Прошедшие войны

Однако командир полка Висаитов не растерялся. Коней собрали, отвели далеко в тыл. Организованно заняли линию обороны. Дважды отбивали танковую атаку противника, уничтожили несколько единиц бронетехники, нанесли урон живой силе врага. В упорных боях две недели держали занятые позиции. В то же время на соседнем участке немцы прорвали линию фронта, вышли к Дону и предприняли попытку окружить полк Висаитова. Не дождавшись приказа из штаба дивизии, командир полка решил отступать за Дон. Ночью в ожесточенном бою 255 кавалерийский полк вырвался из окружения, отбил у противника стратегически важный мост через Дон и без больших потерь переправился на левый берег, заняв там массированную оборону.

Второго августа полк получил приказ отступать на Котельниково, а четвертого августа в голой степи попали под авианалет. В течение тридцати пяти минут 15 бомбардировщиков и 33 истребителя беспрепятственно уничтожали открытые цели. Бойня была жестокой, беспощадной. Такого ужаса и беззащитного положения Цанка до этого не встречал. Всегда в самые тяжелые моменты он до конца боролся, что-то делал и предпринимал. На сей раз было все бесполезно. Он увидел первую воронку, прыгнул в нее, прилип к горячей, пахнущей гарью земле, закрыл в ужасе руками голову и так пролежал до конца этого кошмара.

Из 1400 человек личного состава погибло 842, еще более семидесяти было ранено. Всего в полку осталось 6 коней, остальные были убиты либо разбежались. Двадцать два тяжело раненых воина оставили в селе Верхнекумоярск, среди них был и замполит полка Имадиев. Позже, когда в село вошли немцы, местные жители их всех выдали. Шестерых человек немцы повесили. Капитана Имадиева — как коммуниста, старшего лейтенанта Попова — как красного офицера, еще двух чеченцев, ингуша и кабардинца — как схожих на евреев…

Под Котельниковым остатки полка Висаитова соединились с основными силами дивизии, и далее продолжили в организованном порядке отступление до реки Волги. В восьмидесяти километрах южнее Сталинграда заняли оборонительные позиции, получили приказ — ни шагу назад. С левого фланга от них расположился батальон под командованием полковника Макарчука. В этом батальоне, состоящем из 420 человек, служили одни лишь офицеры. Позже Арачаев узнал, что это подразделение состоит из осужденных ранее офицеров, которые с началом войны послали прошение к Сталину с просьбой направить их всех на фронт. Это были до отчаянности смелые, отважные и грамотные воины, однако их батальон называли презрительно — штрафной.

В первых числах сентября остатки полка Висаитова и батальон Макарчука получили по сто двадцать патронов на каждый карабин и по одной гранате на человека. Это было все вооружение. С этого же времени до декабря, пока не началось контрнаступление, не было никакого снабжения, жили в голой степи, под открытым небом. Питались чем попало, в основном ловили рыбу в Волге и в ее притоках, хотя это было строго запрещено. От холода, грязи, вшей, голода начались тяжелые болезни, армейская дисциплина рушилась, начались массовые случаи дезертирства. Убегали с линии фронта целыми отделениями. И только среди чеченцев и ингушей это явление не наблюдалось.

В конце октября из штаба дивизии получили приказ совершить рейд в тыл врага и взорвать на станции Суворовкино депо по ремонту немецких танков. Возглавить операцию поручили старшему лейтенанту Арачаеву. Для взрывных операций из батальона Макарчука пригласили двух офицеров, профессионалов-подрывников. Двое суток, в основном ночами, двигались шестьдесят воинов до цели. Уверенные в своей силе, увлеченные атакой Сталинграда, немцы не ожидали десант у себя в глубоком тылу. Бесшумно ликвидировав нескольких полусонных часовых, красноармейцы сумели подложить взрывчатку под емкость с топливом. На рассвете второго ноября 1942 года ремонтное депо взлетело в воздух. Получился такой неописуемый каскад взрывов, что пострадали и сами нападавшие. Отступление было тяжелым, с неотступным преследованием и засадами. Группа прорывалась отчаянно, шли наутек на восток, к Волге. На вторую ночь в густых зарослях тростника наткнулись на разведку соседней красноармейской дивизии, вступили с ними в бой. Только после криков раненых поняли, в чем дело. В этом бою с обеих сторон погибло 14 человек. Из шестидесяти человек вернулись обратно к родным позициям только девятнадцать. Сам Арачаев был тяжело ранен в голову. Перевезти его куда-либо в госпиталь было невозможно. Все связи с тылом были отрезаны. Позади была широченная Волга. Два военных врача-хирурга из батальона Макарчука сделали Цанке в полевых условиях уникальную операцию. После этого он долго не вставал. В контрнаступлении нашей армии, начавшемся 13 ноября первым залпом милых «катюш», Арачаев не участвовал, только слышал радостный рев, вместе со всеми, как ребенок, радовался первой победе. А двадцать шестого ноября с перевязанной головой он участвовал в сражении у калмыцкого села Хроти. Первую атаку немцы отбили. Двадцать восьмого числа повторная атака вновь захлебнулась, и только двадцать девятого удалось в упорном бою выбить противника из населенного пункта и уничтожить в голой степи. В эти же дни Арачаев впервые увидел огромное количество пленных фашистов. Это были не те гордые, надменные завоеватели что шли к атаку поздней осенью под Москвой. От тех вояк осталось только жалкая тень. Это были сутулые, позеленевшие от мерзлоты доходяги. Они все были в одних гимнастерках, а на ногах, как валенки, болтались перешитые из шинелей лохмотья. Пленных было так много, что Цанка поразился, как их смогли окружить и захватить в плен. Тогда же ему в голову полезла странная мысль: «Интересно, каким образом эту массу доставят в Колыму?» Иные варианты их использования он посчитал слишком гуманными для Советской власти…

