Против течения (сборник рассказов)

Серёжа обхватил Оленькины ноги, потянул её на себя, развернул, сзади что–то треснуло, тяжёлая деревянная палка полетела вниз, назидательно треснула по неугомонной Серёжкиной башке... но даже и это его не образумило. Оленька не кричала: «Ма–ма! Ма–ма!» (Да и кто мог её услышать за такими крепкими «золотоносными» стенами). Она сопротивлялась молча, но упорно и отчаянно. Когда Серёжа начал сбрасывать и с самого себя «лишнюю» одежду, из его сапога вывалился блестящий зверобойный кинжал. Оленька увидела этот кинжал, глаза её расширились от ужаса. Но сопротивлялась она уже из последних сил. А Серёжа, наоборот, зверел всё больше и больше. Когда он начал срывать с Оленьки платье, ярость её сопротивления заметно уменьшилась. Может быть, её напугал огромных охотничий нож, может быть, ей стало жалко Серёжу, которого долбанула по башке оторвавшаяся гардина, а может быть, ей стало жалко своего, купленного на нищенскую учительскую зарплату платья (Ну, сколько вам, туповатым кремлёвским бюрократам, твердить: педагогам надо платить больше! А молодые учительницы должны хорошо и модно одеваться). Серёжка–то наш, на самом деле, был готов разорвать в клочья всю оставшуюся на Оленьке одежонку...

Потом он уложил её на кровать... и сразу из бешеного насильника превратился в ласкового и нежного, с утончённым вкусом любовника...

(Всё! Хватит! Занавес! Вам только дай волю, господа кинематографисты! А с нас, несчастных, и так семь потов пролилось на чистую и белоснежную, совершенно невинную бумагу).

Оленька не печалилась и не рыдала о потере своей девственности (Увы, целомудренная самоистязающая жизнь не только вредна для здоровья, но и гораздо тягостнее жизни, проведённой в веселии и любовных, необременительных для тела и души, утехах).

После счастливого спасения Оленькиной сумочки Серёжа стал гораздо чаще оставаться ночевать «у Гены Салова или в пещерке». С Ольгой Юрьевной они жили душа в душу, словно бы давно и упорно искали друг друга (Полиглот Сергей Васильевич, правда, до сих пор вздыхает о том, что не смог основательно изучить французский язык с таким доброжелательным педагогом как Софья Андреевна). Заботливые родители набили полную коляску разными таёжными продуктами, чтобы он отвёз их в город. И Серёжа привёз эти продукты, но не к Свете, как он когда–то мысленно планировал, а, – вы уже догадались – к Ольге Юрьевне.

(Кстати, о мотоцикле с коляской. У Серёжи никогда не было никаких прав, а он свободно разъезжал не только по тайге, но и по городу Миассу.

Вы, наверное, сразу подумали: а почему гаишники не прекратили такое явное безобразие? Всё дело в том, что на их вездеходном транспортном средстве был государственный номерной знак 70–00, который открывал нашему герою свободный проезд по станции и всему городу. Иногда к мотоциклу подходили обмундированные товарищи, но увидев этот номер, поворачивались и благоразумно возвращались к исполнению своих более насущных обязанностей. Всё дело в том, что какой–то большой милицейский начальник тоже оказался отцовским фронтовым приятелем. Они вроде бы даже вместе освобождали Освенцим и, к своему ужасу, одними из первых зашли на его территорию.

Но всё равно отец у Серёжи, Василий Николаевич, был старорежимно честный человек. Однажды он вручил своему сыну «Правила дорожного движения», Серёжа изучил их, безупречно ответил на все тридцать отцовских вопросов, словом, как бы сдал экзамен. А поскольку по вождению у Серёжи был всего единственный прокол: прыжок с мостков в озеро Большой Кисегач, то папа и посоветовал ему съездить в Миасс за заготовленными для него правами, но Серёжа именно в этот момент так закрутился со своими делами, что остался на всю свою жизнь «бесправным» человеком).

(Классики потому и называются классиками, что они всегда и во всём правы. Как это у них: «Вся жизнь театр, а люди в нём – актёры». И на самом деле, комические актёры всегда попадают в юмористические и смешные ситуации, а трагические герои–любовники имеют склонность вляпываться в такое... вы, конечно, уже догадались, кого мы имеем ввиду).

