Прошедшие войны

Харон изредка погонял коня, его толстая фигура и задница при каждом покачивании брички грусно тряслись.

Когда отъехали на приличное расстояние от Герменчука, Харон полез под стул, достал сверток, развернул его и протянул Кесирт кусок белого хлеба.

— На, ешь, — сказал он обернувшись, широко улыбаясь, при этом нижняя толстая губа его отвисла, как у старой, заспанной лошади.

— Нет, спасибо, я не голодна, — ответила она.

— Бери, бери. Когда ты еще белый хлеб съешь? — ухмыльнулся он.

Кесирт осторожно взяла хлеб. Когда Харон отвернулся, с наслаждением понюхала, жадно откусила. Чуть погодя Тутушев снова полез под сиденье, достал большую бутыль, сделал на ходу несколько глотков. Кесирт почувствовала запах спиртного.

— Может остановимся — поедим по-человечески? — спросил Харон.

— Нет, нет. Вечереет, а нам ехать и ехать, — встрепенулась она.

Тутушев ничего не сказал, еще раз отпил из бутылки, противно кряхтел, потом нюхал хлеб, чуть погодя выпил еще, чавкая, заедал хлебом.

— Еще будешь? — спросил он обернувшись, лицо его стало пунцово-красным, под глазами появились черные круги.

— Нет, нет, — спасибо, — ответила Кесирт.

— А это? — он поднял полупустую бутыль.

— Нет, — твердо ответила она, и холодок прошел по ее спине.

— Может выпьешь — согреешься, — противно засмеялся Тутушев.

Она ничего не ответила, съежилась.

Харон сделал еще пару глотков, от толчка брички поперхнулся, обругал матом коня, хлестанул его, и надолго замолчал. Кесирт успокоилась, чуть задремала. Очнулась от прикосновения — большая, мясистая, поросшая густыми черными волосами рука гладила ее по бедру, медленно ползла от колена вверх.

— Убери свои руки! — вскрикнула как ужаленная Кесирт.

— Ха-ха-ха, — раскатисто засмеялся Харон, — что ты орешь? Ничего с тобой не случилось!

Кесирт молчала, забилась в самый угол, всерьез подумала сойти с брички, внутренне напряглась. В это время Харон отвернулся, резко дернул вожжи, что-то пробормотал, смачно сплюнул.

— Что ты важничаешь, кривляешься — наверно соскучилась по мужчине? — спросил он, не обрачиваясь назад.

— Ты о чем? — резко крикнула она, — тебе не стыдно так говорить с женщиной?

— Да ладно, перестань, — усмехался Харон, все еще не оборачиваясь. — Уже и пошутить нельзя с тобой, — затем бросил в ее сторону лукавый взгляд, рассмеялся негромко. — а все-таки наверное все чешется? Сколько ты уже без мужчины?… А скажи мне честно, кто из твоих мужей был лучше?.. Ну в этом плане, конечно, — и он сделал рукой замысловатое движение.

Кровь хлынула в лицо Кесирт сжала она губы в ярости, не знала — что говорить, что делать, как ей быть?

— Ну, наверно Цанка лучше всех, — продолжал Харон. — Говорят, что вы до утра ласкались…. Конечно, он молодой жеребец, а ты уже баба с опытом, повидавшая мужскую плоть…

— Замолчи, дрянь! — крикнула Кесирт, вскочила в ярости, хотела на ходу спрыгнуть с брички, однако заметивший это Харон своей толстой рукой стукнул слегка по ее плечу, усадил обратно.

— Ладно, раз такое дело — поговорим серьезно, — неожиданно строгим голосом сказал Харон, полуоборачиваясь, — Кесирт, ты меня неправильно поняла, извини… Может и я был не прав…, - его глаза вновь увлажнились, смотрели с жалобой. Он облизал толстые губы, сделал паузу, тяжело глотнул, — Кесирт, дорогая, послушай меня внимательно, — только не перебивай — я прошу тебя. — его голос стал мягким, вкрадчивым, даже нежным. — Я давно страдаю по тебе, ты не знаешь, как я люблю тебя… с тех самых пор, как в первый раз увидел на зимней свадьбе… Кесирт, с тех пор я не сплю, ничего не хочу, думаю о тебе… Ты представить не можешь, как я переживал, когда ты выходила в очередной раз замуж. Сотню, даже тысячу раз я пытался поговорить с тобой, объясниться, и вот впервые в жизни представилась мне эта возможность… Кесирт, я человек богатый, при хорошей работе, власти, меня уважают… Я готов на все ради тебя… Помоги мне, не отвергай меня!.. Я люблю тебя! — он смотрел, как голодный щенок, умоляющим взглядом в черные, расширенные от страха глаза Кесирт, — ты не знаешь, как я тебя отблагодарю, — я сделаю все, что пожелаешь… Да и никто ничего не узнает. Будешь жить обеспеченно, сыто… Иногда будем встречаться. Все будет нормально…

— Свинья ты, — перебила его Кесирт, лицо ее горело злостью и решимостью. — Свинья, ты за кого меня принимаешь?

