Прощание с Джоулем

– Куда дальше?
– спросил биорикша, когда шум, теснота и духота центрального проспекта остались далеко позади.

– К храму, - неожиданно для себя самого сказал Май.

– К какому?
– спросил биорикша не оборачиваясь.

– А у вас их много?

– Много.

– Тогда гони к храму Маммонэ. Самому большому и старому.

Биорикша резко взял влево, потом снова нырнул под арку, потом еще под одну и вскоре Дей совсем успокоился, он понял, что инстинктивно взял правильное городское направление.

И действительно, не ехать же сразу в госпиталь? Он все равно никуда не денется, никуда не убежит от них с Джоулем. А вот посетить какой-нибудь храм никогда не помешает. Тем более не какой-нибудь там походный, развернутый пьяным жрецом перед самой атакой в какой-нибудь дырявой полотняной палатке, а самый настоящий - каменный, большой и старый.

Городские улицы, по которым быстрой трусцой теперь бежал биорикша постепенно меняли свой облик. Вокруг становилось все больше зелени и все меньше гражданских лиц. Иногда они казались совсем безлюдными, а кусты, низенькие деревья и лианы росли прямо из щелей домов, они словно бы пробивались сквозь старый бетон и ветхую кирпичную кладку домов докризисной и довоенной постройки, тянулись из этих узких каменных ущелий вперед и ввысь - к высокому и светлому небу.

Иногда в каком-нибудь окне отодвигалась пыльная занавеска, и за ней появлялось сморщенное лицо старухи или в какой-нибудь подворотне мелькала прикрытая грязной холстиной сгорбленная под тяжестью городской жизни спина старого вора, но при этом вокруг стояла такая удивительная тишина, что Дей сразу подумал - вот такой и должна быть настоящая дорога к настоящему храму. Не фронтовая - узкая, изувеченная разрывами ракет и снарядов полевая тропинка, ведущая к какому-нибудь едва прикрытому маскировочной сеткой и дырявым брезентом полевому алтарю, а именно дорога - широкая, зеленая и безлюдная. И чтобы обязательно было тихо вокруг, чтобы не было слышно ни выстрелов, ни разрывов бомб, ни криков, ни навязчивого и бессмысленного лепета хомо. Особенно - этого лепета. Чтобы продвигаясь к храмам по таким вот дорогам можно было хотя бы ненадолго забыться и отдохнуть душой.

Джоуль, казалось, как-то уловил или почувствовал настроение сержанта, он очень скоро тоже пришел в себя и успокоился. Теперь его уши снова стояли торчком, глаза сверкали и в них снова появился интерес к окружающему миру, а хвост энергично стучал по кожаной подушке в такт с хлопками тяжелых сандалий биорикши.

"Кажется, вторая фаза операции тоже прошла успешно, - с облегчением подумал Дей.
– Мы почти доехали. Добрались сюда несмотря ни на что. Интересно, все же, что на самом деле мотивирует квадратных отдавать эти дурацкие приказы? Неужели капитан Зе прав и эти приказы приходят к ним прямо в снах?"

***

Храм

Храм Маммонэ оказался по настоящему большим и действительно старым. А еще он очень внушительно выглядел на фоне разросшейся тропической растительности и был оформлен с большим художественным мастерством. Даже не верилось, что такое сооружение могли придумать и спроектировать какие-то военные архитекторы под руководством мастеров художественной пропаганды из военной контрразведки.

Вся лицевая, обращенная к городу и миру часть храма была обильно украшена тяжелыми медными пластинами с очень реалистичными и анатомически правильными изображениями хомо и животных. Чтобы рассмотреть покрытые благородным зеленым налетом медные горельефы верхнего уровня, Маю приходилось высоко задирать голову, придерживать фуражку рукой и сильно напрягать натуральный глаз.

На горельефах были выдавлены и выбиты различные сценки, взятые как бы прямо из окружающей жизни - низенькие пузатые хомо шли на них в бой, оказывали друг другу интимные услуги, обменивались какими-то предметами, демонстрировали друг другу непропорционально большие и толстые пачки вафель, пели, плясали, занимались воровством, разбоем, кутежами, пьянством, и делали еще массу хорошо узнаваемых, благодаря замечательному искусству неизвестных скульпторов, обыденных вещей. Все эти изображения действительно были выполнены с замечательным мастерством и так искусно, что ни за что на свете нельзя было спутать солдата с криминальным сутенером или городским воришкой, а проститутку с уличным вафельным менялой. Изображений животных тоже было немало и в сценках они как бы прислуживали хомо - возили их на своих спинах, приносили им подстреленную дичь, разминировали дороги, убивали других, вредных и бесполезных животных, охраняли от грызунов, птиц и юрких воришек какие-то посевы, кучи и склады. Одним словом, оформление фронтона могло впечатлить не только бывшего специалиста по античному искусству, но и самого необразованного, полностью равнодушного к любому из двенадцати ныне известных искусств, хомо.

