментом и выплеснул на пол содержимое своего бокала.
— Моя супруга страдает нервами и другими тяжкими недугами, — пояснил Филип Говард, ни к кому в частности не обращаясь, как бы в ответ на невысказанный мной вопрос. — Ее не следует тревожить придворными интригами и мелкими неприятностями.
Анна, ласково поглядывая на мужа, продолжала трепать собаку за уши. Лицо Мари омрачилось: представляю себе, как бы она приняла подобную супружескую заботу. Хорошо хоть, дипломатической выучки хватило, чтобы промолчать. Анна сунула кусочек мяса собаке под стол. Кожа ее была настолько бела, что светилась собственным светом, как снег ясным зимним утром. Больная жена, пожалуй, не помешала бы юному красавцу придворному заводить шашни: Филип Говард мог бы вскружить фрейлине голову, поведав, что жена его слаба здоровьем и вскоре он будет подыскивать ей преемницу. И кем надо быть, чтобы назвать убийство двух молодых девушек «мелкими неприятностями»? Мои подозрения против Говардов вспыхнули с новой силой. Мендоза, к моему удивлению, промолчал, а до тех пор он первым высказывался на любую тему.
Как только посуду со стола убрали, Анна Говард покинула зал, сославшись на усталость, хотя мне показалось, что ее уход был спланирован заранее. Интересно, догадывалась ли она, с какой целью ее супруг и дядя супруга собрали в своем доме столь пеструю компанию? Возможно, Анна Говард отлично все понимала, однако предпочитала делать вид, что не знает, — как ограждала она себя и от придворных новостей. Слуги поставили на стол еще один кувшин вина — поблизости от меня и Дугласа — и обновили свечи в подсвечниках. Генри Говард поднялся с места и перехватил одного из слуг у двери. Все шептались в нетерпеливом ожидании главного события вечера, но вдруг послышался и другой — странный — звук. Все уставились на меня, а я, глянув под стол, увидел, что около моих ног пристроился пес и с жадностью лижет пол. Я смотрел на него с некоторой тревогой и вместе с тем с любопытством: боялся, что он разоблачит мою проделку, но мне странно было видеть пса, охотно лакающего рейнвейн. Филип тоже выгнул шею, высматривая, что делается под столом.
— А, этот пес! Моя жена вечно кормит его со стола, — пренебрежительно заметил он. — Он у нас тут себя хозяином чувствует. Детей-то в доме нет. — Презрительный тон его ясно давал понять, кто виноват в отсутствии наследника.
Генри Говард вернулся на место, слуги удалились, закрыв за собой дверь. Воцарилось молчание — ощутимо иное, чем прежде, все насторожились, подняли головы, подались вперед. Я заморгал, покачал головой; хотя выпил я гораздо меньше, нежели думали мои собеседники, все равно пришлось потребить куда больше вина, чем было мне привычно, и думы мои сделались ленивыми и рассеянными.
— Дело королевы Марии пошло на лад с тех пор, как мы собирались в последний раз, — заговорил Говард, вытаскивая из-под куртки сложенный лист бумаги.
Дуглас подался вперед и наполнил мой бокал, а затем подлил и себе. Говарда этот звук отвлек, и он заметно поморщился, однако, как и подобает хозяину дома, воздержался от комментариев.
— Наш друг дон Бернардино, — продолжал он, указывая на испанского посла, — сообщает, что король Филипп Испанский согласен предоставить герцогу Гизу деньги и войска для нашего предприятия. — Развернув бумагу, он
помахал ею в воздухе, словно вещественным доказательством.Все уставились на него, а я тем временем вылил почти все вино на камыш, и пес принялся с жадностью его подлизывать.
— Мой повелитель с радостью примет участие в великом католическом союзе во имя возвращения Англии под длань Господа! — провозгласил Мендоза, выкладывая свою здоровенную волосатую длань на стол и стараясь не ухмыльнуться во весь рот, но блеск в глазах его выдал: Кастельно прав, испанский посол превыше всего радеет не о славе Господа, а своего суверена.
