Прошедшие войны

Из-за скудной еды грудь Кесирт не наполнялась молоком, ребенка кормить было нечем, он всю ночь плакал, в кровь искусывал соски матери. Иногда, чем могла, помогала Табарк, просила сноху переехать жить в их дом. Однако Кесирт отказывалась, боялась проклятой Дихант, да и Авраби скулила, умоляла не брать ее, не оставлять одну.

Свыклась она с Кесирт, и самое главное — привязалась к сыну.

Кое-как дотянули до весны. В начале марта Кесирт, оставив сына под присмотром Авраби, в одиночку, первой ушла в горы на поиск ранней черемши. Из-под глубокого снега, в мерзлом грунте выискивала маленькие, только зарождающиеся корешки съедобной травы. Хотела первой выйти с молодой черемшой на равнинные рынки.

За три дня изнурительного труда накопала четыре мешка черемши и, погрузив их на ручную тележку, потащила товар в Шали, с трудом преодолевая многочисленные горные подъемы и спуски. Ее помыслы оправдались с лихвой, она сумела в обмен на черемшу приобрести мешок кукурузной муки и пуд ячменного зерна.

В тот же день, оставив это богатство на хранение у знакомых, она пошла в милицию в надежде разузнать что-либо о муже. Пользуясь своим обаянием и красотой, смогла дойти до начальника Шалинской милиции — Аки Матаева, он о судьбе Арачаевых ничего не знал, но пообещал выяснить все, что возможно в течение ближайшей недели.

На обратном пути Кесирт повезло — попались попутчики из соседнего села, ехавшие домой на пустой бричке, запряженной буйводицей. Они усадили ее рядом с собой, сзади подвязали тележку. Усталая Кесирт всю дорогу провела в дремоте.

Вечером в доме Авраби был пир — вдоволь наелись кукурузной каши. Потом Кесирт ходила с сыном к Табарк, поделилась с ними мукой, рассказала о встрече и обещаниях начальника Шалинской милиции.

Ночью, прижимая к груди сына, нюхала его, жадно целовала, плакала.

А через неделю вновь потащилась в Шали с четырьмя мешками черешни. На сей раз появились конкуренты, из-за этого удалось обменять свой товар на полмешка кукурузной муки. Однако и это Кесирт считала за счастье и благосклонность судьбы. Позже, идя в милицию, подсчитывала на сколько дней им хватит этой провизии.

Повезло ей и во втором, самом главном деле — начальник милиции сообщил, что Арачаев Цанка находится в Грозненской тюрьме, и что есть возможность сделать ему передачу, а если постараться, можно и увидеть его. А что касается Косума, то его перевели в тюрьму города Ростова-на-Дону, и о нем более ничего не известно.

Загорелась Кесирт желанием увидеть Цанка или хотя бы сделать ему передачу, заразила этой идеей и Табарк. Собрали они последние запасы, и отправилась Кесирт в Грозный. Мучилась она несколько дней в городе — в результате ее даже близко к тюрьме не подпустили, сказали, что нужна справка от сельского ревкома. О чем должна быть эта справка, она так и не поняла, объясняли ей, что на месте все в курсе.

Ни с чем прибыв в Дуц-Хоте, сразу же, не откладывая, пошла к председателю ревкома, тот направил ее к секретарю — Тутушеву Харону. Последний с Кесирт был подчеркнуто любезен, вежлив, однако помочь не мог, потому что не знал, какую справку он должен был дать.

В тот же вечер Харон подъехал к дому Авраби на своей бричке, вызвал Кесирт.

— Завтра я еду по работе в Шали, там все разузнаю, а ты, если нужна справка, послезавтра в обед жди меня у центрального магазина.

Благодарила его Кесирт, чуть не в ноги кланялась, хотя и знала, что Тутушевы во вражде с Арачаевыми. А когда довольная заходила домой, услышала как бы мимолетом брошенную Авраби фразу:

— Смотрел он на тебя — съесть хотел…

— Да что ты болтаешь? — засмеялась Кесирт. — Старый он хрыч, чтобы об этом думать.

— Только в старости об этом и думают, а в молодости — все кажется делается, — грустно сказала старуха. — А смотрел он плохо… Гадина он и подлюка… Верить ему нельзя.

Пропустила мимо ушей ее слова Кесирт, мечтала скоро увидеть любимого мужа, радовалась.

Как и договорились, встретились Харон с Кесирт в Шали. Тутушев суетился, нервничал.

— Ну что, пришла? — говорил он, слезящимися глазами жадно осматривая ее с головы до ног.

— Как видишь, — улыбнулась она, вспомнив сказанную Авраби фразу.

— Так, — хлопнул Харон себя по бедрам, — я нашел человека, который живет в Мескер-Юрте. Он мой знакомый, работает именно в тюрьме, он обещал устроить встречу.

— Спасибо, Харон, — распылалась Кесирт.

— Ну, за спасибо не отделаешься, — озабоченно глядя в сторону говорил он.

Кесирт стала серьезной.

— А сколько он просит? — спросила она в волнении.

— Ну, это не много… Я договорюсь… Ну, я думаю, все будет нормально, — стал успокаивать ее Харон.

— Ты ведь знаешь, что я, в принципе, ничего дать не могу, — сказала Кесирт, — мы еле-еле живем…

— Не шуми, не шуми, — успокаивал ее Тутушев, — потом как-нибудь рассчитаемся… Да и я помогу… Какие могут быть здесь вопросы… Как-никак односельчане… Ну ладно, поскакали. Дни короткие, а по дороге поговорим.

— Куда поехали? — удивилась Кесирт.

— Как куда — в Месхер-Юрт, а завтра вместе с ним в Грозный.

— Мы одни? — еще больше удивлялась она.

— Да, а что?

— Ну, я не знаю.

— А что ты ломаешься как девица?… Нужна ты мне, да и годы уже не те, чтобы обо мне так думать, — насупился Харон, — хочешь — поехали, а нет — мне даже легче, — и он твердо тронулся к своей бричке.

Кесирт закусила губу, кулачком сжала руки, терзалась в сомнении, наконец жажда видеть мужа взяла верх.

— Подожди, Харон, — кинулась она к бричке. — А ночевать-то мы где будем?

— У моего знакомого… Что ты волнуешься — у него жена, дети.

А завтра вместе с ним поедем в Грозный.

— Тогда я хоть кого-нибудь предупрежу из наших, что еду с тобой, а то дома волноваться будут.

— Делай что хочешь, — буркнул Харон, и залез в бричку на переднее сиденье, — только побыстрее, — кричал он вслед убегающей в толпу Кесирт.

Через минут десять-пятнадцать она вернулась вся запыханная.

— Что-то никого не могу найти, — внимала она.

— Да ладно, по пути кого-нибудь встретим, сообщим… Если едешь, залезай. Время бежит.

Кесирт еще мгновение сомневалась, глядела в лицо Харону, хотела видеть глаза, но он отвернулся, что-то засовывал под сиденье. Наконец она решилась, в душе помолилась Богу, бойко заскочила на бричку, села на заднее сиденье, позади Тутушева. Молча выехали из Шали, проехали Герменчук. Дорога совсем стала безлюдной, унылой. День был пасмурным, но не дождливым. Серые тучи сплошной массой закрыли весь небосвод. Однако в воздухе уже пахло весной, свежестью.