Однажды Оленька увлечённо занималась приготовлением «семейного» ужина, а Серёжа полёживал на её кроватке и почитывал одолженный ему «немкой» Софьей Ниловной толстенный фолиант. Был чудесный и мирный вечерок. Вся окружающая обстановка и сама природа обещали впереди только одни приятности... Да и Оленька, самозабвенно хлопотавшая по хозяйству, была восхитительна. Она заметно похорошела с того памятного вечера. Да и любимец Муз Серёжа не жил, а «как сыр в масле купался». От такого беззаботного счастья он даже поправляться начал... Через открытую дверь он любовался хлопотавшей на кухне Оленькой... И вдруг со двора раздался глухой стук в калитку.

– Это, наверное, Марфа Сергеевна приехала! – просияла Ольга Юрьевна и побежала открывать закрытую на задвижку калитку.

Серёжа решил продолжить чтение. Но со двора через открытую дверь он услышал два голоса: нежное Оленькино сопрано и грубый мужской бас, обладатель которого был не совсем в резвом состоянии.

– Николай! Как вы узнали мой адрес?

– Да у твоей же подруги Надьки Лавровой и узнал.

– Но я вас сюда не приглашала.

– А я, может быть, сватать тебя приехал!

– Извините, Николай, но вам лучше уехать домой.

– А зачем я тогда с работы отпрашивался и с букетом сюда припёрся?

– Не знаю зачем, но я никогда не давала вам повода для таких неожиданных визитов.

– А цветы я тебе раз подарил. Ты же взяла!

– Я просто не хотела вас обидеть. Сейчас вам лучше уехать домой. Вас сюда никто не приглашал.

– И чего ты, Оленька, такая ломака? Другие девчата в общаге так не ломаются. Ты знаешь, сколько я в месяц выколачиваю? Да за меня любая пойдёт!

– Николай! Уезжайте домой. Мне некогда с вами разговаривать.

– А ты чего такая нарядная?... И в фартуке пёстром. У тебя что, гости?

– Да, я жду гостей, но вас это не касается!

– А я пойду и посмотрю на их наглые рожи!

–Николай, вернитесь!

Серёжа во время этого нелепого во всех отношениях разговора успел подняться с кровати и надеть штаны.

В дом ввалился огромный двухметрового роста нестарый ещё мужик с испитой багрового цвета рожей, но с галстуком на шее и букетом цветов в хозяйственной сумке. Он внимательно обозрел все углы и удивлённо уставился на стоящего у стола Серёжу. За его спиной мелькнуло лицо расстроенной Оленьки. Мужик обернулся к Ольге Юрьевне и недоумённо вопросил её:

– А где гости? Тут только какой–то сопляк слюнявый, а гости где?

Серёжа решил вмешаться в этот бестолковый разговор.

– Я пришёл к Ольге Юрьевне за книгой. Ольга Юрьевна! тогда я пойду домой.

– И выметайся отсюда поживее, пока я тебе шею не намылил. – сдобродушничал Николай.

– Нет! – нервно, с отчаянием в голосе прервала его пьяные угрозы Ольга Юрьевна. – Всё, Николай. Или вы уходите отсюда добровольно, или я вызываю милицию.

– Что?! – взревел оскорблённый таким гостеприимством своей предполагаемой невесты принаряженный в праздничный костюм «жених». – Так этот щенок – твой хахаль что ли?! Да я вас сейчас передушу обоих!

Увы, Николай оказался не пустым болтуном, а человеком дела. Он отбросил в сторону свою сумку с жениховским букетом, двинулся всей своей огромной массой на Серёжу, сбил его с ног, повалил на пол и начал яростно охаживать его своими тяжёлыми и крепкими рабочими кулаками. Серёжа вертелся как акробат, уворачиваясь от ударов. Большинство этих ударов пролетало мимо Серёжкиного лица, так как Николай успел где–то хорошо «поддать» в ожидании радостной встречи со своей будущей невестой. Серёжа даже успел сунуть руку к голенищу... Увы, ни сапога, ни верного друга у правой ноги не оказалось. Серёжа был в домашних тапочках, как и положено каждому мирному обывателю в домашнем патриархальном окружении... Сбросить Николая в сторону просто не было никакой возможности: слишком разные весовые категории. Но Серёжа не сдавался и иногда даже колотил кулаком в бок налетевшего на него слона, который на такие пустяки не обращал никакого внимания и продолжал выцеливать огромными кулачищами в мечущуюся перед ним Серёжкину рожицу...