— И теперь мы всерьез займемся подготовкой вторжения. — Говард на миг приостановился, улыбнулся, вовлекая всех в свою нетерпеливую радость. — Здесь у меня список английских вельмож-католиков, к чьим береговым владениям можно безопасно пристать. Наш не ведающий усталости юный союзник Трокмортон вместе с одним из помощников Мендозы уже отправился в путь, чтобы встретиться с этими господами и обеспечить нам их поддержку. Нам потребуется много мест для высадки войск. — Он передал лист через стол Мари, та внимательно прочла список и кивнула. — Разумеется, возглавляет этот список мой племянник! — Говард слегка поклонился Филипу и так и засиял. — Согласно плану, пять тысяч солдат Гиза высадятся на побережье Сассекса близ Арундела и пройдут через земли графа. Мы уже почти договорились с графом Нортумберлендом, который поддерживает наше дело: через его владения в Петворте французская армия двинется к Лондону. Тем временем двадцать тысяч испанцев высадятся в Ланкастере, и к ним присоединятся восставшие английские католики. Это войско двинется в глубь страны и освободит королеву Марию из Шеффилдского замка. — Он перевел дыхание и отхлебнул глоток вина. — Там к ним подоспеют шотландцы, которые двинутся от границы на юг, верно?
Вопрос был обращен к Фаулеру, и тот ответил утвердительным кивком:
— Маркиз Хантли на нашей стороне, он предоставит своих людей. Точное число мне еще не сообщили, но я уверен, что маркиз склонит на нашу сторону многих шотландских лордов, как только они убедятся, что вторжение состоится.
Дуглас пренебрежительно фыркнул:
— Откуда такие сведения, парень? Давно ли ты побывал в Шотландии?
— Меня, по крайней мере, туда пускают! — нисколько не смутившись, парировал Фаулер.
На это Дугласу возразить было нечего, и он ограничился мрачным взглядом, а я в очередной раз призадумался над причинами вражды двух земляков.
Нетерпеливо вмешался Мендоза:
— Дата уже назначена?
Говард торжественно наклонил голову:
— Запомните это число, господа и… дама. — Он улыбнулся Мари. — Наша славная миссия осуществится тридцатого ноября.
— Тридцатого? — не удержавшись, вскрикнул я.
С другого конца стола Фаулер метнул на меня упреждающий взгляд. Все взгляды обратились ко мне, повисло тяжелое молчание. Я сглотнул, не зная, что говорить. На уме у меня был тот обрывок бумаги, что я нашел в зеркальце Сесилии Эш, там была другая дата, день восшествия на престол, 17 ноября. Я все перепутал?
— Тридцатое вас не устраивает, Бруно? — Говард саркастически изогнул бровь, заговорил ледяным тоном. — У вас на этот день что-то запланировано? Мы перенесем дату для вашего удобства.
Подхалимский смех приветствовал эту шутку, и я приподнял руку, прося всех угомониться.
— Просто я па-а-адумал, — заговорил я, нарочито, как пьяный, растягивая слова, — что вта-а-аржение лучше всего устроить в ба-а-альшой праздник, когда народ отвлечется на торжества. Я-то думал, мы сделаем это в день восшествия на престол.
— Ты думал? — задыхаясь от негодования, переспросил Говард, изо всех сил сжимая одной рукой другую — аж костяшки побелели.
— И к та-а-аму же, — пустился я еще с большим усердием разыгрывать из себя пьяного, — разве убийство не произведет сильнейшего впечатления, если произойдет в самый юбилей? В стране начнется хаос! — И я откинулся на спинку стула, ожидая ответа.
Гробовое молчание. Вокруг — потрясенные, испуганные лица. Фаулер уставился в стол и замер, стиснув пальцами ножку своего кубка. Меня пробила дрожь. Что я наделал?