— Что ты орешь, дура? — дыхнул Харон перегаром в ее лицо. — Ты что, думаешь я за просто так здесь с тобой вожусь, или о твоих Арачаевых беспокоюсь?… Платить-то надо за услугу..?

— Не нужны мне твои услуги, не нужны, — она хотела встать, но он вновь усадил ее. — Отпусти меня, — вскрикнула она.

— Куда тебя отпустить? — усмехнулся Харон, — а кто мне заплатит?

— Отпусти меня, свинья! Дрянь поганая! Да ты знаешь кто я такая? Я законная жена Цанка Арачаева… Да, он…

— Ха-ха-ха! Какая законная!?… Ха-ха-ха! Да ты незаконнорожденная дочь Хазы, нагуляла она тебя с Баки-Хаджи, а теперь вот его племянник стал твоим мужем. В кустах нагулялась ты с ним, а он пацан — влюбился в твою задницу, голову потерял, а ты его заворожила — знаю я вас — порода ведьмы Бикажу.

— Скотина! Дрянь!.. Замолчи! — в ярости вскричала Кесирт.

— А что молчать? — нахально ухмыльнулся в ее лицо Харон, — понимаешь ли — она «законная жена Арачаева», — да я и тебя, и всех Арачаевых иметь буду… Вон сидят все, так и будут сидеть, сгниют там — сволочи, а я буду с тобой и со всеми остальными в кустах играться, тем более у тебя насчет этого опыт большой, — Харон повел своей большой ладонью по ее щеке, хотел притянуть к себе.

— Убери лапы, скотина, — зло прошипела Кесирт, отбрасывая его руку.

— Ну, давай подобру-поздорову — чуть-чуть побалуемся и поедем дальше… А я, как и обещал, все выполню.

— Пошел вон, дрянь!.. Ты за эти слова еще пожалеешь, еще заплатишь сполна…

Кесирт сделала новую попытку вскочить, яростно задергалась, однако Харон мощной рукой пригвоздил ее к скамейке.

— Отпусти, отпусти меня, — заорала она.

Харон смеялся, затем отвернулся, стал смотреть вдоль дороги, как бы приглядывая место для остановки. В это время совсем озверевшая Кесирт задумала страшное — она полезла в рукав, стала доставать нож. Неожиданно повернулся Тутушев, увидел край лезвия, в испуге, с разворота нанес мощный удар. Попал прямо в шею. Кесирт как игрушка слетела с брички, неловко приземлилась, простонала от боли. Следом подошел Харон, выхватил из ее рук нож, кинул в кусты. Затем поднял ее на руки, тяжело поднес к бричке, кинул на заднее сиденье, сел рядом, оглядываясь проскакал вскачь еще метров сорок и затем резко свернул в первый проем густого леса и кустарника. Долго ехали меж колючих растений. Голые ветки хлестали больно в лицо, руки. Кесирт охала от боли, слабо пыталась освободиться, плакала, просила Харона пожалеть ее, не губить. Все было бесполезно, — разгоряченный мужчина был подвластен только одному желанию, одной страсти, которая давно теребила его душу и плоть.

По обросшей, едва видимой дорожке уехали на приличное расстояние от дороги. На небольшой сухой, чуть тронутой зеленью полянке остановились. Харон проворно, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, соскочил с брички, привязал коня к дереву, кинул на землю свой полушубок, взял осторожно на руки рыдающую Кесирт, от тяжести мягко положить не смог, у самой земли бросил, сам упал на нее. Кесирт встрепенулась, схватилась за спину, от боли охала, рыдала.

— Харон, я умоляю тебя, отпусти меня. Не мучь… У меня все болит, по-моему от падания я что-то поломала… Пожалей меня…

Харон опустился рядом, часто дышал смрадом в ее лицо.

— Не волнуйся, мы быстро… Ты, главное, не переживай… Все будет хорошо.

Он ладонями обхватил ее лицо, долго любовался им, будто изучал.

— Кесирт, какая ты красивая!.. Ты моя… Наконец моя!.. Я тебя осчастливлю!.. Я тебя люблю, люблю… Я буду служить тебе, — шептал, задыхаясь прямо над ее ухом, обдавая вонью ее лицо.

Своими толстыми, слюнявыми губами стал осторожно целовать щеки, потом впился в губы, присосался в наслаждении, и в это время она со всей силы кусанула кончик его языка. Харон в ужасной боли вскочил, заорал, стал прыгать от нетерпения. А тем временем Кесирт с негнущейся спиной с трудом встала, хромая, со странной гримасой движений, покачиваясь, тронулась прочь в лес. Разъяренный Харон в два прыжка достиг ее, рванул за платье назад. Домотканая ткань треснула, порвалась до пояса вниз. Он развернул ее, страшно матеря, нанес две-три хлестких пощечины, Кесирт упала, закричала о помощи. Харон зажал ей рот, она укусила его мясистую руку.