По-видимому, именно этот храм имел в виду капитан Зе, решил Май, рассматривая его внешнее убранство. Сейчас медь считалась одним из самых дорогих и благородных металлов, и фронтоны современных храмов уже давно ею не оформлялись. Весь храмовый новодел сейчас сверкал исключительно золотом, которое использовалось для отделки в невероятных количествах. ОДисс уже пару раз сталкивался с огромными новыми храмами, состоящими исключительно из этого металла. Если пайка на стыках была приличного качества, то швы на этом золоте совсем не были видны и тогда казалось, что они как бы отлиты одним цельным золотым куском. В солнечные дни на такие фронтоны невозможно было смотреть без густо затемненных очков.

Но здесь было совсем другое дело - зеленая медь отлично гармонировала с живой зеленью, что уже выбивалась из всех щелей и пор фронтальной стены старого храма, и как бы струилась по ней веселыми зелеными водопадами. Особенно хороши были молодые лианы, глаз на них словно бы отдыхал.

– Ну что, собака?
– спросил Май у Джоуля, окончив осмотр фронтона.
– Сходим в гости к Маммонэ? Сегодня у нас с тобой такой день, что в любом случае это не помешает.

Джоуль радостно тявкнул и начал быстро перебирать лапами, как бы выражая свое собачье согласие и сержант поставил сапог на первую мраморную ступеньку.

Широкая лестница сначала привела их под высокий и длинный портик, стены которого тоже были украшены медными горельефами со сценами из бытия священной триады, которое до краев было заполнено различными божественными хлопотами, за ним оказался длинный и узкий зал теперь уже с живописными росписями на ту же тему, сразу за которым был еще один круглый зал совсем без горельефов и росписи.

Это был так называемый "очистительный зал" в котором каждому прихожанину или просителю как бы предлагалось очистить свой разум и тело от повседневных быстрых мыслей, скоротечных надежд, мимолетных желаний и всего того остального - низкого и ненужного, что обычно так мешает любому хомо правильно подготовиться к встрече с вечным и неизменным, сосредоточится на нем всем своим естеством.

Из очистительного зала вели три выхода, над которыми висели тяжелые бронзовые плиты. Над центральным выходом висела самая большая медная плита с надписью "М?ММПНё" и знаком "Ь%", над левым - плита с надписью "?FRШDIZI" и знаком "?>>+", а над правым - "М?RZ" и "Щ?+++".

Дей лишь на мгновенье задержал взгляд на этих надписях, и сразу уверенно шагнул в центральный проход.

За проходом располагалось огромное гулкое помещение с высоким куполообразным потолком, настолько высоким, что его верхняя точка была едва различимой в свете многочисленных, но слабых масляных светильников и факелов. В центре огромной залы возвышалась колоссальная медная статуя Маммонэ в образе сидящего тучного мужчины с как бы распростертой над всеми предстоящими пред ним правой дланью. Длань была обращена щепотью вверх, ее указательный и большой пальцы были соединены каноническим кольцом божественного потирания, а остальные персты были развернуты широким благословляющим веером. Маммонэ был завернут в просторную медную тогу и сидел на широком и прочном жертвеннике - каноническом изображении бога Морса. Афродизи в образе канонической хрупкой девушки сидела на левом колене Маммонэ и улыбающийся древний бог заботливо придерживал ее свободной левой рукой. Из-за тяжелого тройного подбородка его улыбка казалась тоже как бы тройной и весьма тяжелой. Май снова задрал голову вверх, чтобы разглядеть все детали как можно лучше и придавил сползающую фуражку левой рукой. Ему очень хотелось рассмотреть эту замечательную скульптуру во всех подробностях. Вероятно, в нем тогда проснулся навечно, казалось бы, уснувший искусствовед, причем - специалист по ранней античности. С Ули Маем тогда, прямо у тяжелых ступней Маммонэ, произошло нечто необычное - такое как бы быстрое и очень сильное раздвоение личности. У первой половины его так неожиданно и очень быстро, почти мгновенно, раздвоившейся личности, у того самого уснувшего, казалось бы, навеки искусствоведа скульптурная группа вызывала острейший живой интерес, а военная часть ОДисса оставалась полностью неподвижной и равнодушной к происходящему.

С первого взгляда своей искусствоведческой половины Май понял, что перед ним настоящее древнее произведение искусства, причем исполненное в подлинном, очень подробном каноническом стиле и с невероятным мастерством. Сейчас такого уже не делали. Даже высокий островерхий колпачок Афродизи был на своем месте, и ее продолговатые двойные крылышки были развернуты под поддерживающей дланью Маммонэ под правильным, приблизительно в шестьдесят градусов, углом. Буква "М" на жертвеннике располагалась точно в центре между тяжелыми икрами Маммонэ и была украшена двумя короткими скрещенными мечами, которые как бы парили над полем очень искусно выдавленных крошечных черепов. Повинуясь старому военному рефлексу, Май поклонился сначала жертвеннику и этой тяжелой букве, а только потом Маммонэ и Афродизи.