У поселка Садовое осколком снаряда Арачаева ранило в бедро, от падения раскрылась прежняя рана на голове. После этого его направили в тыловой госпиталь. С командиром Висаитовым Мовладом прощались со слезами на глазах. К тому времени от 1400 человек, в основном чеченцев и ингушей, собранных весной под Краснодаром, к зиме осталось в строю около двухсот. Позже, находясь в госпитале, Цанка узнал, что Висаитов за бои под Сталинградом получил звание подполковника и что он назначен командиром отдельного Донского казачьего полка… Они встретились вновь только двадцать два года спустя в Грозном на Параде в честь Дня Победы…

Седьмого января 1943 года Арачаева выписали из госпиталя и направили в Дубовку, севернее Сталинграда. Там он поступил в ряды вновь сформированного 7-го кавалерийского Сибирского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Кириченко, командиром дивизии был полковник Константинов, а командиром полка подполковник Саверский Иосиф Митрофанович. В новом соединении Арачаева приняли очень тепло, с уважением и почитанием. Во всем корпусе не было военнослужащего, имеющего такой же богатый опыт боевых действий. Его назначили командиром разведдивизиона, в его подчинении находилось более ста человек, среди них было семь чеченцев и два ингуша, а всего в полку служило около тридцати земляков. Однако Цанка с удивлением отмечал, что за все годы войны он ни разу не смог выделить кого-либо по нации, и к себе он не чувствовал никакой предвзятости среди окружающих. Все жили в кровной дружбе, делясь последним, думая и говоря на одном языке.

Вместе с тем в армии воцарились новые порядки. В каждом полку были созданы особые отделы — СМЕРШ, численность которых доходила до двенадцати-пятнадцати человек. Этих людей, как огня, боялись даже командир полка и замполит, не говоря уже о младшем офицерстве и солдатах. Они имели отменную форму, привилегированное положение и даже отдельную кухню. В течение боя они отсиживались в тылу, а потом во время коротких привалов днем и ночью ходили молчаливо по подразделениям, все вынюхивали, кругом рыскали, копались во всем.

Как-то в конце января в тридцатиградусный мороз полк совершал ночной марш-бросок на пятьдесят километров. Многие бойцы отморозили конечности. На утро грелись у костров. Несколько человек — случайно или нет — обожгли ноги, обратились к врачам. Двоих из них, сержанта и рядового, особисты обвинили в умышленном членовредительстве и в тот же день перед всем строем расстреляли.

Через месяц после этого произошел инцидент с особистами и у Арачаева. Как-то на совещании в штабе полка начальник особого отдела обратился прямо к нему с неожиданным вопросом.

— А почему старший лейтенант Арачаев во время атаки никогда не кричит: «За Родину, за Сталина!»?

Цанка вовсе не ожидал такого вопроса, весь съежился, побагровел от наглого вопроса, несколько секунд молчал, не находя в гневе слов, смотрел исподлобья на холеное лицо, хотел вскочить и разорвать на куски мерзавца, тыловую крысу.

— А откуда Вы знаете, что я кричу? — встал он резко из-за деревянного стола. — Вы что, участвовали в атаке?

Все боевые офицеры моментально вскочили, стали успокаивать вскипевшего кавказца. Командир полка Саверский, пытаясь сгладить обстановку, бросил какую-то шутку, потом отвел особиста в сторону, что-то объяснял ему. Ночью, когда полковые офицеры остались одни, — пили спирт, охмелев, хором материли дармоедов, восторгались дерзостью Арачаева, однако Саверский просил всех быть осторожными и на рожон не лезть, особенно Цанка.